When you came into my life

...I live all those moments again Wishing you were here... Scorpions

Здесь и раньше было так холодно и неуютно? Звуки холодным, неприятным эхом отражаются от белых стен и потолка — так, что свисток вскипевшего чайника напоминает пожарную сирену. Моя жизнь и раньше была настолько пустой и состояла только из чёрно-белых тонов?.. Сброшенный на пол пиджак, мятая полоска галстука на диване и оставленные посреди прихожей туфли… — Артур, ну какого чёрта, а?! Сколько можно просить не разбрасывать свои шмотки где ни попадя?! — вслух передразниваю я Мерлина и ёжусь от того, как неестественно звучит мой голос в пустой квартире. Я не был здесь с того самого дня, как перевёз вещи к Эмрису. Я стою на кухне, уставившись в одну точку, без единой мысли в голове, а внутри меня клокочет вулкан эмоций. Чувства бьются как перепуганные птицы в клетке, наталкиваются друг на друга, смешиваются, врезаясь в прутья, и галдят… галдят, галдят… С огромным трудом я удерживаю порыв начать ходить по квартире из угла в угол и разбрасывать первые попавшиеся под руку вещи. Любые. А что собственно произошло?.. Всё это какая-то глупость… Так почему же она превратилась в тот камешек, что приводит к обвалу в горах? Меня дико бесит, что я не могу просто взять и забыть этот звонок как страшный сон! Ведь головой-то я понимаю, что Эмрис не врал, но исполосованное лезвиями сомнений и страхов сердце моё обливается кровью. Неужели, где-то в глубине души, ты всё ещё ждёшь его? Как же сильно ты любил его, что позволил вернуться в свою жизнь после того, как он тебя оставил? Насколько же сильно было твоё отчаяние, что ты, повинуясь порыву, выразил свою мольбу к нему строками из песни?! Злость закипает во мне и безжалостно душит все остальные чувства. Я начинаю распахивать шкафчики — один за другим — пока не нахожу початую бутылку виски, Бог весть зачем оставленную в этой квартире. Наполняю стакан почти доверху. — Да какого хрена я должен постоянно играть по твоим правилам?! — взрываюсь я, словно Мерлин может меня сейчас слышать. — Стоит мне выпустить на волю чуть больше чувств, чем, по твоим представлениям, положено, как ты отгораживаешься от меня стеной, прочнее, чем та, что была в начале наших отношений! Я залпом осушаю стакан и тут же наливаю по новой, продолжая ругаться вслух: — Стоит мне заикнуться о том, что я хочу остаться с тобой навсегда, как ты подходишь ко мне, сочувственно хлопаешь по плечу и, сопроводив всё это проникновенным взглядом, произносишь что-то вроде: «Это пройдет!» Почему, вообще, оно должно проходить?! С чего тебе втемяшилось в голову, будто я обязательно захочу остепениться и уйти?! Н-да… В ответ я обычно пытался удушить его взглядом и думал: «Ты же любишь меня, придурь! Так какого лешего и себе нервы треплешь и меня до белого каления доводишь?! Может в себе сначала, блин, разберёшься?!» Виски во второй раз обжигает мне горло, а стакан разбивается о пол на мелкие кусочки. — Дебил! — глотаю виски уже из горла бутылки, но опьянению никак не удаётся овладевать моим телом и разумом — куда уж алкоголю тягаться в этом деле с Великим Мерлином! Вне себя от злости и негодования, я перескакиваю через осколки, твёрдо намереваясь позвонить своему вконец обнаглевшему парню и высказать всё, что я о нём думаю. То есть сделать то, от чего сбежал утром. При этом я чётко осознаю: за меня говорит глупая, сейчас совершенно неуместная гордость, чёртиком с левого плеча распаляющая обиду, изъевшую мою душу. Не я, в конце концов, хранил номер своего бывшего, поставив на него одну из самых трогательных и эмоциональных песен в истории рока! Я хватаю мобильный и… замираю, глядя на экран. Он пуст — ни одного пропущенного звонка и ни одного SMS! Мне кажется, что по моим венам растекается жидкий ментол. Идеальная возможность прекратить всё раз и навсегда — правда? Не надо ничего выдумывать и ничего объяснять. Воображаемая бездна, в которую я слетел утром, ударила меня своим дном, выбив из тела весь дух. Я откладываю телефон в сторону, включаю стереосистему и сажусь на кровать, подобрав под себя ноги. Чувствуешь ли ты сейчас то же, что и я, Мерлин? Вечерние сумерки окрашивают стены моей квартиры в серый… Тени становятся всё длинней и длинней и словно потусторонние демоны подкрадываются ко мне, окружая со всех сторон. Я не знаю, что мне делать. Я устал. Этот жуткий бесконечный день вымотал мои нервы до предела. Забери меня, Господи, к чертям собачьим… Внезапно память выдаёт мне давний случай, когда я, по глубокой пьяни и дури, попытался взять Эмриса — если не силой, то настойчивыми приставаниями точно. Мерлин терпел, терпел… а потом гаркнул: «Что ты тычешь куда ни попадя?! — и от души врезал мне по морде. А с утра ржал, засранец, указывая на фингал: — Не умеешь, не берись!» А мораль сей басни такова: встречаясь с геем, не стоило забывать о том, что он — мужик. Да, в тот раз я тоже готов был провалиться сквозь землю! Из моего горла вырывается горький смех. И вот уже я почти истерично хохочу, повалившись на бок и закрыв лицо руками, но, когда мои уши вдруг улавливают до боли знакомые ноты, смех обрывается так внезапно, словно кто-то выключил мне звук. Since you've gone There is an empty space… Я очень сильно ненавижу Scorpions. …Since you've gone The world is not the same… Как им вообще в голову приходят такие тексты? Они, что, совсем не думают о людях?! …There are memories all over the place Bringin' it back all so clear… На этом месте я снова начинаю истерически хохотать, но теперь ещё и материть солиста и автора песни всеми известными мне ругательствами, выученными не без помощи Эмриса. Слышали бы вы, как здорово у него получается материться, выстраивая запрещённые цензурой слова в логичный, поистине захватывающий сюжет! Если я сейчас ничего не сделаю, то всё, что мне останется — воспоминания. У меня перехватывает дыхание, и я начинаю примерно понимать, что чувствуют люди во время приступов панической атаки. …We know what we've lost when it's gone!.. All those lonely nights Lonely nights!.. — слова песни вновь обличают мои тревоги в слова. Я тяну руку к телефону, но сознание молнией пронзает догадка: «Вашу ж мать! Он же его о стену раздолбал!» ...I gotta fight for you! Yes i do! Я пулей вылетаю в прихожую, распахиваю дверь и… не сдерживаю испуганного возгласа: — Блядь, Мерлин! Смерти моей хочешь?! Эмрис деликатно откашливается и строго оглядывает меня с ног до головы. Весь такой серьёзный, как будто привидением стоять у двери моей квартиры — это в порядке вещей. — Ты бы ботинки-то надел… холодно на улице, — замечает он и смотрит на меня своими ультрамариновыми глазами, а я стою и не знаю: вот то ли мне ржать, то ли что? Вообще-то, понять, в какой степени душевного раздрая находится Эмрис, можно только по тому, во что он одет. Чтобы вы понимали: Мерлин всегда — повторяю: всегда! — одет, что называется, с иголочки. Даже дома. Даже в выходной (на это у него отдельный, домашний, гардероб). Когда же в его голове или сердце происходят какие-либо сбои, серьёзность катаклизма отображается на его внешнем виде. Для сравнения: самое страшное из всего, чему мне приходилось быть свидетелем, — кеды с кислотно-розовыми шнурками, классические брюки и футболка с Железным Человеком под пиджаком за хренову тучу денег. Это Мерлин Эмрис катастрофически проигрывал многомиллионное дело. Выиграл. Видать, своим видом сбил судью и оппонента с логической мысли, лишив их способности адекватно соображать, потому что иначе его везение в том процессе никак не объясняется. А теперь — внимание! Передо мной стоит растрёпанное, несколько ссутулившееся «нечто», одетое в драные штаны, заляпанные белой краской (где он их только выкопал?!), и серую растянутую футболку (причём мою!). Спрашивать его о том, с какого бомжа или с чьего трупа он снял эти кроссовки с отклеивающейся подошвой, я вообще боюсь! — Ты куда-то спешил вроде как, — в голосе Мерлина ядовитые нотки, но я слишком хорошо его знаю, чтобы не обмануться: это лишь ещё один признак того, что он сильно нервничает. — Вообще-то, к тебе, — улыбаюсь я, воображая, как за моей спиной расправляются крылья и уносят прочь из той эмоциональной ямы, в которую я свалился утром. — Хотел позвонить, но вспомнил, что ты, кажется, разбил телефон. Мерлин тихо смеётся и, выудив из кармана новый телефон, демонстрирует мне. — Там только твой номер, — признаётся он. — Сначала я испугался, что нигде больше не записал его, а потом до меня дошло, что помню цифры наизусть. Ничей больше не помню. Или не могу вспомнить сейчас: всё в голове перемешалось… — Так что не позвонил-то? Эмрис отводит взгляд, пожимая плечами: — Подумал, что ты, скорее всего, скажешь: «Я перезвоню тебе завтра», — и это был бы наш последний разговор. Самое «весёлое» в том, что так оно и было бы — я бы не позвонил с утра, а он бы не приехал, решив, что так оно и к лучшему. Я хватаю свою же футболку за шиворот и тяну к себе нерадивую вешалку, на которую она надета. — Вот же дурак! — шепчу я, прижимая Мерлина к себе и втаскивая в квартиру. — Да и я не лучше. Прости меня, ладно? Но, блядь, почему ты не удалил его номер, а?! — Удалил. Давно удалил! Из памяти, из сердца… — бубнит Мерлин мне в шею. — С нашего знакомства и думать забыл о ком-то, кроме тебя, Артур! — Да насрать мне уже, честное слово! — стягивая с него рванину, признаюсь я, едва сдерживая счастливый смех. — Не «удалил» так я выбью! Не сегодня так завтра, послезавтра или через год! Я всю дурь из тебя выбью, радость моя! Надоел, ей-богу!.. Я не даю Мерлину и секунды на раздумья, ни единой возможности возразить — нет уж! Сам пришёл и ведь прекрасно понимал, чего ему это будет стоить! Я покрываю поцелуями его лицо, шею, плечи. Ласкаю руками напряжённую спину и не даю его рукам оттолкнуть меня от себя. — Я хочу тебя, — шепчу жарко и бескомпромиссно. Оттесняю его к кровати, толкаю на неё и, скинув с себя одежду, ложусь сверху. В его взгляде испуг и неуверенность. — Доверься мне, Мерлин, пожалуйста, — горячо и вкрадчиво молю я. — Забудь уже о своих страхах и просто поверь в меня! И Мерлин сдаётся. Он не произносит ни слова, но начинает отвечать на мои требовательные ласки, поддаётся моим рукам и губам и, наконец, отдаётся полностью, покорно позволяя мне всё. Он задыхается в моих беспощадных объятиях от страстных и жадных поцелуев и непрерывного движения. Он тянет меня на себя, подаётся навстречу, заставляя двигаться жёстче, резче! Царапает пальцами мою спину, кусает плечи, жмурится от боли — но не останавливает! Я теряю голову. Я выплёскиваю на него всё своё негодование, невысказанную обиду, все сегодняшние переживания и… любовь! И замираю лишь в тот момент, когда он судорожно всхлипнув, выгибается дугой в моих руках… Не так быстро, дорогой мой, — эта ночь принадлежит мне и я собираюсь выпить её до дна! Грудь Мерлина ходит ходуном, губы жадно хватают воздух, а на ресницах невольные слёзы. Его рука безвольно соскальзывает с моих плеч, а губы расходятся в улыбке: — Ты убьёшь меня, Артур, — стонет он, не открывая глаз. — Курить надо меньше! — усмехаюсь я, целуя его щёки и сомкнутые веки. — Того и гляди астму заработаешь. — П-ф! — отмахивается Мерлин. — Давно! Пару секунд я ошарашено молчу, а Мерлин насмешливо улыбается и тянется ко мне за поцелуем, подаваясь бёдрами вперёд и мягко заставляя меня перевернуться на спину. — Интересный ракурс, — признаёт он, оглядывая меня лукавым взглядом и проводя ладонями по груди. Его движения неторопливы, эгоистично-тягучи… глаза прикрыты, губы улыбаются лёгкой, таинственной улыбкой. Чёрт, да я сам себе завидую, что заполучил это великолепие, и едва не кончаю, когда Мерлин прогибается в спине и протяжно стонет от удовольствия. — Кажется, нам придётся составить график… — урчит он, а я тяну его на себя и целую, оглаживая влажную от пота спину и ягодицы. — Понедельник, среда, пятница… — решаю я, подаваясь вверх, сходя с ума от тепла его тела, пульсации сжимающих мою плоть мышц и не ослабевающего желания. — Завтра как раз твой день! — А вы… выходной как поделим? — сбивчиво спрашивает он и предлагает: — Партия во что-нибудь? — Наши игры превратятся в войну… Эмрис смеётся и позволяет снова перевернуть себя на спину. — Ты как? — запоздало интересуюсь я. — Завтра не встану, — улыбается Мерлин, а я ничего не могу с собой поделать: безумно хочу его и никак не могу насытиться! Спустя ещё час мы без сил лежим друг на друге, не желая идти в душ. Мне нравится чувствовать на себе его запах и знать, что он пахнет мной. Приятно осознавать, что он безраздельно принадлежит мне и что я, наконец-таки, сломал одну из стен отделявших нас друг от друга всё это время. Хотя я и не догадываюсь сейчас о том, что в данный момент рушится ещё одна стена. И, если честно, спустя какое-то время я пойму, что хотел бы быть готовым к тому, что увижу за её обломками. Впрочем, не думаю, что к этому вообще можно подготовиться…