Священная война

- Глаза не открываем, - в очередной раз повторил спокойным и размеренным голосом Феллдир, - сосредотачиваем своё внимание на макушке головы. Просто сосредотачиваем внимание на макушке головы… Тойво почесал макушку, слабо понимая, как на ней можно сосредоточить внимание, на всякий случай пощупал её и опустил руки назад на колени. Рёде этого тоже не понял, но принялся старательно думать о собственной макушке, которая не замедлила зачесаться. Какое-то время он терпел, потом пришлось почесаться. Валька и Мансуну не шелохнулись, у Дагню, стоило ей попробовать почувствовать свою макушку, в ней сразу словно бы задул ветерок – слабый и приятный. А Халли и Оддвар с тоской подумали, что могли бы сейчас тренироваться с мечами, или копьями, или луками, а вместо этого вынуждены сидеть на полу и думать непонятно о чём и непонятно зачем. Оддвар, подумав это, всё же попробовал подумать и о своей макушке, но потом мысли опять перекинулись на тренировки, на которые ему ходить никто, конечно, не запрещал, но воином ему теперь всё равно не быть. - Опять сосредоточили внимание на своей макушке… Халли спохватился, что в своих мыслях до макушки так и не добрался. В магическом зрении самые чёткие потоки были, конечно, у Дагню, и Феллдир взял себе на заметку, что, когда она привыкнет к медитациям, нужно будет заниматься с нею отдельно. Как ни удивительно, подобную же чёткость приобрели и нити Мансуну – не структурированность, как у опытных магов, но именно чёткость, говорившую о том, что его мысли сосредоточены именно на занятии, а не на чём попало. Судя по нереальной упорядоченности, которую приняли нити, ведущей стихией у него должна быть земля. У Тойво, Рёде и Вальки нити ауры то упорядочивались, то опять расползались, это говорило о том, что они то вспоминают, что нужно думать о макушке, то забывают, но по крайней мере, стараются. У Халли и Оддвара нити время от времени приходили в движение, но очень редко и очень ненадолго – или не умеют сосредотачивать свои мысли, или не стараются. Маленький Агнар, который уже знал, что означает «сосредоточить внимание», тоже старался, временами даже пыхтел от усердия и периодически трогал свою макушку, хотя и у него мысли временами убегали то к братику, которого забрала себе одна вдова, то к предстоящему обеду, к которому Тойво с Валькой подстрелили горного козла и из которого Дагню сварила вкусный суп. Суп Агнар ещё не пробовал, но знал, что она готовить умеет, а потому думал о своей макушке и предвкушал горячую чашку с супом. Хуже всего дела обстояли у Сньольфа. Сколько Феллдир ни наблюдал за ним, его потоки и не начали принимать чёткость, притом что задатки мага у него были самые лучшие из всех его учеников. Сньольф у него уже полгода, и за это время – никаких подвижек. Впрочем, неудивительно, потому как на медитациях Сньольф думал обо всём, но только не о том, что говорил Феллдир, и если те же Халли и Оддвар хотя бы пробовали выполнять его указания, пусть и без особого успеха, то Сньольф даже не пытался. Сейчас он думал, как и Агнар, о супе, но больше всего его занимали обиды – на отца, который отдал его в ученики к колдуну, на Абби и Багги, которые насмехались над ним и обзывали колдовским отродьем. И если Багги, провалив и второе своё посвящение, поутих и оставил многие из своих прежних проделок, то Абби, наоборот, словно старался за двоих. Потом приходила обида на мать, которая и не попыталась защитить его и не отдать колдуну, на старшего брата, посвящённого в воины позапрошлой осенью, на проклятого колдуна. На Вальку, которая строго отчитала его, когда он начал жаловаться ей на придирки Феллдира, на Кин, которая с рождения наградила его проклятой магией, опять на отца, который в сердцах заявлял, что у него недоразумение, а не сын. Не будь в нём этой проклятой магии, он был бы воином, и отец бы им гордился, а так из-за неё он не может быть нормальным воином!.. - Мансуну, - Феллдир тихо подошёл к нему и положил руку ему на макушку, - хватит, расслабься, сосредоточься на дыхании. Стоять около него пришлось достаточно долго, пока Мансуну не осознал команду и не переключился на дыхание. Запредельная чёткость с ауры начала сходить. Феллдир кивнул – достаточно для него на сейчас – и напомнил остальным, чтобы они продолжали сосредотачиваться на макушке. Нити у всех, кроме Сньольфа, задвигались и стали чётче, только у Сньольфа они как были хаотичными, так такими и остались. Нет, полгода без подвижек – это много. Сньольф никогда не скрывал, что ненавидит магию и занимается ею исключительно потому, что не может сопротивляться приказу отца, но не теряет надежду, что отец передумает. А пока прикладывал все усилия, чтобы Феллдир прогнал его за то, что у него ничего не получается. И он, Феллдир, прогонит, потому что тратить силы на бесперспективного ученика он не намерен. - Дагню, медленно переведи внимание с макушки на кисти рук. Красавица плавно направила ветерок из макушки сначала в голову, затем в шею, плечи, предплечья и кисти рук. Ветерок теперь поселился в пальцах, вырвался из них и шевельнул волосы в косе, перекинутой на плечо. - Старайся не выпускать ветер из пальцев. Это оказалось сложно, потому что ветер не хотел подчиняться. Она закусила губу и попыталась удержать его силой, если можно так сказать о мысли. - Не напрягайся, - так же спокойно посоветовал Феллдир, - расслабься. Воздух не любит силу, воздух любит мягкость. Тебе нужно работать мягко, плавно. Не пытайся запереть его, просто не выпускай из рук. Дагню попыталась расслабиться – воздух из правой руки тут же вырвался и прошёлся по полу сквозняком. Она снова попыталась запереть его силой, вспомнила наставление Феллдира, расслабилась и попробовала заставить его ходить в ладони по кругу. Теперь ветер вырвался из ладони и поднял ей чёлку. Она попробовала представить, как приятный летний ветерок задувает ей в ладонь и пальцы и не даёт воздуху выйти из руки – воздух пошёл назад в плечо и ударил в макушку, которая даже заныла изнутри. Понятно, так делать нельзя… Феллдир проследил за ней магическим зрением, кивнул. Объяснить, как именно нужно запирать воздух в ладони, невозможно, до этого нужно дойти самостоятельно, и крайне редко у кого это получалось сразу. - Все остальные, - негромко произнёс Феллдир, - плавно переводим внимание с макушки на дыхание. Сосредотачиваем внимание на дыхании. У всех ребят, кроме Мансуну и Агнара, вырвался невольный вздох облегчения – ноги и спины у них давно начали затекать. Агнар уже начинал клевать носом, и Феллдиру пришлось повторить команду специально для него. - Не открывая глаз, медленно ложимся на спину. Когда почувствовали, что ноги больше не болят, поворачиваемся на правый бок, встаём и открываем глаза. Когда Тойво сел и открыл глаза, Феллдира в комнате не было, а все остальные уже сидели и выжидательно смотрели на него. - Проснулся, засоня, - хрипло констатировал Рёде. – Пошли жрать уже, у меня кишки слипнутся скоро. Агнар первым радостно побежал на кухню, где около очага стояла кастрюля с ещё горячим и невероятно вкусным супом. *** Амулет не получался, но Тьярви не сдавался, снова и снова снимал с него зачарование и начинал заново. Это была его третья попытка создать слабенький артефакт, отражающий заклинания на основе стихии воды, первые две он проводил под присмотром Феллдира, который вовремя замечал и исправлял все его огрехи. Но сейчас Феллдир был занят медитацией с новичками, а потому Тьярви вынужден был сражаться с собственными огрехами в одиночку. Дело медленно, но двигалось. Тьярви уже сам понял, как можно обращаться с огненными нитями, а как нельзя, обжёг себе два пальца на правой руке, не очень радостно порадовался, что не чувствует боли на пришитой чужой руке, и в очередной раз начал сначала. Яшма уже начинала крошиться от многократного наложения и снятия с неё магической сетки. Пока ещё крошки были размером с пылинки, но ещё попыток десять – и она не выдержит и расколется на несколько частей. Впрочем, Тьярви уже понял принципы и логику наложения зачарования, поэтому мог рассчитывать, что в десять попыток он уложится. Огненная нить легко шла из пальцев, согревая их приятным теплом – как ни странно, тепло шло и в правую руку, которая не могла ощущать ни боли, ни холода или тепла – ничего. Тьярви один раз задремал у очага и не почувствовал, как из него выкатился уголёк прямо ему в ладонь, и проснулся от того, что нос уловил запах горелого мяса. Юноша вскочил, спросонок долго пытался понять, что горит, потому что на очаге стоял только котелок с давно кипящей водой и никакого мяса. А потом увидел глубокий ожог на своей правой ладони… Нить шла ровно, послушно, чётко укладывалась в узор и почти не путалась. Узор, правда, немного отличался от того, что нарисовал ему Феллдир, но юноша решил уже довести дело до конца, и если окажется, что не то, снова снять его. Последняя петелька, последний узелок – Тьярви придирчиво осмотрел получившееся плетение, опутавшее неотшлифованный кусок яшмы, не увидел явных огрехов и предельно осторожно оборвал нить огня, на всякий случай отодвинувшись от созданного амулета и зажмурившись – стихия огня своенравная, может и полыхнуть. Но ничего не полыхнуло, и Тьярви, помедлив, открыл глаза и осторожно посмотрел на амулет. Амулет лежал на столе, защитный узор остался на месте, оборванная нить самостоятельно спряталась в узор. Он взял камешек в руку, почувствовал исходящее от него лёгкое тепло. Этого быть было не должно, но Тьярви не успел начать разбираться, что он сделал не так, как в кухню зашёл Феллдир, закончивший медитацию с новичками. Он взял в руки амулет и принялся внимательно его рассматривать. Феллдир был скуп на эмоции, и сейчас его лицо осталось бесстрастным, но Тьярви, за столько лет научившийся понимать своего учителя, понял, что амулет не получился. Феллдир, однако, ни слова ни говоря, взял железный, тронутый ржавчиной котелок, зачерпнул им воды из бочки, поставил котелок на пол и кинул в него амулет. Тьярви резво нырнул за очаг, ожидая взрыва от резкого сочетания воды и огня, однако амулет просто ушёл на дно котелка и мирно остался там лежать. Тьярви опасливо выглянул из-за очага, посмотрел на учителя, который невозмутимо снимал крышку с кастрюли с супом, на котелок с водой и утопленным в ней амулетом, вылез и тоже взял тарелку с полки, чтобы налить себе супа, а то понабегут сейчас голодные новички, после которых никогда ничего не остаётся. Про амулет он не спрашивал – знал, что Феллдир сам скажет, когда посчитает нужным. - Сньольфа надо гнать, - спокойно произнёс Феллдир, протягивая старшему ученику ломоть свежего хлеба. Он был наполовину с древесной корой, так что вкус самого хлеба в нём угадывался с трудом, но весной другого не бывает, весной хлеб или наполовину с корой, или его вообще нет. - Я не расстроен, - признался Тьярви, с наслаждением впиваясь в него зубами, и признался: - Терпеть Сньольфа не могу. Тьярви отдавал себе отчёт, что он завидовал Сньольфу за то, что у него магический потенциал был не в пример больше его собственного. Он, Тьярви, много лет был единственным учеником у Феллдира, а тут вдруг появились сначала Агнар со Сньольфом, а потом ещё семеро новичков, самая слабая из которых – Дагню – должна была со временем стать многократно сильнее его. Но Тьярви смог преодолеть свою зависть – выше головы не прыгнешь, он и так старался, как мог, но раз не дано больше, то не дано. Завидовать есть смысл, когда зависть может сподвигнуть на более усердную учёбу, на достижение более высоких результатов, но он и так шёл по самой высокой планке, так что Феллдир временами вынужден был сдерживать его, чтобы предотвратить возможное магическое выгорание из-за перерастраты сил. Да и не в зависти было дело – с новичками Тьярви сошёлся быстро, кроме разве что Халли и Оддвара, но они со всеми держались особняком. А вот Сньольфа недолюбливали все – за постоянное нытьё, а больше всего за то, что он в своих проблемах всегда винил других. Даже Тойво, вечно спокойный, как медведь во время зимней спячки, и тот раз не сдержался и посоветовал ему заткнуться, на что получил отповедь, что он вообще предатель, раз был воином и предал Шора ради проклятой магии. Мордобитие предотвратила Дагню, успевшая перехватить руку Тойво, но с тех пор и Тойво, и Валька принципиально со Сньольфом не разговаривали. - Он не старается вообще, - объяснил Феллдир, пододвигая себе глиняную плошку с супом, - даже не делает попыток выполнять мои указания. - Он и воином не станет, - Тьярви пожал плечами, прислушиваясь, как за стеной начинают шуршать остальные ученики. – Даже Дагфари, может, станет воином, у него характер есть. А Сньольф, - он махнул рукой с зажатым в ней ломтем хлеба, - тряпка. От хлеба оторвалась крошка и покатилась по полу. Тьярви положил ломоть на стол, наклонился и аккуратно поднял крошку, убедился, что больше нет, отправил её в рот, и в это время в кухню, предводительствуемая Агнаром, ввалилась ещё слегка примятая толпа учеников, тут же бросившаяся за тарелками и ложками. Сньольф, с завистью глянув на суп, проглотил слюнки и, задрав голову, вышел из дома на улицу – после последнего скандала, когда он в очередной раз был уличён в отлынивании от занятий, Феллдир отказался кормить его за свой счёт. «Отлично, - прокомментировал тогда Рёде, - нам больше достанется». - Я в северных предгорьях косуль видел, - сообщил Тойво, усаживаясь за стол, - подстрелить бы парочку. - А капусты или морковки ты там не видел? – без надежды спросила Дагню, которую постоянная мясная кормёжка угнетала. - Не, не бегали, - отозвался Тойво, - но если увижу – обязательно подстрелю парочку для тебя. - Вот спасибо! Мансуну не ответил. Он просто подумал, что скоро их корова должна отелиться. Почему-то ему казалось, что телят у неё в брюхе двое, и если они окажутся тёлочками, то можно будет одну попросить отдать ему. Семейство у них большое, но, может, отец не откажет. - Ой, что это? Валька показывала ложкой на котелок, стоящий на полу – тот самый, куда Феллдир кинул амулет Тьярви. Вода там начинала сама по себе булькать. Остальные ученики опасливо покосились на него, Феллдир же встал, взял чистую ложку и спокойно выудил ею из кипящей воды амулет. Вода перестала кипеть, а амулет пошипел каплями оставшейся на нём воды и перестал. Феллдир осторожно потрогал его пальцами и положил на бочку, котелок же со вскипевшей водой поставил на стол. - Амулет для защиты от заклинаний воды не годится, - прокомментировал он Тьярви, - но эффект получился интересным. - И полезным, - Валька сунула кончик пальца в воду, чтобы убедиться, что там действительно кипяток. – В походах, когда невозможно разжечь огонь, такой камешек – самое то, - она подула на обожжённый палец. - Слышь, Тьярви, - полюбопытствовал Рёде, - а ты не можешь сделать амулет, чтобы от него одежда сама чистой становилась? - Такой амулет уже давно существует, - просветила его Дагню, - и называется он – мыло! Я могу одолжить тебе кусок. А то тебе в самом деле давно пора постираться… *** На дневную медитацию Сньольф не пришёл, а с вечерней Феллдир его выгнал сам, объяснив, что тратить на него время и силы больше не желает. Сньольф радостно побежал домой, а когда медитация закончилась, Феллдир обнаружил около своего дома мрачного Йофурра Олафсена. - Опять отлынивает? – в лоб спросил он. Феллдир сел на завалинку, выудил из-за неё бутыль с вином и две кружки, налил в них и протянул одну Йофурру, который привалился рядом. - Отлынивает. - Последний раз я его уже предупреждал, - Йофурр хмуро отхлебнул вина, - осталось только выгнать из дома. - Не хочет он быть магом, - Феллдир посмотрел на заснеженные пики гор, - Дагфари тоже отказался. - Могу пригрозить отречением рода. - Не заставляй. Из-под палки хорошего мага не поучится, а плохие нам не нужны. - Он не станет и воином, - Йофурр Олафсен опустил кружку. – Не нужно быть провидцем, чтобы это понимать. - Пусть попытает счастья как воин. Ему сейчас тринадцать – пусть в пятнадцать попробует пройти своё первое посвящение. Кто знает, какая у него судьба. Йофурр Олафсен покачал головой, потом всё же задумался и пожал плечами. - Может, ты и прав. Может, первый провал заставит его задуматься над собственным характером. Но сомневаюсь я. Тринадцать лет – это не тогда, когда дитятё ещё под стол ходит и из него верёвки вить можно. Хотя – кто ведает… Когда Йофурр Олафсен ушёл, Феллдир ещё долго сидел на завалинке и бездумно смотрел на темнеющее вечернее небо, первые звёзды, заснеженные пики гор. С озера потянуло сыростью и прохладой. По улице прошла Стейна, молодая жена Мьоллнира, ведя за собой на верёвке лохматую корову с выгона. На спине коровы восседал Видар, рядом, подпрыгивая, бежала Эйла и что-то рассказывала мачехе. Стейна приветливо, хоть и с опаской, помахала Феллдиру и дёрнула верёвку, не давая корове попробовать на вкус сохнувший на заборе матрас. Тойво, Валька и Рёде убежали на вечернюю тренировку воинов, Агнар направился к братику с тайным расчётом, что вдова покормит заодно и его, Мансуну прошагал на задний двор, долго стоял, оценивая кучу дров, которые нужно было наколоть, потом взял колун, некоторое время постоял с ним, потом неторопливо взялся за рубку. Чуть позже вышла Дагню, вытряхнула половик, затем пошла складывать в поленницу дрова, наколотые Мансуну. Тьярви снова сидел на кухне, мастеря второй за сегодня артефакт, и, судя по доходящим от него потокам магии, что-то опять шло не так, однако Феллдир решил не вмешиваться. Прогрессирующая ошибка, которую его старший ученик допустил при создании первого артефакта, получилась весьма оригинальной, даже странно было, что жрецы не додумались создать что-нибудь подобное для согревания воды – вещь однозначно полезная. Кто знает, может, Тьярви и на этот раз создаст что-нибудь необычное. Халли и Оддвар не показывались, видимо, или уже пошли спать, или просто сидели дома. Получится из них что-нибудь или нет – вопрос времени, потому что оба были ни то, ни сё. Не отлынивали, но и не старались, к магии интереса не испытывали, но и не стремились вернуться к ратному делу. И если Валька и Тойво при малейшей возможности бегали на тренировки, то Халли и Оддвар после тинга не показались там ни разу. Из-за Двуглавого пика показался край восходящей Секунды, и в это время во двор, почти чеканя шаг, стремительно вошла Гормлейт. - Почему ты стал жрецом? – без приветствия сразу в лоб спросила она. - Спроси это у воеводы, - даже в вечернем сумраке она увидела, как потемнел его взгляд. - Я спрашивала, - она раздражённо дёрнула головой, - он отправляет к тебе. Что это за секрет такой, что вы оба от меня это скрываете? - Спроси у воеводы. - Пошли! – она решительно схватила его за руку и потащила по улице к дому воеводы, стоявшему рядом с центральной площадью, на которой сейчас копошилась стайка кур, выискивая что-то в подсохшей грязи. Воевода сидел на завалинке около своей холостяцкой избушки и, не мигая, смотрел на край Секунды своим единственным глазом. Хакон невдалеке колол дрова, время от времени отгоняя особо настырных кур, чтобы не пришибить их ненароком поленом, где-то невдалеке заблеяла коза, захрюкали в хлеву свиньи. Хакон увидел гостей, опустил колун и степенно подал Феллдиру руку для пожатия. Игг медленно кивнул, затем достал из-за завалинки кувшин с вином. Хакон без слов оставил колун и пошёл в хату за кружками. Принёс, по-хозяйски налил вина воеводе и гостям, в последнюю очередь плеснув себе. Вино было густым, терпким, пряным, с кисловато-горьким привкусом вишни – из запасов Фригг, уже почти подошедших к концу. - Да, хозяйка умела настаивать вино, - покивал Игг, смакуя его. – Никто больше так не умеет. В его голосе уже не было той тоски, что давила его первые месяцы после её смерти. Смысл тосковать, если самое большее полгода – и он встретится с ней. Не в этом мире, так в том, какая разница. А Феллдир невольно обратил внимание на его ауру. Нет, он видел её и раньше, и раньше она была совершенно обычной – красно-бордовые нити с редкими вкраплениями голубых. Но сейчас он неожиданно заметил, что местами нити ауры словно порваны, кое-где недоставало целых кусков, и на прорехах сияли бело-золотым своего рода заплаты – и не чужеродные, но и не свои. - Смотришь? – тяжеловесно усмехнулся Игг и покивал: - Смотри. - Что это? - А как ты думаешь? - Это цвет… - Да, - не дал договорить ему воевода, - это цвет… Ты никогда не задумывался, как в Вольскигге смогли выжить я, Ахти, Дагбьярт, Аудбьорн? Твой отец?.. Впрочем, ты, наверно, не видел, какой ад там творился. - Не видел, - Феллдир отвернулся и посмотрел в землю. - Мы все ушли туда, к отцу воинов. Только нам он даровал шанс вернуться и продолжить то, что родилось тогда в Вольскигге. Но наши души уже ушли из тел, нити, которые должны были их привязывать, порвались, и Шор дал нам нити из своей, как ты называешь, ауры. Только остальным те нити нужны были временно, пока не восстановились свои, а я вот, как видишь, всю жизнь так и хожу… с чужими. - Я раньше их не видел. - Все мы научаемся новому со временем. Ты в себе ещё не всё видел. И зря ты проклинаешь своё жречество, благословить его нужно. Не за магию, нет… не только за неё… Не вправе я это говорить. Просто знай, что твоё жречество спасло тебя… Впрочем, не бери в голову. Просто, когда поймёшь, вспомни этот разговор. Феллдир внимательно посмотрел на него и серьёзно кивнул. - Отец, - решительно подала голос Гормлейт, поняв, что непонятный разговор со множеством недомолвок подошёл к концу, - почему он стал жрецом? Игг усмехнулся. - Скажи ей, Феллдир. Маг покачал головой. - Да что там такого было, - разъярилась Гормлейт, едва удержав себя, чтобы не швырнуть отцу или колдуну в лицо кружкой, - что от меня это скрывают?! - Ты помнишь Вольскигге? – тяжело спросил Игг. - А ты можешь сказать прямо, а? Без всяких «А ты помнишь?»! - Драконье заклинание подчинения, - ответил вместо воеводы Хакон. – Точно такое же, что было на Сньольфе. Точно такое же, что было на Вальтаде сыне Брунхильды-охотницы. Это его семью прилюдно казнили в Вольскигге. … Силье с перерезанным горлом на пожухлой осенней траве. Браслетик Иды со следами крови. Жмущиеся друг к другу на эшафоте Минне и Эльсе. Отчаявшаяся мать, понимающая, что не может спасти своих детей от страшной смерти… Феллдир встал, поставил кружку на завалинку и, не глядя ни на кого, пошёл прочь. … И это только первые пять смертей, в которых он виновен… Гормлейт догнала его уже на околице, схватила за плечо, заставляя его остановиться и повернуться к ней. - Почему ты мне это раньше не сказал? Её голос не был столь резким как всегда. В нём явственно сквозила вина. - Не считал нужным. Она сжала зубы и проглотила готовый вырваться вопрос: «Почему». Поняла – не ответит. - Послушай, - она старалась смотреть ему в лицо, заставляя себя не отводить взгляд, - я не знала этого. Я думала, что ты сам пошёл к жрецам, ну или тебя заставили, а ты не сбежал. Я правда не знала. Феллдир, послушай… Слова давались тяжело, сердце колотилось, в глазах темнело. Не привыкла она просить прощения. Последний раз это было на злополучном тинге после Хёггате пять лет назад… - Прости меня, пожалуйста. Я… Я была неправа, что относилась к тебе предвзято. Я обещаю, что этого больше не будет… Феллдир спокойно посмотрел на неё, потом так же спокойно покачал головой: - Нет. - Почему? – опешила она, не готовая к такому ответу. Она искренне просила прощения и не допускала мысли, что её извинения могут не принять. Феллдир отвернулся от неё и молча пошёл дальше к ручью. Гормлейт провожала его взглядом, пока он не скрылся за скалами. Потом распрямила плечи и подняла голову. Ты простишь меня. Не сейчас, так потом. Ты имеешь право пренебрегать мною, я… На твоём месте я бы тоже не смогла забыть сразу все обиды и оскорбления… Ты простишь меня! Я докажу, что я достойна быть твоей сестрой по оружию! *** Феллдир вернулся домой, когда уже совсем стемнело, а серп Секунды, наполовину скрытый тучами, выкатился из-за горы, заливая всё вокруг белёсым светом. Соломенный матрас на заборе лишился одного своего угла – видно, чья-то корова таки его попробовала. Все ученики торчали во дворе и дружно пытались намочить кусок яшмы, на котором Тьярви сегодня творил свой второй амулет. Яшма не намокала ни в какую, когда её бросали в ведро, вокруг неё образовывался воздушный пузырь, когда поливали – потоки воды отклонялись от неё, мокрой рукой её ухватить не получалось, и когда Феллдир вошёл во двор, Тойво с Рёде под хохот других учеников безуспешно пытались выудить её со дна ведра. Все уже были мокрыми с ног до головы, но яшма с завидным упорством не давалась. - Вы воду из ведра вылейте, - посоветовала практичная Дагню. Когда яшма таки оказалась на земле, предварительно откатившись на сухой пятачок, Феллдир поднял её, всмотрелся в покрывающую её магическую сеть, затем положил обратно на землю и послал в неё слабое водяное заклинание. Воду амулет оттолкнул, саму магию воды – нет и недовольно зашипел. - От заклинаний воды амулет не спасёт, - констатировал Феллдир. - Зато из таких камешков подвалы строить можно, - заявил Рёде, - весной точно не затопит. - Нырять под воду, - возразил Тойво. – Сделал камешек побольше, чтобы он больше воздуха вокруг себя собрал, к голове привязал – и за раками. Что ж, с учениками ему повезло, хорошие попались ребята. А Тьярви… Второй раз подряд амулет с неожиданным эффектом, хотя всего-то немного смещено плетение. Это уже повод задуматься.