***
Священник что-то говорит, но моё внимание приковано к фигуре, неподвижно лежавшей в гробу. Рыжие волосы, совершенно безжизненные, покоятся на шелковой подушке, неестественно яркие, будто восковые, губы чуть приоткрыты в полуулыбке, глаза закрыты. Такое ощущение, что она просто заснула, что она вот-вот встанет и рассмеётся. Я опять заплакала. Слёзы стекали по щекам, падая на траву, исчезая в земле. Я вспоминала, как раньше она мне рассказывала, что если ты плачешь, а слезы падают в землю, то на этом месте вырастают дивные цветы. Глупое, но удивительно милое вранье. Все подходили к покойнице, я же стояла в стороне, скрывая своё лицо в воротнике пальто. Мать стояла рядом, едва сжимая мою руку. Вот и ее мать подошла к ней и с рыданиями бросилась к трупу дочери, осыпая лоб поцелуями. Затем она отошла, положив что-то к ней, и обернулась, посмотрев на меня. Мне показалось, что ее взгляд говорил: «Лучше бы ты умерла, а не моя дочь». Ком опять подкатил к горлу, как будто что-то сжало мою глотку, мешая дышать. Я подошла последней. Она и при жизни не отличалась особой красотой, но сейчас она была просто ужасна. «Зачем её так накрасили?» - пронеслось у меня в голове. Довольно глупая мысль, не так ли? Но я просто все ещё верила, что она сейчас встанет. Глаза её, с ужасными вульгарными лиловыми тенями, были закрыты, белая, молочного цвета кожа была какой-то неестественно матовой, а щёки были неаккуратно накрашены румянами. Запах… к горлу от него подошла тошнота. Это был не запах мертвячины, как таковой. Это было ещё хуже. Это был тщательно скрываемый запах смерти, смешавшийся с запахом лилий, фиалок, лаванды и роз, сложенный внизу. Я наклонилась к её лицу, прошептав слова, которые она так и не услышала от меня. Слезы капали ей на щеки, смазывая макияж. Оставив поцелуй на ее лбу, я отошла от неё, закрыв лицо руками. Затем гроб закрыли крышкой, погрузили в могилу. Потом закопали…Grave
8 июня 2014 г. в 20:42
Я прошла в кабинет, уже предчувствуя что-то нехорошее. Мужчина сидел рядом с рыдающей женщиной. Я пригляделась и с трудом узнала мать Поли. Что-то внутри испуганно сжалось и запищало, глаза начало щипать, и тяжесть, неподъемная тяжесть опустилась мне на плечи, проникая внутрь, оставаясь где-то на уровне живота, притягивая к земле. Мне хотелось сейчас же уйти из этого серого, затхлого кабинета, убежать и запереться у себя в комнате, не слышать ничего.
- Маша? – тихим, скрипучим голосом спросил мужчина, словно был уверен, что его должен навестить по этому делу кто-то ещё.
Я кивнула. Присев на стул, я сложила руки на коленях и принялась внимательно осматривать свои пальцы. Странно, но даже сейчас я очень хорошо помню ту непонятную мне тяжелую тишину, которая звенела в ушах, ранила их. Помню то чувство, чувство, что вот-вот я должна узнать что-то ужасное, и об этом «что-то» я уже догадываюсь, но упорно не хочу признавать, что это правда.
Прошло минут пять, я подняла взгляд на мужчину. Он что-то говорил. Рот его открывался и закрывался, я слышала слова, но они упорно не хотели складываться в один текст и даже предложения. В ушах звенело, кровь неприятно пульсировала в ушах.
-… Полина мертва…
Сначала я не поняла, к чему он это сказал. Как это Полина мертва? Я её только недавно видела, говорила по телефону, мы даже поругаться успели. Да и в соц.сеть она только недавно заходила. Потом до меня дошло, что то известие о её пропаже не было розыгрышем, а затем меня охватила паника.
Слезы катились по моему лицу, падая на ладони, на грубую ткань джинс, оставляя мокрые следы. В голове звенело, дышать стало невыносимо трудно, а тяжесть, что была внизу живота, разрослась до невообразимых размеров.
- Тебе принести воды? Может быть, хочешь сладкого?
Я посмотрела на этого мужчину и увидела, что он уже привстал. Ему было действительно неудобно в обществе двух рыдающих женщин. Я пожалела, что мать осталась за дверью этого ужасного кабинета. Меня тошнило, кровь стучала в висках, всё в глазах кружилось, переворачивалось, а в груди сердце старалось выломать рёбра. Я боялась посмотреть на её мать, боялась увидеть подтверждение её смерти в заплаканных глазах этой женщины, так как мой мозг всё ещё не хотел в это верить.
- Нет… - я произнесла это твёрдым голосом немного погодя, взяв себя в руки, сдерживая рыдания.
Этого же просто не может быть! Сейчас в эту дверь войдет Полина и всё встанет на свои места! Это всего лишь её глупый розыгрыш! Этого не может быть!
Вопреки своим стараниям, я зарыдала, пряча лицо в ладонях. Невыносимые печаль, горе, паника, обида, скорбь разливались по моему телу, отравляя воздух в лёгких, вытекая из меня горячими слезами, которые будто прожигали кожу.
Её мать что-то сказала мужчине, подала ему руку, и они вышли. Они не имели права оставлять меня здесь, как позже объяснила мать. Но тогда… что я могла предпринять, как не попытаться развеять этот ужас вокруг меня?
Я протянула дрожащую руку к папке с подписью «изнасилование» в верхнем углу, лежавшей на столе. Фотографии сами выпали оттуда, должно быть, он показывал это её матери. Испугавшись, я откинула папку от себя, пихнув фотографии ногой. Но даже этих мгновений хватило мне, что бы увидеть… Там было изувеченное скрюченное нагое тело в крови, кровоподтёках и синяках. Волосы были грязными, склеившимися из-за крови и грязи, губы разбитые и посиневшие, все лицо в грязи, песке, глаза открыты и словно стеклянные. Я с трудом бы узнала там мою Полю, если бы не родимое пятнышко и небольшой синяк, оставленный мной на её шее.
Рыдания вновь подошли комом к горлу, вырвались каким-то диким криком… В кабинет вбежала мать и мужчина, который отчаянно чертыхнулся, увидев раскиданные фотографии. Мать кинулась ко мне, раскинув руки, окружая меня теплом, пытаясь спасти от сумасшедшего отчаяния, раскаяния и горя, охватившего меня тогда.