Лучшая ошибка моей жизни

Своему курсу следования я не изменила и сейчас. Моё место рядом с мамой. Особенно теперь, когда мне больше некуда идти. У неё одноместная палата, что мне очень подходит. Я никому не буду мешать, и никто не будет мешать мне. Она выглядит такой свежей, здоровой. Я убеждаю себя, что мама просто очень крепко спит. Врач говорит, что шансы есть. Вообще у неё какие-то повреждения мозга, полученные вследствие падения. Доктор мне мало что рассказывает, только в общих чертах, и неустанно обнадёживает, что всё может измениться в любую секунду. Мне кажется, он просто тянет время, пока не закончится её страховка, а потом заявит что-то вроде: мы сделали всё, что смогли. Почему отцу всё сошло с рук? Да потому что не было свидетелей, точнее единственный свидетель – в коме. А ему не составило труда заверить копов, что она просто упала с лестницы. Несчастный случай. Но я-то знаю, что без его участия не обошлось. Это всё из-за него. Вот только доказательств нет. И я ничего не могу сделать, чтобы восстановить справедливость. Это ничего не даст к тому же. Маму это не вернёт. Доктор Адамс утверждает, что с ней нужно говорить, что она всё слышит. Что голоса близких людей могут оказать благотворное влияние на её общее состояние. Но эти врачи только и знают, что говорить, разбрасываться убедительной ложью, даже когда надежды нет. Да и что я ей могу сказать? Привет, мам, я ушла из дома, и теперь буду жить в больнице? Вряд ли она хотела бы это услышать. Лучше я просто помолчу. Мне так хочется быть к ней ближе, максимально возможно. Я хочу ощутить её тепло, заботу, услышать ласковый голос. Мне её не хватает. Поддавшись порыву, я взобралась на кровать. Пусть это и непозволительно, но я хочу. Мне нужно. Нужно чувствовать её. Лицом зарылась в мягкие волосы женщины, вдыхая их аромат. Раньше он был другим – цветочным и нежным, а теперь даже её волосы пропитались едким запахом больницы, жутко раздражающим. Так хочется проснуться от всего этого кошмара, но невозможно. Жизнь – это и есть самый страшный наш кошмар. От неё нельзя убежать, как бы ни хотелось. Точнее есть только один способ бегства, но на это идут либо очень слабые, либо напротив – очень сильные и решительные люди. Последний, решающий шаг в пропасть наверняка очень трудно сделать, даже зная, что после всё кончится. Я бы, наверное, не смогла. И проверять эту свою способность пока что не хочу. Я не готова. – Мисс, простите, – скрип шагов сменился вкрадчивым женским голосом, – скоро обход, Вам нужно покинуть палату. – Да, конечно, – я нехотя отдалилась от родного мне человека, спустившись на пол. Медсестра лишь сочувственно кивнула. Обход длится от получаса, иногда дольше. И всё это время мне нужно где-то быть. Можно в принципе посетить больничный кафетерий. Его двери всегда открыты. Проверено временем. Основная масса посетителей состояла из врачей и прочего медперсонала. У кого-то перерыв, кто-то только заступил на смену, а кто-то уже отслужил своё. Почему они не торопятся домой – вот чего в толк не возьму? Неужели не надоедает? Вся эта атмосфера боли, отчаяния, угнетения, скорби. Меня лично она жутко нервирует. Не будь на это веских причин – ноги бы моей тут не было. Но они привычные, возможно, в этом и есть всё объяснение. Я не знаю. Ни есть, ни пить не хотелось, так что я предпочла занять дальний столик и просто ждать окончания обхода. В окружении людей, пусть даже посторонних и к тебе непричастных, немного легче подавить гложущее чувство тоски и тяжесть в груди. Чувствуешь себя не такой одинокой. Я люблю наблюдать за людьми, пока они этого не видят. Правда, за врачами наблюдать слишком скучно и неприятно. Они похожи один на другого. Такие же безучастные, равнодушные, педантичные. Возможно, у меня это отторжение к ним на рефлекторном уровне. Ведь последние две недели я вижу их чаще, чем обычных людей. – Эванджелина, – огласил моё имя отдалённо знакомый голос. Я мысленно перебрала в памяти всех, кто может меня знать. Никто конкретный под звучание не подходил. Значит, это не меня зовут. – Эванджелина Поттер, – упрямо повторил тот же голос совсем рядом, так что я закономерно обернулась. Справа от меня стояла какая-то незнакомка, которую я вижу впервые. Я почти уверена. Миловидная женщина довольно почтенного возраста, но при этом ухоженной внешности, со слегка вьющимися пепельными волосами. Откуда ей меня знать? – Простите, а Вы кто? – не скрывая настороженности, спросила я, поднявшись и поравнявшись с ней. – И откуда знаете мо имя? – Ты, наверное, меня не помнишь, – с лёгкой неуверенностью проговорила она. – Определённо точно не помню, – необдуманно выдала я, отчего слова прозвучали резко и грубо. Женщину это не огорчило, по крайней мере, внешне её выражение лица не изменилось, оставшись по-прежнему приветливо-спокойным. – Это ничего, ты и не можешь помнить. Ты тогда была слишком маленькой, когда мы последний раз виделись. Я Констанс – давняя знакомая твоей мамы. – А откуда Вы знаете мою маму, – веду себя, как дознаватель, но здоровое любопытство лишним не бывает, – я о Вас ни разу не слышала? К тому же простите, конечно, но Вы значительно старше её, так что в историю о школьных приятельницах я не поверю. – А ты такая же подозрительная, как Сара, – с искренним добродушием улыбнулась Констанс. – Мы с твоей мамой были коллегами по работе какое-то время и очень близкими подругами, пока я не переехала в другой город и наше непосредственное общение прервалось. – Ясно, – я немного смягчилась, так как полностью я не доверяю никому. Эта давняя знакомая не исключение. – Всё это очень занимательно, но если, как Вы утверждаете, я была слишком маленькой при нашей последней встрече, то как Вы меня узнали? – Мы с Сарой переписывались, довольно часто, – терпеливо ответила женщина, – она присылала твои фотографии, но вот уже две недели от неё нет ни весточки. – И поэтому Вы приехали сюда, – подытожила я, немало удивившись подобным небезразличием, но лишь про себя. – Я волновалась, – напряжённо сморщила та лоб, – так как в курсе некоторых проблем в вашей семье. С Сарой всё в порядке, почему ты сейчас в больнице? – Стоп, – притормозила я излишне скорое развитие событий, выставив ладонь вперёд, – если Вы не в курсе случившегося, то как оказались в больнице, при чём именно в этой? – У Вас очень словоохотливые соседи, - задорно хмыкнула женщина, – а адрес у меня был. Вот и вся история. А теперь скажешь, что случилось? – Мама… она… – потупила я глаза в пол, напряжённо поморщившись, чтобы не позволить скопившейся в глазах влаге вырваться наружу, – она как бы это сказать… – Что произошло? – довольно прямолинейно спросила Констанс, беззастенчиво приподняв мой подбородок пальцами, испытующе сканируя меня глазами. Мне не было неуютно от её взгляда, скорее стыдно, сама не знаю почему. Наверное, из-за слёз, стоящих в глазах. Не люблю демонстрировать свои слабости посторонним. – Девочка моя бедная. – Не надо меня жалеть, – ощетинилась я, прикрывая нахлынувшую тоску неправомерной злобой. – Я Вас не знаю, не люблю чужую жалость к себе. – Хорошо, я не стану, – слегка отстранилась та, при этом взгляд стал каким-то отдалённым и непроницаемым. – Где твоя мама? Может, ей нужны какие-то особые лекарства или лечение? – Она не больна, она просто в коме, – на одном дыхании выдала я жёстким тоном, – так что единственное её лекарство – это время. Вряд ли Вы чем-то сможете тут помочь. Больше я ничего не скажу. Это семейное дело. А теперь, если Вы не возражаете, я вернусь в её палату. – Можно мне присоединиться? – ненавязчиво спросила новая знакомая, переступив с ноги на ногу. – Всего на минутку. – Можно, – ровным тоном дала я позволение. Я ведь не монстр и не изверг всё-таки. – Идите за мной. Миновав пару извилистых коридоров, я пропустила Констанс вперёд себя. Доктора в палате уже не было. За эти полчаса не изменилось абсолютно ничего. Тот же размеренно пиликающий прибор, та же трубка аппарата искусственной вентиляции, змейкой отходящая от её рта. То же гнетущее безмолвие и неподвижность самого дорогого мне человека. Разве что шторы теперь были плотно сдвинуты, пряча за собой панораму города с разгорающимися огнями. – Можете присесть, – исключительно из вежливости предложила я, указав на обжитое мной кресло у кровати, – доктор сказал, что с ней полезно поговорить, что она всё слышит. Я не стану мешать. Буду за дверью. – Спасибо, Эва, – благодарно улыбнулась она, присев на краешек стула. Не люблю, когда меня так называют, в общем-то. Но так всегда любила называть меня мама, так что мне этого не хватало. Наверное, Констанс переняла эту манеру из их писем. Я смогу это перетерпеть. Прогулявшись по на редкость пустому и тихому коридору взад-вперёд, я всё же решила угомониться, пристроившись на одном из больничных стульев, бросая редкие взгляды на глухую дверь палаты. Знать бы, что там происходит, за этой дверью. Что-то ведь там должно происходить. Не станет же эта загадочная Констанс сидеть и тупо молчать вот уже пять минут без малого, я полагаю. Но подслушивать я не стану, как бы ни хотелось. Это нехорошо. Подожду ещё. Буквально через пару минут дверь с протяжным скрипом распахнулась, оповестив о появлении Констанс. Лицо женщины мало что выражало, будто восковая маска, лишённая каких бы то ни было эмоций. Она превосходно прячет чувства, ну или же она просто не испытывает никаких чувств. Не берусь судить. – Мы закончили, – глухо проговорила та, слабо прокашлявшись, словно горло прочищает. – Прекрасно, - выдала я первое пришедшее на ум, приняв вертикальное положение. – Тогда я пойду, – я навострила лыжи к палате, отступая задним ходом. – Уже поздно, – не слишком понятно для меня произнесла женщина, сдвинув рукав ослепительно белой блузки, взглянула на изящные часы, – почему ты не идёшь домой? – Я ночую в больнице довольно часто, – частично созналась я, не намереваясь давать полное объяснение, – здесь нормально. – И врачи не возражают? – в необоснованном (как по мне) шоке переспросила та. – Они привыкли, – я неуклюже пожала плечами, – да и что в этом такого вообще? Многие родственники так делают. – Подросток ночует один в больнице, где ни до кого никому нет дела, а ты говоришь, что тут такого. Здесь не подходящее место для ночлега, тем более ещё почти ребёнку. – Я не ребёнок, – выразила я бурный протест, так как подобное отношение обижало, – мне скоро восемнадцать, так что имею полное право ночевать, где хочу. – Я и не спорю с этим, – отступилась женщина, - но там даже кровати нет, ничего нет кроме неудобного кресла. Где ты собираешься спать? – На кресле и собираюсь, – упрямо выдала я незамедлительно. – Что Вы ко мне пристали? Вы мне не мать родная, так чего так печётесь? Не понимаю. – Верно, я не мать, но я хорошая знакомая твоей матери и не могу оставить тебя здесь. Сара не одобрила, если бы тебе пришлось спать в таких условиях. Так что либо ты едешь со мной ко мне домой, либо ты опять-таки едешь со мной, но уже к себе домой. И даже не пытайся спорить. – Вы несносны, – достаточно громко буркнула я, закинув рюкзак с пожитками на плечи и подхватив чемодан, опасаясь, что она действительно отвезёт меня к отцу. Она ведь может это сделать. По сути, я ещё несовершеннолетняя, а значит, обязана находиться в сопровождении взрослых. – Вам никто этого не говорил? – Ты станешь первой, – лукаво улыбнулась она, что-то вытащив из своей элегантной сумочки чёрной кожи. Наверняка соврала. Верится с трудом, что я первая. Но не так уж это и важно впрочем. – Поспеши, а то у меня скоро время парковки истекает. Тебе понравится. У меня свой дом, то есть не совсем у меня, но это ничего. Там есть крытый бассейн, спутниковое телевидение и… – болтала она всю дорогу, но слушала я её только первые пять секунд ровным счетом. Сомневаюсь, что мне там понравится. Сильно сомневаюсь.