Innocent

Летом лес так прекрасен! Деревья тихонечко шумят насыщенно-зеленой листвой, что колышется от легкого ветерка. На полянах распускается множество удивительных цветов, делая их похожими на огромные разноцветные покрывала, а тонкий аромат таких редких в этой местности хвойных просто кружит голову, опьяняя. Пройдя чуть дальше по тропинке, я услышал шум и плеск воды. О, то, что надо сейчас! Ускорив шаг, через пару минут я вышел к бурному ручью, что стекал, разбрасывая брызги в разные стороны, с невысокой скалы и направлялся куда-то в сторону озера за холмом. - В такой солнечный день грех не прогуляться, - подумал я, зачерпывая немного ледяной воды в флягу и делая глоток. Бррр! От такой воды можно и простудиться даже летом. Напившись вдоволь, я прошел чуть дальше сквозь густые деревья, выходя к небольшой поляне с ярко-синими, почти сапфировыми, васильками. Эх, красота-то какая! Развалившись среди всего этого великолепия, я подставил лицо лучам июльского солнца, жмурясь и потягиваясь, расправляя огромные белые крылья. В таком месте грех не отдохнуть, все равно ведь никто не увидит. Повалявшись еще немного, я все же вспомнил о порученных мне делах и неохотно поднялся, потихоньку направляясь в сторону города. Жалко покидать такое невероятное место, но дела есть дела, а за опоздание или невыполнение меня, увы, по голове не погладят. Дорога до города заняла от силы полчаса, да и дела я закончил быстрее, чем ожидал. Травник, к которому меня и отправили, сегодня явно был в добром духе, отчего вредничал меньше обычного, и мы договорились о цене практически сразу же. У меня еще оставалось время до возвращения, и я решил еще немного погулять, но уже по самому городу. Главную площадь я нашел спустя несколько минут. Удивительно, но я вспомнил дорогу к ней, хотя был здесь последний раз много-много лет назад. А город, однако, немного изменился. Стал больше, да и народу прибавилось. Площадь - центр всего этого города - представляла собой огромный круг, а от нее шли маленькие и не очень улочки в разных направлениях. Немного смахивает на колесо, если честно. Вдоль улочек были уже не только скромные деревянные домишки, как раньше, но уже появлялись и каменные, довольно внушительные дома. Все улочки выглядели довольно забавно из-за этого - большой каменный дом в два-три этажа, а рядом ютятся домишки поменьше, как цыплята к маме-наседке. Повсюду были открыты торговые лавки, а народу - тьма-тьмущая, я явно пришел сюда в базарный день. По одной из улочек, по которой я сейчас шел, с шумом бегали ребятишки, играя в догонялки, смеясь и что-то крича, некоторые играли в войнушку, кидая друг в друга мокрую землю, наспех слепленную в комочки. Один из таких едва не угодил мне прям в голову, но я вовремя увернулся, шутливо погрозив мелким разбойникам пальцем. Те с громким хохотом пронеслись мимо. Наконец, миновав последние несколько метров, я дошел до места назначения. Едва ступив на каменную брусчатку площади и сделав пару шагов к центру, я едва не закричал от ужаса зрелища передо мной. В самом центре круга площади торчал мраморный столб, а возле него... а к нему был крепко привязан молодой парень. Мимо сновали туда-сюда люди, но всем им, казалось, было плевать на беднягу, чье тело было настолько истощено и изранено, что казалось, что паренек уже мертв. У меня защемило в груди. Это ж надо так! Подойдя еще ближе, я смог разглядеть его внимательнее и удивленно ахнул. Да это даже не парень, а еще совсем мальчишка, лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Его миловидное лицо было мертвецки бледным и покрыто грязью, синяками и царапинами, губы посинели и потрескались, а каштановые волосы, когда-то, наверное, шелковистые и блестящие, - свалялись от запекшейся крови и пота. Мне стало жутко. Наклонившись еще чуть ближе, я услышал, что он тихо-тихо дышит. Слава Богу, жив! Аккуратно приподняв того за подбородок, я всмотрелся в его черное от дорожной пыли лицо, на котором виднелись чистые полоски - следы от слез - глаза были закрыты, бедняга был без сознания. Я нежно провел большим пальцем по грязной щеке парнишки, сердце просто разрывалось на части от затопившей меня жалости. Только я потянулся развязать его - не мог я спокойно смотреть на такой ужас - меня остановил чей-то грубый оклик. - Ты что творишь? - обернувшись, я увидел пожилого мужчину, по одежде которого можно было понять, что это кто-то из стражи. - Разве ты не знаешь, что этот парень был приговорен к казни за государственную измену - самое страшное преступление в Королевстве? Что??? Да быть такого не может! Он, наверное, шутит. Я не верю в это. Расширившимися от шока глазами я еще раз посмотрел шатену в лицо. В нем я с легкостью прочел то, что другие никогда бы не заметили - он невиновен. Я видел его сердце насквозь - у этого человека душа была чиста, как у младенца. Я усмехнулся, что вызвало недоумение стражника. Я уже принял для себя решение, поэтому развернулся, не слушая воплей старика, летящих мне в спину, и направился прочь из города. Время, данное мне на выполнение задания, подходило к концу. Вернулся на площадь я уже глубокой ночью, когда все давным-давно спят. На улице ни души, свет не горит ни в одном из окон. А еще, на мое счастье, стражник храпел так, что было слышно аж на другом конце площади. Что ж, это мне только на руку. Неслышно приземлившись и с легким шелестом сложив крылья, которые были незаметны обычному человеку, я тут же кинулся к пареньку и с радостью отметил, что тот пришел в себя. Полуоткрытые глаза потускнели от слез, это было видно даже в такой темноте. Он шевелил губами, будто что-то хотел сказать, возможно, бредил. - Кто ты? - наклонившись, спросил я, пристально глядя шатену в глаза. Ответа не последовало. Он что, глухой? - Как тебя зовут? - я предпринял еще одну попытку. Но и на этот раз вопрос остался без ответа. - Почему ты здесь? - с отчаяньем повысил голос я, но парень продолжал хранить молчание и по-прежнему смотрел в одну точку, словно и не видел меня вовсе. Я провел ладонью туда-сюда перед его лицом. Никакой реакции. От привязанного не исходило даже хрипа. И тут я испугался. Я продолжал что-то спрашивать, говорить, умолять, но все было абсолютно бесполезно. Только потом до меня начало доходить, в чем причина того, что шатен меня игнорирует. Нет, не может быть... Они не могли этого сделать! Судя по всему, бедняга ослеп, оглох и потерял голос. Сложив в уме два и два, я предположил, что шатена подвергли самой ужасающей пытке Королевства - лишению трех самых важных чувств. Давным-давно я слышал рассказ Шивона об этой пытке - высшей мере наказания для любого человека. Три-четыре черных мага трудились сутки напролет, читая свои гнусные, мерзкие заклинания, не прерываясь ни на сон, ни на еду, в результате чего человек оставался абсолютно беспомощным и чаще всего сходил с ума, если не умирал раньше от жажды и голода. Но такое наказание давалось только за самые тяжкие преступления и принималось лично королем. Вздрогнув от такой жестокости к невинному и положив ладонь ему на глаза, отчего он чуть дернулся, я погрузил раненого в спасительный сон. Пока он засыпал, перед моими глазами мелькали самые последние картинки-воспоминания бедного мальчика, и меня затрясло. Я увидел, как за ним гнались, как его били, пинали, топтали и чуть ли не протыкали насквозь какие-то люди, а он, съежившись, плакал и кричал. Я буквально на своей шкуре ощутил все то, что испытал паренек несколькими днями ранее, и едва не заорал от нахлынувших на меня боли и горя, просто рухнул на колени и зарыдал, колотя кулаками землю. Жестокие твари. Но от криков я все же сумел сдержаться. Ни к чему мне будить стражу и жителей, а то помешают. Вот шатен, наконец, мирно заснул, расслабившись и повиснув на этих жутких окровавленных веревках. Так его было намного проще отвязывать и уносить подальше из этого поганого места. Отвязывая мальчишку, распутывая эти жутко сложные узлы, которые почти не поддавались, я чувствовал, что все еще плачу. Слезы против моей воли стекали по лицу, и я никак не мог успокоиться, тихо всхлипывая. Нет, все же люди бесчеловечны, раз смогли поднять руку на такое невинное и беззащитное существо. Нет, даже не так. Люди хуже зверей. Что бы они все не твердили, как бы не оправдывались, я-то вижу, что его не за что наказывать. Люди видят только то, что хотят видеть, верят только в то, во что хотят верить. Их ведь так легко обмануть, навязать свою волю! Доверять своим глазам и ушам - вообще дело последнее, надо верить своему сердцу до последнего, оно редко обманывает или ошибается. Уже аккуратно беря парня на руки, прижимая к себе и ласково гладя по спутанным волосам, я твердо решил, что сделаю для него все возможное и невозможное, я спасу его. Во сне лицо этого милого парнишки расслабилось, все страдания и муки от невыносимой пытки куда-то испарились, теперь он выглядел по-детски наивным, как пятилетний ребенок. И даже жуткие раны и грязь не могли скрыть этого от меня. Я чуть улыбнулся. Я верну ему и зрение, и слух, и речь. Чего бы мне это не стоило. Я верну ему улыбку. Решив так и кивнув в подтверждение своих мыслей, я расправил крылья и медленно начал взлетать, рассекая воздух упругими перьями, бережно держа и стараясь не уронить беднягу, не причинить ему неудобств.