Священная война

Северный берег озера Хоннит был выжжен практически полностью. Слабохолмистый, плодородный – он всегда был густо населён земледельцами, деревни здесь иной раз начинались прямо за околицей другой деревни, издалека были видны многочисленные мельницы, а поля пшеницы, ржи и овса тянулись на вёрсты. Теперь же куда ни кинь взгляд – пепелища, обгорелые остовы домов и мельниц, горелые проплешины на полях. Если недалеко от деревни был лес, люди обычно успевали спастись, если нет – воины находили десятки и сотни обгорелых до неузнаваемости тел. И они ничего не могли поделать – драконы редко опускались настолько низко, чтобы их могли эффективно поразить лучники, пращники или копейщики. Феллдир мог бы достать магией, но магия при соприкосновении с драконом рассеивалась. А драконий огонь накрывал без разбора всех и вся. И похожая картина была во всём Скайриме – количество сожжённых деревень и посёлков доходило до тридцати, и это только за весну и лето этого года. А драконов повстанцы смогли убить только восемь – тех, которые спускались достаточно низко для того, чтобы их можно было достать. Восемь драконов. Из не менее чем восьми десятков. Пока они такими темпами будут убивать драконов, оставшиеся семь десятков сожгут весь Скайрим. И храмы драконы больше не жгли, вернее, пытались, один раз повстанцы наблюдали за тем, как трое драконов остервенело нападали на крупный храм, но он был накрыт плотной магической защитой, под которой жрецы были в безопасности. Драконий огонь стекал по защите, не принося никакого вреда, сесть на стены не позволяли Крики старших жрецов, отгонявшие дракона. Тельятопп, который драконы до основания сожгли в прошлом году, не повторился – жрецы хоть и не смели поднять руку на священных для них драконов, но и не позволили уничтожить себя. Драконы кружили над храмом почти пять дней, но потом им это надоело и они улетели. Храм, к сожалению повстанцев, остался цел. - Восемь драконов, - хмыкнула Гормлейт, - и это ещё не конец лета. К концу лета их будет больше. Если мы каждый год будем убивать по десять драконов, то за восемь лет мы их всех уничтожим! А там снова сможем взяться за храмы и жрецов – колдунов нам уже будет хватать! Мьоллнир ничего не ответил, но молча признал, что в её словах резон есть. Только вот что останется от Скайрима через восемь лет, когда они убьют последнего дракона? Не окажется ли он сожжённым дотла? - И не призовут ли жрецы ещё драконов? – добавил в ответ к его мыслям Хакон, поддев ногой череп, втоптанный в чёрный жирный пепел. Посмотрел на него, аккуратно вернул на место. Кем ты был при жизни? Мужчиной, женщиной? Пахарем, а может, кузнецом или гончаром? А может, ты случайный охотник, забрёдший в деревню купить хлеба и попавший под огонь дракона? И сколько вас таких на истёрзанной скайримской земле?.. - Призовут, - пожала плечами Гормлейт, - и их убьём! *** Девятый дракон попался им через седмицу, причём напал на них сам. Воины уже стали на вечерний привал в берёзовой роще в предгорьях Джерольских гор, дежурные уже разложили костёр и поставили казан с водой греться, Мьоллнир уже дал разрешение снимать доспехи всем, кроме дозорных, а Кетиллёг отпросилась сходить на опушку леса, где она видела чешуйчатку. Сотник отпустил её, с ней привычно пошёл Феллдир, а когда они уже собрали полмешка, из-за холма неожиданно появился дракон и спикировал прямо на них. Дракона Феллдир чуял давно и посматривал на холм, но не ожидал, что дракон рассмотрит их среди густого подлеска и камышей. Но то ли дракон оказался глазастым – причём он почему-то не прельстился троллем, который ловил рыбу на противоположном берегу речушки, а сразу заинтересовался людьми, – то ли они как-то привлекли к себе его внимание, но он, вынырнув из-за холма, сразу полетел к ним. Феллдир и Кетиллёг не успели добежать до леса, как дракон накрыл их пламенем. Маг успел накрыть себя и травницу магическим щитом, их обдало жаром, но вреда не нанесло. И у него, и у Кетиллёг были с собой мечи, но дракон был не из мелких, примерно как тот, которого они убили в деревеньке на Треве. Вступать в бой вдвоём было безрассудно, так что им оставалось только носиться по опушке, прикрываясь магическим щитом и постоянно привлекая внимание дракона, чтобы тот не захотел улететь, пока из лагеря на подмогу не прибежали воины – вместе они расправились с ним быстро. В бою погибло четверо. Игуля дракон ухватил зубами, потрепал и отбросил в сторону. Когда бой закончился, выяснилось, что он ещё жив, хоть у него и было прокушено несколько крупных сосудов и оба лёгких. Феллдир и Кетиллёг больше часа бились за его жизнь, но кровопотеря оказалась слишком большой, более того, кровь затекала в лёгкие, мешая воину дышать, и в какой-то момент единственная, менее остальных пострадавшая доля лёгкого не смогла обеспечивать тело воздухом. Игуль, так и не придя в сознание, просто задохнулся. Погибли и оба брата Мёрдсены – Ульв и Уддер, на старшего наступил дракон, а младший, бросившись на помощь брату, не заметил, что когтистая лапа дракона как раз летит в его сторону. Тойво успел увернуться и отделался лишь рваной раной на плече, а вот Уддера дракон разорвал напополам. Невгейр, пытаясь пробить шею дракона, не успел закрыть глаза, и едкая драконья кровь выжгла их почти мгновенно. Враз ослепший мечник ещё раз всадил меч ему в шею, на этот раз разрезав дыхательное горло, но был раздавлен озверевшей тварью. Итого – четверо погибших, и в отряде Мьоллнира, весной состоявшем из пяти десятков, через три месяца боёв с драконами осталось тридцать два воина. Для маленьких драконов достаточно, для больших нужно идти за пополнением… Феллдир присел около дракона, занося его описание в тетрадь, заодно внимательно рассматривая уже начавшую расслаиваться ауру. Она была наполовину серой, наполовину чёрной. Вообще, в окраске аур драконов была одна закономерность, но какие выводы из неё делать, Феллдир не знал. Все маленькие драконы имели чёрную ауру с небольшими вплетениями серых нитей, у средних драконов, подобных тому, который распластался сейчас перед ними, - аура была чёрной лишь наполовину. А вот у крупных, родственных тем, которых они убили шесть лет назад у перевала Холодных Скал, она была серой полностью, без малейших чёрных нитей. И ощущения от них были разными. Драконов с чёрными аурами он ощущал скорее не как драконов, а как старших жрецов – то же смешение драконьей и человеческой сущностей, причём с преобладанием человеческой, то же ощущение… Феллдир затруднялся дать этому определение – не то гнили, не то грязи… У средних драконов человеческая и драконья сущности находились в равновесии, и чувство гнили было меньше. А вот большие драконы примеси человеческого в себе не несли, и аура у них дышала мощью, силой, непонятной тоской – и при этом чем-то смутно родным и близким. Разные подрасы, если у драконов такие есть? Разное время обращения жрецов в драконов? Нужна информация, но где её взять? Тайком проникнуть в крупный храм невозможно – если внешнюю линию защиты он в состоянии пройти, то преодолеть внутренние магические барьеры выше его сил. А все документы и библиотеки находятся именно за несколькими магическими барьерами. Будь с ним хотя бы двое сильных магов, попытка проникнуть внутрь имела бы шансы на успех, но двое сильных магов у него будут в лучшем случае через пять лет. Попасть в храм под видом жреца он уже не рискнёт – слишком много времени прошло с тех пор, как он был жрецом; и если сыграть жреца он сможет, то он без понятия, какие изменения произошли в храмах за это время и какие введены правила безопасности. Жрецы не дураки и должны предусмотреть, что повстанцы могут попробовать попасть в храм, переодевшись жрецами и стражниками. Это шесть лет назад мысли об этом никто не допускал, а сейчас проверка на подсадную утку просто обязана проводиться, тем более, что он сам наблюдал, как жреческие патрули ещё издалека обменивались условными сигналами, убеждаясь, что к ним приближается патруль, а не повстанцы, переодетые патрульными. Попытки перехватывать донесения в Устенгрев или Бромьунар и из них не всегда увенчивались успехом, а кроме этого, повстанцы не всегда рисковали нападать на группы из трёх магов и дюжины стражников. Они этим летом уничтожили два таких посольства, группа в Западном Рифте, где действовал Тьярви, – одно и с немалыми потерями, но ничего особо ценного те посольства не везли: списки послушников, посвящённых в младшие жрецы да младших жрецов, переживших или не переживших переселение им драконьей души. Из Бромьунара шло послание, требующее внести небольшие поправки в ритуал переселения души, одна книга о сути этого ритуала да свиток с выдержками из ещё какой-то книги. Феллдир внимательно просмотрел книгу и записи, но они не содержали ничего, что могло бы ответить хоть на один из вопросов – откуда появилось столько драконов и чем объясняется разность их аур… Единственный вариант, который можно рассматривать как относительно выполнимый – это брать в плен младшего жреца и допрашивать его. Послушники не годились – приученные не совать нос не в свои дела, они знали только то, что непосредственно касалось их самих. Старшие жрецы должны знать много, но Феллдир не сможет с ними совладеть – с завязанными руками и ртом, готовый к борьбе, старший жрец способен уничтожить отряд воинов. Младшие жрецы менее опасны, но они и меньше знают – их тоже без пощады убивают за излишнее любопытство, но всё же круг их знаний больше, чем у послушников. Но проблема в том, что жрецы способны вынести любые пытки – просто обезболить себя и презрительно смотреть на палачей, не испытывая боли. И тоже способны с завязанными руками и ртом и находясь под воздействием паралича, нанести немалый ущерб своим палачам. Ну, и быстро и качественно покончить с собой тоже для них не проблема. Разве только искать жреца под Подчиняющим Криком, вырубать его – и быстро снимать заклятие. Но быстро снять Подчиняющий Крик – это риск порвать ауру и получить второго Уско Орвокинпойка, если снимать аккуратно и, соответственно, медленно, то жрец успеет прийти в себя – даже если его накачать снотворным, то боль от снятия последствий Крика будет такова, что он проснётся, несмотря на убойные дозы снотворного. Но это единственное, что хотя бы относительно реально и выполнимо. И хотя бы в теории может оправдать себя… К нему тихо подошла Кетиллёг, присела за его спиной, мягко положила руки ему на плечи. - Снимай рубашку, давай обработаю рану. - Я сам могу… - У тебя в спине застряли обломки чешуи, сам ты их не достанешь, - её голос зазвучал твёрже. Феллдир тоже едва не попал под дракона. Карауля, когда тот начнёт изрыгать огонь, он упустил момент, когда драконий хвост разметал зазевавшихся воинов с правой стороны. Досталось и Феллдиру – хвост на излёте прилетел ему по спине, порвал кожаную куртку, рубаху и кожу на спине, оставив в ней обломки чешуи и случайный лесной мусор. В бою об этой по сути царапине думать было некогда, а после боя он вообще забыл о ней и почувствовал, что она саднит, только когда травница напомнила ему о ней. Он покорно стянул куртку и рубаху и улёгся ничком на расстеленный плащ. Девушка опустилась рядом на колени и опытными пальцами ощупала рану. - То, что у тебя сломано правое нижнее ребро, ты чувствуешь? - Нет. Он прошёлся магически по своему телу, невольно поморщился. Перелом ребра – это мелочи, он его быстро срастит, а вот то, что в рану попала драконья кровь, пусть и несколько капель – это плохо, теперь или нагноение, или лихорадка ему обеспечены. А то и всё вместе. - Кровь драконья в ране, - неохотно признался он. - Поздравляю, - травница вытянула из кожаного чехла скальпель и подвинула к себе котелок с кипячёной водой. Дежурные накипятили воды для раненых, но она почти вся ушла на других, более тяжёлых, и для Феллдира оставалось меньше половины котелка. Мало, но, глядишь, пока она использует эту, успеет вскипеть следующий котелок. Феллдир подложил ладони рук под лоб, закрыл глаза и в который уже раз вспомнил Уско сына Орвокки. Младший жрец за четыре года сумел выучить слово из драконьего языка так, что звучало правильно. Не абсолютно правильно, Fus в исполнении старших жрецов отбрасывает сильнее, но тем не менее… И если найти слово, которое могло бы заставить дракона сесть на землю, то оно очень бы им помогло, потому что основная проблема в боях с драконами – это то, что они предпочитают не спускаться низко, и тем более не садиться на землю, а поливать огнём в полёте. Драконий огонь людей доставал, а вот человеческое оружие драконов – нет. И если бы он, Феллдир, умел правильно произносить то же самое Fus, он мог бы возвращать драконий огонь обратно дракону, обжигая его и этим дезориентируя его. И четыре года – не слишком большой срок, но кто сможет с уверенностью сказать, что регулярными медитациями над драконьим словом он не вернёт себе Подчиняющее Заклинание? Или не повредит себе ауру? Ведь не факт, что Уско порвал свою ауру из-за неправильного ритуала, а не постоянными медитациями над драконьим словом. Феллдиру до невыносимого хотелось сесть в медитацию и сосредоточиться на каком-нибудь драконьем слове, почувствовать его силу, вкус, мощь, но он одёргивал себя. Точно так же соблазняли его видениями драконы перед смертью. Точно так же манили сесть и помедитировать над ними драконьи слова. Но нельзя. Нельзя верить драконам. Нельзя поддаваться обаянию их языка, потому что кто знает, кем он станет, если попытается постигнуть драконью суть… Гормлейт подбросила в костёр сухих дров, проследила, что языки пламени принялись их лизать, понаблюдала, как Кетиллёг быстро и умело обрабатывает рану Феллдиру. Почти половина воинов была ранена, некоторые серьёзно, а вот она, Гормлейт, не получила ни царапины, и она единственная заметила летящий в них хвост и успела увернуться. Она хотела и Феллдира из-под него вытянуть, чтобы доказать ему и себе, что она действительно его сестра по оружию и прикрывает ему спину, но он стоял слишком далеко. Пять шагов, и хвост пролетел эти пять шагов быстрее, чем она успела даже повернуть голову к колдуну. А когда будет ещё следующий дракон! Хакон вернулся в лагерь уже в темноте – он, как и ещё десяток воинов, которых не ранило в бою, ходил присыпать убитого дракона землёй, чтобы не так смердел, когда начнёт разлагаться. Юноша глянул на мясной суп, аппетитно булькающий в котелке, но больше всего ему хотелось сейчас не есть, а спать – прошлую ночь он сначала стоял в дозоре, а потом над их лагерем кружил дракон, впрочем, так и не спустившийся на высоту поражения, но уснуть рядом с ним молодой воин не решился. Поэтому сейчас он посмотрел на суп и решительно направился к берёзе с отломанной верхушкой на окраине лагеря, внимательно осмотрел её корни, убедился, что муравейника там нет, завернулся в свой плащ, вытянулся, уложив голову на один из корней и мгновенно провалился в сон. … Он снова стоял около своей покосившейся от старости избы и смотрел, как входит в силу пшеница. Жать ещё рано, но можно прополоть репу – заросла уже лебедой, так что и репы самой не видно, но когда он притащил к грядке грубо сколоченную скамейку и ухватился мозолистой рукой за первый сорняк, он понял, что что-то не то. Что-то было не так, как всегда. Он обвёл глазами огород. Морковь тоже пора полоть, да и полить не помешало бы, но явно не морковь выбивала его из привычной колеи. Он поднялся, пошёл в дом, осмотрел его, но и там было всё как обычно, обошёл и поле, но оно было в порядке – он сорвал пару колосков, заражённых спорыньёй, но точно не они выгнали его с огорода. Он с сомнением посмотрел сначала на чистое голубое небо, на мощёную камнем дорогу, на поросшую высокими травами степь вокруг хутора. Всё было как всегда, и всё-таки что-то отличало этот сон от остальных. Хакон неторопливо поднялся по склону холма, на вершине осмотрелся, но вокруг простиралась лишь привычная, нагретая на солнце степь, поросшая колышущимися под ветром травами. «Я что-то должен сделать?» Он, раздвигая руками травы, пошёл вперёд. Где-то высоко пели птицы, шуршали в траве мыши, стрекотали под полуденным солнцем кузнечики, жужжали шмели. Однако за очередным холмом картина внезапно поменялась, вернее, Хакон осознал, что вокруг него простирается не горячая высокотравная степь, а усыпанная обломками камней тундра. Он обернулся назад, но и позади до самых гор тянулась неровная тундра, а впереди вставал горный хребет, вершины которого белели вечными снегами и ледниками. У подножия холма начиналось мелкое болото, тянувшееся, как показалось Хакону, на многие лиги, и упиравшееся в широкую бурную речку. За рекой уже возвышались скалы, поэтому Хакон взял правее и стал подниматься вдоль реки вверх по течению, но внезапно снова обнаружил себя стоящим посреди своего поля, а с холма к нему спускалась Фригг. Она вела за руку воеводу, который не хромал, у которого были целы обе руки, а лицо, обгоревшее до мяса в Вольскигге, было здоровым и не напоминало уродливую маску. И только серая холщовая повязка по-прежнему закрывала правый глаз. Он был в своей неизменной кольчуге, на боку висел меч, на руке – щит, а за плечами – лук, колчан со стрелами и копьё. И обоих их – и Игга, и Фригг – окутывало яркое солнечное сияние. Игг подошёл к сыну, некоторое время вглядывался в его лицо, затем крепко обнял и, так ничего и не сказав, ушёл вместе с матерью в солнечный свет… Хакон проснулся. Ночь уже заканчивалась, серело, шёл дождь, его плащ промок, около потухшего костра натекла небольшая грязная лужа. Воины, спавшие не в палатках, уже попросыпались, и дежурные пытались заново развести костёр, чтобы просушить промокшие плащи. - Воевода умер, - сказал Хакон. - Этого следовало ожидать, - кивнул Дагбьярт. – Он уже весной был плох. - Значит, нужно возвращаться, - вылез из-под своего плаща Мьоллнир, - и собирать тинг. - Отец умер не на поле боя, - с досадой произнесла Гормлейт. - Твой отец, - сурово посмотрел на неё Дагбьярт, - умер шестнадцать лет назад, защищая Вольскигге от драконов. И попал после этого в Совнгард. Он оттуда вернулся, чтобы продолжить восстание. И то, что он второй раз умер у себя в постели, не меняет ничего. Он заслужил Совнгард ещё шестнадцать лет назад. Молодая женщина не ответила. Она стояла под дождём, не обращая внимания, что он уже промочил ей волосы и льёт за шиворот, и смотрела, как Ээрикке раздувает крошечные угольки, выкопанные из глубины кострища. Отец умер. И это тоже её вина, потому что, если бы осталась жива мать, не умер бы и отец. Смерть жены сильно ударила по нему, а он и так последние годы был слаб. И теперь они остались без воеводы. Да, изберут другого, но уже никогда не будет по-старому. И она, Гормлейт, никогда не повторит прежних ошибок, и по её вине никогда больше не погибнут невинные люди. Она воин, и она будет их защищать, а не служить причиной их смерти!