Пять с половиной дней

- Всё в порядке с Лавандой? – я бы обошлась и без этого вопроса, Падма. И так рассказала бы. Вспыхивает раздражение, довольно частый гость моего сознания и поведения - не люблю, когда с ней что-то не так. И почему-то все предпочитают спрашивать у меня!.. - Да, вполне. Сегодня-завтра очнётся, - говорю я чуть более раздражённым голосом, чем хотелось. Сестра молча опускает голову. Чувствую угрызения совести – ведь она не хотела сделать мне больно своими словами и уже хочу извиниться, как вдруг она отвечает: - Не надо извиняться, я знаю, что тебе стыдно. Сестра пристально разглядывает меня и словно хочет что-то спросить. - Спрашивай, постараюсь не кусаться, - улыбаюсь её сосредоточенному выражению лица. - Я просто хочу спросить, ещё давно хотела, – ты и правда её так любишь? То есть… тебе не нравились парни, ты не хотела встречаться с ними? Падма - единственная, кто знает о наших отношениях с Лавандой. И единственная, кто может заставить меня задуматься – у учителей это не очень получалось… Мы с Лавандой не сразу подружились. Да, общались, сплетничали, но это совсем не то. Лишь спустя месяц-полтора после начала учёбы мы начали дружить. Я ей завидовала, поначалу. Пухленькая, мягкая, аппетитная, такая весёлая, общительная… А я была маленькой и худенькой, казалась себе не особенно одаренной внешне. «Паучок» - так ласково называл, да и сейчас называет меня папа за мою внешнюю хрупкость и ловкость. Я не обижалась, мне нравились пауки, но было обидно и завидно, просто потому что у кого-то есть что-то, чего нет у меня. Я чувствовала непонимание и раздражение во время частых жалоб Лаванды на свою внешность, и чем взрослее я становилась, тем больше они во мне росли – ну как же, она такая красивая и не понимает этого! Когда я спросила об этом маму, она рассмеялась и сказала, что я сама вскоре всё пойму. Я не понимала. Мне хотелось быть Лавандой. Порой, я представляла себя ею, рассматривая себя в зеркале. А что, если бы у меня была такая чуть полноватая, но в будущем обещающая стать очень выразительной и женственной фигура, такие мягкие щёчки, такой нежный высокий голос, такие шелковистые светлые волосы. Закрывая глаза, я оглаживала свою шею, плечи, грудь, представляя, что я – Лаванда. Завидовала, что она может смотреть, прикасаться к себе, слушать свой голос сколько угодно, а я – нет. Так было до начала четвёртого курса, до тех пор, пока я случайно не услышала разговор Томаса, Финнигана и Лонгботтома, в котором Невилл, покраснев, признавался, что считал меня самой красивой девочкой в Хогвартсе. А Симус со смехом похлопал его по плечу, сказав: «На счёт всего Хогвартса не уверен, но да, она ничего. Хотя Браун сексуальней». Я ушла, не дослушав разговор. Тогда я перестала ассоциировать себя с Лавандой, хотя мысли о её привлекательности не ушли. Хотелось прижать её к стене, пройтись по её упругой груди, которую я иногда тайком разглядывала под тонкой ночной рубашкой и прижаться к её полным губам своим ртом, словив испуганный звонкий вскрик. Хотелось слушать её тяжелое дыхание, хлюпающие поцелуи… От таких мыслей даже сейчас мокнут трусики, а уж тогда… Апогеем всего этого стала неделя перед Рождественским Балом, когда Лав призналась, что её пригласил Симус. «...Хотя Браун сексуальней» - в ушах продолжал звучать его насмешливый голос. Перед моими глазами встал прилипчивый образ – Финниган лапает, целует мою подругу, моё сокровище, моё… - А вдруг он меня поцелует? – спросила Лаванда. – А он мне не нравится, как должен нравиться, я пока не хочу с ним целоваться. - И зачем ты мне это говоришь? – мне хотелось плакать. - Милая, неужели ты не понимаешь – ведь это первый поцелуй – его не заберёшь назад. Я подумала, что хочу поцеловаться с тем, кто мне по-настоящему дорог, кто мне по-настоящему нравится. И, в общем… Так произошёл наш первый поцелуй. Тёплый и какой-то шероховатый. Это был первый раз, когда мы не разговаривали неделю. Она краснела, смущалась, не отвечала на записки, а при попытке начать разговор убегала или игнорировала, не давая возможности объяснить, что это был самый лучший момент в моей жизни, даже лучше, чем приглашение в Хогвартс. Моё маленькое глупое Солнышко. Я немного отвлеклась от переживаний, когда меня пригласил Поттер. Я почувствовала большую гордость, как же - один из самых симпатичных парней на курсе (симпатичнее только Корнер из Равенкло и Забини из Слизерина), самый знаменитый, известный, да ещё и Чемпион пригласил меня на Бал. Было чертовски приятно! Я даже не обижалась, ну, почти, когда после первого танца Поттер оставил меня – в конце концов, официальная часть закончена, можно и повеселиться, я танцевала, болтала с шармбатонцами, но через час отправилась искать Лаванду. В Большом Зале её не было, и я пошла в гриффиндорскую гостиную, где её и застала. На меня накатили усталость и раздражение – результаты долгого дня и практически бессонной недели – ночами я не могла прекратить думать о моём Солнце, потому и взбесилась: - Ну как Финниган? Хорошо целуется? - Не так хорошо как ты. Простишь? Я вела себя глупо. Только не сердись больше, а? Тебе не подходит сердится – ты становишься смешной. Иди лучше ко мне. И вот как на неё обижаться… - Парвати? Кажется, я слишком долго молчала. - Мальчики? Нет, не особо. Ну, то есть… Нравились, но не так, как Лаванда. Вот с симпатичным парнем хорошо и без него хорошо. Я не знаю, как объяснить. С Лавандой тепло, а без неё холодно. Любовь… я знаю правильный ответ, но не хочу говорить об этом. Закроем тему, хорошо? - Хорошо, не злись. Как мне порой, да что там «порой», на самом деле очень часто стыдно за свой вспыльчивый характер! Это с сестрой, родителями, Лавандой я стараюсь сдерживаться, говорить вежливо, в остальных случаях самый лучший способ – просто молчать. Этому полезному навыку меня в своё время научили Кэрроу. Спасибо им. «Учись быть благодарной и извлекать пользу даже от направленной в твою сторону негативной энергии. Но никогда не отвечай злом на зло, иначе никогда не выйдешь из этого порочного круга». Я помню, мама, спасибо. - А как дела у тебя с Терри? Интересно, я так же глупо улыбаюсь, когда думаю о Лаванде? - Всё очень здорово. Мы с ним встречаемся сегодня вечером… - Парвати, Падма? – слышу я один из моих самых любимых во всём мире голосов. - Мама? - Я думала, что вы уже ушли, ведь уже поздно. - О, Мерлин! Да, действительно, уже много времени, - начинает нервничать Падма. – Мне же ещё причёску делать. А макияж!.. Стараюсь скрыть улыбку, наблюдая за надвигающейся паникой сестры. Но, честное слово, это так забавно! - Я помогу, не волнуйся, глупенькая моя. - Мама переводит взгляд на меня. – Не забудь поесть, прежде чем идти в Мунго, Паучок ты наш. Как подумаю, что ты вчера не ужинала, - говорит она нарочито трагичным голосом. Каюсь, каюсь, забыла. Пока мама порхает вокруг Падмы, создавая неведомые мне конструкции из заколок, я успеваю поесть и попрощаться с ними и отцом, работающим у себя в кабинете. Он автоматически просит меня перезвонить, когда доберусь и, прежде чем я успеваю его поправить, хлопает себя по лбу и извиняется. А я уже привыкла – хотя у меня отец маггл и я считаю все их приспособления очень умными и удобными, в том числе и сотовый телефон, но приобщиться к ним ни у меня, ни у Падмы времени не находилось. Может чуть позже… Аппарирую в безлюдной подворотне и бегу в сторону ничем не примечательного здания. Для магглов, естественно. Не люблю Мунго. Большие зачарованные окна, белые стены – не люблю белый цвет. Даже в чёрном - тоже не особо любимом мною цвете - смысла чуть больше, чем в белом. Белый цвет глупый, безжизненный. «Идеальный», но ведь идеала не существует. Цвет обмана, холода. И этот белый цвет преследует тебя повсюду! Но самое ужасное – запах. Горечь, что с силой въедается в тебя, ты уже сам становишься горечью. Этим тяжелым зловонием отличаются постоянные пациенты, но от врачей, почему-то, горечь совсем не чувствуется, хотя запах очень прилипчивый – мне пришлось вчера вечером три раза душ принять, с силой обтираясь мочалкой, чтобы избавиться от него. - Пришли к подружке, - раздаётся низкий, немного хриплый голос. Утверждает, не спрашивает. - Можно к ней? – вот это меня и смущает в колдомедиках – от них ничем не пахнет, они стерильны. Ни нежного ванильного духа, которым словно пропиталась Лаванда, ни запаха пота, как лёгкого, так и вполне отличимого от мальчишек в тринадцать-шестнадцать лет, ни аромата трав, которым всегда веяло от Снейпа, ни тёплого, почти неуловимого запаха земли, как от Спраут… Я ошиблась, говоря, что идеала нет. Какими бы колдомедики не были в повседневной жизни, но сейчас они идеальны и обезличены. Как белый цвет. - Да, уже можно. Она идёт на поправку, как только её перенесли в Мунго, мы залечили раны, после чего погрузили её в лечебный сон. Сегодня-завтра проснётся и тогда уже нужно провести полную диагностику. Заходите, только ненадолго. - Спасибо, спасибо большое!.. … Я никогда не чувствовала себя более беспомощной, чем тогда когда я сидела рядом с Помфри, пытаясь хоть чем-то помочь моему Солнышку. И тем больнее было осознание того, что я не в силах помочь ей. Какой-то Пожиратель, Руквуд, кажется, использовал взрывающее заклинание, разрушив стену, от частей которой которого сразу погибло четверо, в том числе и Фред Уизли, но моя Лав оказалась достаточно далеко, чтобы не настолько сильно пострадать. Как же это эгоцентрично звучит!.. Сейчас Лаванда не напряжена – лицо умиротворённое, расслабленное. От кошмаров её защищать не придётся, кажется, она сама прекрасно с ними справляется. Сажусь рядом и принюхиваюсь. Горечь не смогла перебороть мягкий, невесомый, но цепкий аромат ванили. А волосы всё так же пахнут морем, солёной свежестью. Теплая, мягкая, такая живая. Впитываю каждую деталь, незамеченную вчера при искусственном освещении, вот например, – на волосах появилась седая прядка, почти незаметная в её золотом облаке волос. - Отдыхай, моя хорошая… - я резко выдыхаю, глядя в её распахнувшиеся глаза. Моё Солнышко проснулось!