Священная война

По возвращению в селение Феллдира поджидала неприятность – крупная, но всё же просто неприятность. Как ему рассказали, на следующий день, как разведчики покинули селение, прилетел дракон – благо, дозорные на горах предупредили о нём заранее – прошёлся пламенем по двум домам, стоявшим на отшибе, и улетел. Этими двумя оказались его дом и дом его учеников. К счастью, хлев с коровой и двумя козами и курятник с десятком кур не зацепило. Кетиллёг отнесла маленького Бьяре матери и вместе с учениками и подбежавшими соседями принялась тушить пожар. Отвоевать у огня домá не удалось, выдержали только фундаменты и очаги, да подвалы не пострадали. Впрочем, ничего особо ценного не погибло – все продукты, одежда, книги, зелья, артефакты и травы хранились в подвалах. В домах были разве что мебель и посуда. – И кастрюля с супом, – безутешно добавил Рёде. К тому времени, как Феллдир вернулся, его ученики, их родичи и соседи уже расчистили пожарище, натаскали из леса брёвен, обтесали их, подсушили слегка, возвели на сохранившихся фундаментах стены и уже заканчивали крыть крышу у ученического дома, а родичи Ингвильда ставили стропила второго дома. Валька и Дагню, как оказалось, ещё не вернулись из разведки, Рёде и Тойво сколотили стол и взялись за стулья, Тьярви вырезал деревянные ложки, Агнар и Малуша ногами месили глину, а Мансуну не торопясь устанавливал гончарный круг. Оддвара и Халли с ними уже не было. Они уже было смирились со своей участью, сдружились с остальными учениками, начали стараться в медитациях, но у Оддвара прошлой зимой умерли отец и старший брат. Пошли на охоту, застудились, вернулись с тяжёлой горячкой и в одну ночь и отошли. И остались у Оддвара мать, две младшие сестры, одна из которых была уже с ребёнком, и вдова брата – тоже с маленьким ребёнком. А была она сиротой, родителей, к которым можно было бы вернуться, у неё не было. И Оддвар оказался единственным мужчиной на всю семью. Вернее, как пояснил он, два мужика помимо него были, но оба они ещё мамкины сиси сосали. Не отпустить Оддвара и оставить его семью без кормильца Феллдир не мог. Халли же прошлой весной пошел в деревню своей покойной матери, расположенную в Рифте, и не вернулся. Как потом выяснилось, до деревни он не дошёл. Что с ним случилось – неизвестно… К вечеру Мансуну слепил два десятка мисок, затем столько же кружек, тщательно приделал к ним ручки и взялся за кувшины. – А к мискам ручки приделать? – пожурил его Рёде. Мансуну надолго задумался. – Не сбивай человека с панталыку! – прикрикнула на него Малуша, подтаскивая вязанку хвороста к очагу. – Не слушай ты его, – обратилась она уже к Мансуну, – он ерунду несёт! Однако то ли Мансуну всё же не чуждо было чувство юмора, то ли слова Рёде показались ему более стоящими внимания, чем какой-то там девчонки, но он медленно и основательно принялся приделывать к каждой миске по две ручки. – А так удобно, – с удивлением согласилась Дагню, которая со своим отрядом вернулась в селение вечером следующего дня. – Горячее брать можно будет. К последней миске Мансуну, не обращая внимание на Рёде, крутившего пальцем у виска, прилепил третью ручку сверху, как у котелка, а вдобавок продавил в стенке небольшую дырочку и приделал к ней короткий носик. Потом подумал и старательно выцарапал на стенке имя «Рёде». Потом ещё подумал и слепил для этой миски крышку. Через седмицу заготовки достаточно просушились, и он тщательно отшлифовал их и обжёг в яме на заднем дворе. Когда посуда остыла, расставил её на полке на кухне, а Рёде торжественно преподнёс его личную именную миску с тремя ручками, носиком и крышкой. – Из неё же есть неудобно! – вскричал Рёде под хохот остальных учеников. – А ты из носика пей, – нашла выход Дагню. – Там мясо с картошкой застревают! – Специально для тебя буду резать мельче. В конце концов миску с носиком всё же решили использовать для травяных настоев, а Рёде выдали обычную миску. С ручками. А вечером у Рёде проснулась магия. Ни с того ни с сего, без всяких предпосылок, на ровном месте. Феллдир только-только закончил с учениками медитацию, разрешил ложиться, как Рёде вдруг дёрнулся, застонал – и из его рук вырвались потоки воды. Внутренних перегородок в доме ещё не успели поставить, комната для медитаций от кухни отгорожена не была, и поток воды, смыв Малушу – Феллдир едва успел выхватить сестрёнку и отскочить с нею в сторону – ударил в стеллаж со свежеизготовленной глиняной посудой. Стеллаж рухнул, посуда со звоном полетела в каменный очаг. Огонь в очаге зашипел и погас, всё заволокло дымом. Феллдир, уворачиваясь от мощного потока, в темноте подскочил к Рёде, нащупал его руки и послал перекрывающий магический импульс. Одного оказалось недостаточно, понадобился второй. А когда водный поток иссяк, Рёде без чувств обмяк на руках учителя. Феллдир поспешно вытащил его на улицу, уложил на землю, не обращая внимания, что получилось ровно в грязь, задрал ему рубаху и предельно мягко послал в грудь импульс исцеляющей магии, внимательно следя, чтобы этот импульс не вызвал нового всплеска. Тьярви, не дожидаясь команды, метнулся в дом за зельем магического восстановления. В доме было темно и всё в дыму. Тьярви закашлялся, поспешно создал себе воздушную маску, зажёг магический огонёк и бросился к полке, где стояли флаконы с зельями. Флаконы были смыты потоком, их осколки валялись по всей кухне, поэтому пришлось лезть в подвал. В Рёде влили зелье, отнесли его в дом Феллдира, раздели и уложили на скамью. Сидеть около него пришлось несколько часов, потому что магия всё норовила выплеснуться снова. Успокоительные не помогали, Кетиллёг пришлось варить специальное магическое успокоительное. Готового такого зелья не было – хранятся они недолго, а нужны иной раз бывают только раз в жизни. Феллдир вообще с трудом вспомнил рецепт, некоторых специфических ингредиентов у них не оказалось, и Кетиллёг не была уверена, что с теми ингредиентами, которыми она их заменила, зелье подействует, как надо. Зелье вызвало обильное потоотделение, но сработало должным образом – потоки магии улеглись, Рёде пришёл в себя, выхлебал кувшин воды и уснул, на этот раз спокойно. Все вздохнули с облегчением и разошлись спать, но посреди ночи к Феллдиру постучался Тойво. Как оказалось, вернулся из разведки отряд, в котором была Валька, и у неё в походе тоже проснулась магия. К счастью, не так резко, как у Рёде, и девушка смогла её сдерживать. Сдерживать, но не погасить или успокоить. И случилось это три дня назад. Поняв, что с проснувшейся магией Валька сама не сладит, её десятник принял решение возвращаться домой. За два дня они прошли расстояние, на которое в обычных условиях понадобилось бы четыре. Валька не могла ни спать, ни есть, потому что стоило ей хоть немного ослабить контроль над собой, как из её пальцев начинал рваться огонь. Тело, казалось, горело, пить – и то получалось с трудом. Когда Феллдир, завязывая на ходу штаны, прибежал в ученический дом, сидевшая на скамье Валька, которую поддерживали Дагню и Тойво, от внутреннего жара уже с трудом понимала, что творится вокруг, а Тьярви пытался погасить поток. Безуспешно – его сил не хватало. Феллдир положил Вальке ладони на лоб и затылок, понял, что и он не сладит, поэтому взял Тьярви за руку, и они попытались создать Круг. Круг из двух человек не даёт такого усиления магии, как из трёх, но он позволяет объединить магию и направить её в одном потоке. Это помогло, магия в Вальке послушно улеглась, девушка вздохнула с облегчением и повалилась без чувств. Её тоже отнесли в дом к Феллдиру, Кетиллёг влила в неё магическое успокоительное, и девушку уложили на другую скамью, недалеко от Рёде. – Надеюсь, – Феллдир вытер со лба бисеринки пота, – сюрпризы закончились. Сюрпризы не закончились. Под утро Рёде стало холодно, он проснулся, увидел Вальку, переставил свою скамью рядом с ней, забрался к ней под бок – у неё жар ещё не прошёл, а потому она грела не хуже печки – накрыл себя и её вторым одеялом и уснул. Он не был в курсе, что оказавшиеся рядом две ауры с только что проснувшейся магией взаимодействуют, даже если их хозяева спят и в ус не дуют. Им повезло, что их ведущие стихии оказались противоположными, а потому хоть и возбуждали друг друга, но одновременно и гасили одна одну. В итоге на рассвете Феллдира разбудил слаженный вопль боли, к которому через мгновение добавился перепуганный рёв маленького Бьяре. Как выяснилось, огонь у Вальки и вода у Рёде вырвались одновременно, вода загасила огонь, но обоих окатило кипятком. На этот раз остановить потоки удалось быстро, Вальке и Рёде смазали ожоги заживляющей мазью, и в дом заглянули любопытные ученики, привлечённые воплями. – А скажи мне, – недобро поинтересовался у Рёде Тойво, когда выяснил, что случилось, – а ты зачем полез ночью к Вальке? – Греться, – без задней мысли ответил Рёде. – Мне холодно стало. И только после этого до него дошла двусмысленность ситуации. Когда его укладывали спать, его полностью раздели, потому что он был мокрым, а надеть на него хотя бы портки никто не удосужился. И когда Рёде ночью полез к Вальке, он как-то не учёл этот факт. Хорошо, что Валька была одета, но всё равно поди докажи, что собирался всего лишь продолжить сон, и что в его теперешнем выжатом состоянии на постельные утехи желания и сил нет от слова совсем. – Да честно я! – вскричал Рёде, отступая от Тойво, который начал уже с кулаками наступать на него, чтобы доходчиво объяснить, что лезть в постель к чужим девушкам невоспитанно. – Мне холодно было, я спать хотел! Я вообще не думал ничего!.. Руки перед собой в инстинктивном жесте самозащиты он выставил машинально. Поток воды, к счастью, более слабый, чем вчера, из них тоже вырвался машинально. Рёде, сообразив, что наделал, попытался остановить поток и сложил руки в блокирующем пассе. Пасс не получился, поток не остановился, и два ручейка хлынули: один в не успевшую отскочить Вальку, второй – в Феллдира. У Феллдира реакция была лучше, он мог легко увернуться, но успел сообразить, что у него за спиной стоит жена с сыном на руках, а потому остался на месте и принял удар на себя. Когда магический поток наконец свернули, воды в доме было уже по щиколотку. Снова потерявшего сознание Рёде уложили на скамейку, Тойво принёс собственное одеяло и закутал в него приятеля, чтобы у того не было больше повода лезть к Вальке греться. – А теперь запоминаем, – внушил ученикам Феллдир. – Рёде и Вальку сейчас не трогать. Не злить, не веселить, не пугать, не задирать – не делать ничего, что может вызвать всплеск магии. Научатся они контролировать и гасить собственную магию, тогда пожалуйста. А до моего разрешения – нет. И, Тойво, про это самое, в чём ты подозреваешь Рёде, тоже забудь. Не меньше чем на месяц. Если не хочешь быть сожжённым в самый ответственный момент. Тойво вздохнул и кивнул. Быть сожжённым – в самый ответственный момент или не в самый – ему не хотелось. – Отлично, тогда можете вытереть здесь пол. – Вычерпать, – уточнила Дагню, оценивая глубину получившегося озерка. *** Следующий сюрприз поджидал Феллдира утром. Когда он переступил порог ученического дома, первое, что бросилось ему в глаза, – это стеллаж с посудой, слепленной Мансуну. Феллдир даже не сразу сообразил, что не так, а потом до него дошло. Этот стеллаж вчера был опрокинут потоком воды, и посуда – он это точно видел – при падении ударялась о каменный очаг. А сейчас, целая и невредимая, она снова стояла на полках. Вся. И миска с ручкой и носиком тоже. Нет, так не бывает. От удара о камень посуда могла разбиться не вся. Но чтобы не разбилась вся… Он взял одну из чашек, осмотрел её. Глина как глина, выкопанная из общего карьера за поселением. И не похоже, чтобы в ней были какие-нибудь особые примеси. Феллдир повертел кружку в руках. Она казалась очень… не то тёплой, хотя на самом деле нагретой не была, не то удобной, хотя ничего необычного в ней не было – форма как форма, ручка как ручка. А вот в магическом зрении кружка еле-еле отсвечивала зелёным. Это не зачарование – при зачаровании магия накладывается поверх предмета переплетением нитей. Здесь же она была словно смешана с глиной, и не нитями, а в своём изначальном, не оформленном виде. Так умели делать древние атморанские кузнецы: куя оружие и клепая доспехи, они инстинктивно вливали в них магию. Оружие или доспех при этом не становились магическими, не били молниями, не обжигали огнём и не замораживали, но они были удивительно прочными и долговечными. Два одинаковых с виду меча, выкованные в одной кузне из одного куска железа – но меч, склёпанный обычным подмастерьем, быстро затуплялся и ржавел, а меч, сотворённый кузнецом-ворожеем, вспарывал чешую драконов, рубил доспехи, как хлеб, и не поддавался ржавчине. Таким был меч Гормлейт. Выковывая его, древний кузнец инстинктивно вплавлял магию в металл, делая его практически вечным. И Мансуну, лепя глиняную посуду, неосознанно ворожил точно так же, как тот неведомый атморанский мастер. Техника, давно считающаяся забытой… И как чудо – держать в руках простую глиняную кружку, напитанную магией души… Ведущей у Мансуну была стихия земли, более того, все остальные стихии отстояли от неё настолько далеко, что Феллдиру на первых порах казалось, что их у него вообще нет. Скорее всего, таким подавляющим доминированием стихии земли и объяснялась ненормальная медлительность Мансуну. В бой его брать бессмысленно – пока до него дойдёт, что нужно делать, бой закончится. Варить зелья – тоже нужна быстрая реакция, делать артефакты – аналогично. И получался затык: и маг из Мансуну сильный, и старается он, и получается у него всё, а приспособить его некуда. Только действительно ли некуда? Феллдир поставил кружку на стол и коротко сказал ученикам: – Разбейте её. Девятилетний Агнар среагировал первым и радостно запустил кружкой в деревянную стенку. Она отлетела на пол невредимая. Двенадцатилетняя Малуша фыркнула: «Слабак», схватила кружку и швырнула её о каменный очаг. С тем же результатом. Дальше между Тойво и Тьярви произошла потасовка, в результате которой кружкой завладела Дагню. Силы у неё было побольше, чем у Малуши, и кружка встретилась с каменным очагом на гораздо большей скорости. Впрочем, это ничего не изменило. Тойво и Тьярви переглянулись, сделали выводы, Тьярви шандарахнул по кружке заклинанием кувалды, а Тойво схватился за молоток. Применение магической кувалды и молотка привело к тому, что маленький кусочек от края они всё-таки скололи. Мансуну, который к этому времени осмыслил задание, медленно взял собственную кружку, сжал её рукой и раздавил. – Мышка бежала, хвостиком махнула… – потрясённо прокомментировала Дагню. Феллдир не сразу смог отвести от него взгляд: на то мгновение, когда Мансуну сжал кружку, аура его расширилась, уплотнилась и, переливаясь зелёным, потекла в руку… – Пошли со мной, – сказал ему Феллдир. Его ученик осмыслил просьбу, затем подумал, спрашивать ли, куда, или само выяснится, но всё же спросил: – Куда? Пока он думал, Дагню с Малушей успели собрать осколки, сходить на задний двор и выкинуть их в мусорную яму. – К кузнецу. Будешь воинам доспехи делать. Ученики переглянулись, посмотрели на стеллаж с неубиваемой посудой, затем на Мансуну, потом опять друг на друга. Тойво подпёр голову рукой и заметил: – Если твои кружки не берёт даже молоток, то твои доспехи должны выдержать укус дракона! *** Засесть за книги, добытые у жрецов, получилось только вечером. Кетиллёг уложила Бьяре спать, Феллдир зажёг над столом магический огонёк, и они занялись каждый своим делом: жена перебирала собранные недавно и уже подсохшие корешки, он просматривал книги. – Почему так мало? – удивился он, зная, что собачьего корня она для различных мазей всегда запасает много. – Не видно ещё, где он растёт, – пояснила она, пододвигая поближе корзину для очищенных корней. – У нас в лесу он уже пустил ростки, а за рекой ещё никакой зелени. Учебники по артефакторике Феллдир пролистал и отложил, и взял книгу о драконах. Она была старой, написанной от руки, на тонком, отличной выделки пергаменте. Заглавные литеры с множеством завитушек тщательно выписывались красными чернилами, гласные буквы много где пропускались, если надо было – над словами ставились огласовки. Многие, наиболее часто встречаемые слова сокращались, поля пестрели пометками, сделанными в разное время, разными людьми, разными чернилами. Когда-то, ещё будучи жрецом, он такую же книгу умыкнул из запретного отдела библиотеки Фолгунтура. Читать её пришлось быстро и по диагонали, потому что поймай его кто-нибудь из старших жрецов с ней, он бы долго после этого не прожил, но начало он мог процитировать по памяти: «Семь вечностей дремало под тёмными водами, луч не осветил предвечную пучину, великая Праматерь ещё была скрыта в Праотце, и они не породили ещё Првдркн». Перводракона. Феллдир наклонил книгу ближе к свету, вгляделся в этот набор согласных букв, написанный чуть-чуть другим почерком и чуть-чуть другим цветом чернил. Точно так же было и в той книге, что он читал в Фолгунтуре, точно так же было и здесь. Если присмотреться, можно было разглядеть, что изначально здесь было другое слово, более короткое, чем «Перводракон», но оно было очень аккуратно соскоблено, а вместо него вписано «Перводракон». Но оно целиком не влезало, поэтому и пришлось сократить его до одних согласных букв, а сверху поставить огласовки. Феллдир посмотрел пергамент на просвет. Нет, не разобрать уже, что здесь было изначально. «Луч разума пронзил предвечную тьму, и родились Свет и Тьма, Дух и Материя, Творение и Разрушение, которых с рождением Слова назовут Ану и Падомай. И родились Старшие Свитки, чтобы сохранять Нити Судьбы. И сотворили Ану и Падомай Нир и возлюбили её, и это было время Первой Великой Расы. Но прошло время, и нарушилось равновесие, и склонилась Нир к Ану…» Мелким аккуратным почерком после этого абзаца был добавлен комментарий: «Ану – имя Перводракона во времена Первой Великой Расы, Падомай – имя Алдуина во времена Первой Великой Расы, Нир – имя Хранителя во времена Первой Великой Расы». Он снова посмотрел лист на просвет. Вместо «Перводракона» и здесь прежде стояло что-то другое. И вместо «Хранителя» – тоже, причём изначальное слово на этот раз было длиннее «Хранителя», и, приглядевшись, можно было различить, что первая буква стёртого слова была «П». «И породила кровь Ану – Эт’Ада, и породила кровь Падомая – Даэдра, и породила кровь Нир – Аэдра». И после этого абзаца неизвестный переписчик посчитал нужным пояснить: «Эт’Ада – имя Перводракона во времена Второй Великой Расы, Даэдра – имя Алдуина во времена Второй Великой Расы, Аэдра – имя Хранителя во времена Второй Великой Расы. Ныне потомки Второй Великой Расы именуются даэдра и аэдра. Потомки Эт’Ада, когда время Второй Великой Расы подошло к концу, покинули Нирн ради звёзд». Феллдир пролистал книгу. Везде слова «Перводракон» и «Хранитель» были написаны поверх других стёртых слов. «И наступило время Третьей Великой Расы – драконов. И Перводракон получил имя Создатель, и Разрушитель получил имя Разрушитель, и Хранитель получил имя Хранитель». А здесь уже затёрты все имена. Одна и та же Триада Создатель-Разрушитель-Хранитель: они звались Ану-Падомай-Нир во времена Первой Расы, звались Эт’Ада-Даэдра-Аэдра во времена Второй расы. А дальше кто-то методично стирает имена Создателя и Хранителя во времена Третьей, Четвёртой и Пятой рас, оставляя только имя Разрушителя во время Пятой расы. Алдуин. Зачем жрецам предавать забвению имена Священной Триады? Какой в этом смысл? «И по Слову драконов менялись Небо и Земля, и по Слову драконов поворачивали вспять реки и возводились горы, и по Слову драконов светил Магнус и проливался дождь, и по Слову драконов всплывали острова и наступал океан. И поняли силу свою драконы, и решили они переписать Старшие единая нить…» Что? Феллдир перечитал последнее предложение, думая, что он неправильно разобрал старые письмена. Нет, всё верно – «переписать Старшие единая нить…» Ошибка переписчика? Или… Словом «Старшие» текст оканчивался на середине страницы, за ним шла миниатюра, изображавшая Алдуина, а «единая нить» начинала уже следующую страницу. Феллдир уже в который раз посмотрел пергамент на просвет, а затем внимательно вгляделся в шов между страницами. Сомневаться не приходилось – на месте миниатюры изначально был текст, впоследствии соскобленный, и как минимум один лист между этими страницами был вынут. А скорее всего, судя по довольно большому зазору, больше, чем один. Что решили переписать драконы? Не Старшие же Свитки… Драконы были могущественны, но Старшие Свитки принадлежат не их расе, они старше всех рас, и ни одна раса не в состоянии повлиять на них. Старшие Свитки по сути не являются Свитками, хотя Феллдир слышал… кстати, всё от того же Йолмира… что во времена Пятой Великой расы они чаще всего выглядят действительно как свитки. Но на деле это воплощение первичного Разума, который дал рождение всему миру на заре творения. И переписать их не должно быть возможно в принципе. «... единая нить между мирами осталась там, где сужается горло миров, и охраняет горло миров недремлющее око Хранителя. И не пройти по нити иначе, чем приняв тело нынешней расы. И лишь Перводракон, Алдуин и Хранитель вольны проходить в любом месте мироздания…» Кетиллёг бросила в корзину последний корешок. Феллдир протёр начинавшие болеть глаза. – Ты ещё долго будешь? – она отгребла угли в очаге в одну сторону, положила на освободившееся место четыре крупных камня, на них установила широкую тонкую доску и высыпала на них корешки, разложив их ровным слоем. – Хватит, пожалуй, – решил Феллдир, закладывая кусочком бересты место, где он остановился. Уже в темноте, лёжа в кровати, Феллдир погладил жену по начавшему снова надуваться животу, поколебался и спросил – даже не её, а словно бы самого себя: – Зачем жрецам стирать имена Создателя и Хранителя? Кетиллёг приподнялась на локте, посмотрела в его смутно различимое в темноте лицо и тихо пропела: – Отскочил топор от камня, Лезвие вонзилось в тело, В палец на ноге у Вяйнё; Начал старец заклинанья, Вспомнил каждое он слово. Одного не вспомнил только: Заклинаний о железе, Чтоб на них повязку сделать, На тяжелые порезы…[1] – Я помню эту песнь, – сказал Феллдир. – Он потом поехал по всем селениям, спрашивать, знает ли кто-нибудь слова, чтобы остановить кровь. Но к чему ты это? – Он не знал истинного имени железа, – она мягко провела пальцами по его волосам. – Кто владеет истинными именами вещей, тот является владыкой этих вещей. Зная истинное имя медведя, можно повелевать медведем. Зная истинное имя трав, можно повелевать травами. Феллдир ответил не сразу. Закрыв глаза, он чувствовал, как пальцы Кетиллёг, на которых остался запах собачьего корня, гладят его по волосам. – Я всегда думал, – признался он, – что Вяйнё просто не знал исцеляющего заклинания. – Заклинания – это тоже истинные имена вещей. Зная истинное имя огня, можно вызвать огонь, если… – … заодно с заклинанием сделать нужный пасс и правильно направить силу. – Да. Так, возможно, имена Создателя и Хранителя тоже имеют такую силу, и при определённых условиях человек может, например, получить часть их силы. Пальцы, пахнущие собачьим корнем, убрали прядь волос с его лица. – Я понял твою мысль… Он притянул Кетиллёг к себе, набросил ей на плечи одеяло и положил её голову к себе на плечо. В своей кроватке завозился и захныкал маленький Бьяре. Феллдир протянул руку, накрыл его одеяльцем и успокаивающе погладил по головке. Сынишка хныкнул напоследок, пригрелся и опять засопел. Имя Создателя может быть своего рода заклинанием. Но тогда и имя Разрушителя может быть своего рода заклинанием… ________________________________________ [1] Калевала. Из восьмой руны.