Священная война

Родная долина встретила их низко висевшими серыми тучами, в которых терялись вершины гор, непрекращающимся моросящим дождём, поникшими голыми деревьями и травой. И двумя пропалинами в селении – с перевала Ветров две выжженные полосы были видны очень хорошо. Как выяснилось, сгорело девять хат, но погибли лишь две бабы, да и те по собственной дурости – дракон, прилетевший поздно вечером, был третий за день, люди уже дважды днём прятались в подвалы, и нашлись такие, кому это надоело. Дракон прошёлся пламенем ровно по тем домам, в которых остались люди, но если одна семья, поняв, что беда летит прямо на них, в самый последний момент успела прыгнуть в подвал, то две бабы так и сгорели. – Дуры, – прокомментировал Мьоллнир. Сгорела и хата Гормлейт. Молодая женщина постояла около пепелища, уныло размышляя, что делать. Потеря была невелика, дом опостылел ей давно, потому что ассоциировался только с зимней тоской и вынужденным ничегонеделанием, но сейчас она осталась без крыши над головой. А дождь лил и лил. Родичи у неё есть, хоть кто-нибудь да приютит, но идти к кому-то напрашиваться в гости ей претило. Лучше, пожалуй, переждать зиму в Длинном Доме воинов – ставить ей хату будут в самую последнюю очередь, потому что сначала отстроят избы семьям, где есть дети, а сама она не сумеет сколотить даже самый примитивный сарай. Или пойти занять какую-нибудь землянку в лесу, как раз и построенных на случай, если дракон сожжёт селение? Или найти какую-нибудь пещерку и в ней перекантоваться до весны? Ей много не надо – огонь, шкура, еда – и тупо ждать весны. Она не боится ни снега, ни дождя, ни холода, надо будет – она и без дома обойдётся. Только настроение было хуже некуда. Боевое лето выдалось неудачным, драконы окончательно перестали спускаться низко и подставляться под удары, посольств тоже становилось всё меньше и меньше – жрецы сидели по храмам, а в рейды за продовольствием и магическими детьми выходили большими группами по сотне человек, против которых воины были бессильны. За всё лето они убили только трёх драконов и пять жреческих посольств. И лично она уничтожила всего одного жреца и одного стражника. За всё лето от её меча пало всего два врага! И дальше будет только хуже. Это было тяжело осознавать, но она отдавала себе отчёт, что в будущем году если что изменится, то только в худшую сторону. В этом году они только одного дракона убили собственными силами, с оставшимися двумя им помогли обстоятельства – один раз это были великаны, второй раз дракон пролетал над скалами и застрял хвостом в расселине. С посольствами же... Феллдир подлавливал момент, вбрасывал в посольство одно-единственное мощное режуще-взрывающееся заклинание, после которого воинам оставалось лишь добить раненых и дезориентированных противников. Тьярви действовал по-другому – сил на такое мощное заклинание ему не хватало, он раскладывал вдоль дороги какие-то артефакты, которые портили магическую защиту жрецов, и воины расстреливали их из луков. Там боя было больше, но тоже мало. Будет хуже. В следующем году они тоже будут лишь добивать драконов, не добитых великанами, да так же добивать жрецов, не добитых магами. А драконы и жрецы будут жечь Скайрим. И впереди зима. Долгая, бесконечная, беспросветная. На севере Скайрима уже снег, несколько дней – и он ляжет и здесь. И опять ей бродить по лесам и горам под метелями или северным сиянием. И если раньше можно было вспоминать, как они били драконов, снова и снова переживать эти бои и мечтать, что в следующем году они убьют врагов ещё больше, то теперь… Теперь ждать весны и знать, что и драконов, и посольств будет ещё меньше… «Шор, что делать?» В ответ – тишина… Насколько же легче было, когда она знала, что боевой год был удачным, и верила, что следующий год будет ещё удачнее. Тогда ей казалось, что ей плохо зимой, а сейчас она понимала, что знать, что будет ещё хуже, что она бесполезно проведёт не только зиму, но и лето – невыносимо… *** Посвящение в воины в этом году тоже вышло безрадостным. Его проходили лишь семеро юношей и две девушки – всего девять человек против тридцати, а то и сорока в предыдущие годы. И вроде бы это было просто случайностью: кто-то сам решил повременить с посвящением, решив, что ещё не готов, кого-то не допустил воевода – тоже потому что не готов, кто-то по разным причинам вынужден был покинуть селение – но видеть всего девять человек на ритуальной площадке было тревожно. И из этих девяти только для троих посвящение было первым, остальные же проходили его во второй, а то и в третий раз. Второй раз пытался стать воином шестнадцатилетний Сньольф, в своё время не захотевший быть магом, третий раз пытал своё счастье семнадцатилетний Дагфари, тоже когда-то не пожелавший делаться колдуном. Третий раз был допущен к посвящению девятнадцатилетний Абби – закадычный враг Сньольфа и бывший друг Багги. В своё время Абби и Багги любили поизмываться над слабыми, но если Багги, провалив два посвящения, взялся за ум, оставил свои прежние проделки и с третьего раза был принят в дружину Шора, то Абби по-прежнему предпочитал доводить до слёз детей, а не горбатиться на огороде или тренироваться с оружием. Два посвящения он не прошёл, сейчас пытался третий раз, но всем было ясно, что это бесполезно. – Дерьмо он, – прикусил ус Мьоллнир, внимательно рассматривая волнующихся юношей и девушек на ритуальной площадке, мокнущей под серым, моросящим осенним дождём. Хакон, стоявший рядом с ним, согласно наклонил голову. Восемнадцатилетний Нордмад, пришедший к ним в селение три года назад, – хороший хлопец, рукастый, смекалистый, но как воин – ни рыба, ни мясо. Его нужно было начинать тренировать не в пятнадцать лет, а в пять, и тогда к восемнадцати из него бы вышел прок. А так… Ахти не хотел его допускать к посвящению, но Нордмад почесал тогда вихрастый затылок своей широкой лапищей и серьёзно сказал: – Надобно мне, воевода. Вот хошь режь, не ведаю, почему, но надобно. Мо и не стану я воином – ничё, восемнадцать годков отжил без ентово, коли не судьба – и дале проживу. Только надобно мне пойти на посвящение, чую я – надобно. И Ахти, посмотрев на него совершенно другими глазами, дал ему согласие. – Станет он воином? – тихо спросил Дагбьярт у Хакона, подбрасывая в руке кинжал и ловя его. – Сегодня – нет, – Хакон прищурил свой единственный глаз. – Но может быть, сегодня он в душе станет воином. А когда человек воин в душе, тело само научится сражаться. И результаты посвящения не порадовали – из девяти человек Шор принял в свою дружину лишь четверых. Сньольф и Абби проиграли ритуальные поединки, но если для Сньольфа ещё оставалась одна попытка, то для Абби путь в воины отныне был закрыт. Нордмад был ранен во время ритуального поединка, но принял поражение как нечто ожидаемое и ушёл с площадки с одухотворённым и просветлённым лицом, а Гормлейт увидела, как вокруг него мерцает золотисто-белое сияние. Шор не призвал его в свою дружину. Но благословил его. А вот Дагфари, хоть и принимал сейчас поздравления сотников и воеводы, не нёс в себе сияния Шора, в отличие от Нордмада или других троих, ставших сегодня воинами. – Он не проживёт долго, – невольно вырвалось у Гормлейт. – Кто знает, – серьёзно прищурил свой единственный глаз Хакон. – На нём нет… он не светится! Все воины светятся, на всех, кто прошёл посвящение, есть печать Шора, а на нём нет! – Я знаю. Не вижу, как ты, сестра, но знаю. Он хотел быть воином, но он в этой жизни должен был пройти по пути мага… У большинства людей, сестра, есть выбор. Любой человек может стать воином, или селянином, или магом. Или ещё кем-нибудь. Но есть такие, у кого путь только один. И тогда судьба всеми силами будет толкать его на этот путь. – Но он сейчас встал на путь воина. – Если он встал на него, это не значит, что он сможет по нему идти. У него только один путь – путь мага. Своими предыдущими жизнями он сам сделал так, чтобы его теперешняя жизнь прошла под знаком магии. И поэтому он сможет ступить на любой путь, но идти сможет только по одному. Она посмотрела на гордого Дагфари, взиравшего на тех, кто не прошёл посвящение, с видом превосходства и важности. Презрительно глядел на Тойво с Валькой, словно говоря, мол, я же говорил, колдуны презренные, что стану воином! Только не сияло на нём благословение Шора… – Хочешь сказать, – Гормлейт глянула на брата, – что он всё равно станет магом? Хакон неопределённо пожал широкими плечами: – У него много путей, сестра. Но все они ведут или к магии, или к смерти… *** Маленькая Кетильрид уже начинала ходить, всюду совала свой нос и пыталась помогать матери работать с травами. Помощь оборачивалась тем, что корешки и цветки приходилось собирать по всему полу и заново сортировать. Потом стали пропадать морские жёлуди, обнаруженные чуть позже в её колыбельке под матрасом. – Травница растёт, – Кетиллёг выгребла жёлуди, кое-где погрызенные, из кроватки. – Я начинаю бояться, – отозвался Феллдир, пальцем выковыривая у дочери изо рта добытую откуда-то чешую рыбы-убийцы, – что у нас когда-нибудь маг будет расти. А вечером пришёл Хакон. Кетиллёг уложила детей спать, Феллдир достал с полки бутыль с вишнёвой наливкой, налил себе и гостю. Хакон взял в руки кружку и молча отпил глоток, а потом долго сидел и молчал, погружённый в собственные мысли. Феллдир и Кетиллёг, подсевшая к ним за стол, не торопили его. Где-то на улице лаяла собака, шуршал по крыше дождь, в очаге потрескивал огонь, а в доме стояла фаталистичная тишина. Время пришло. Три года он слышал зов, и больше оставлять его без ответа было нельзя. Хакон это знал. Три года ещё можно было оттягивать тот момент, когда придётся принимать решение, но сейчас наступил последний момент. Проигнорировать зов сейчас – и потом может быть поздно. – Ты пойдёшь со мной? – Хакон серьёзно посмотрел на Феллдира своим единственным глазом. Не было смысла говорить, куда. Все и так это понимали. – Да. И всё, больше слов не требовалось. – Я позову с нами Гормлейт, – помолчав, добавил Хакон. – Она против того, чтобы идти на Глотку Мира. – Она не умеет занять себя чем-то другим, кроме войны, – его губы сложились в горькую улыбку, – и зимой в селении она чахнет. Сейчас она пойдёт куда угодно и зачем угодно, только чтобы не сидеть здесь. А к тому же, – он посмотрел в остатки наливки на дне своей кружки, – она тоже понимает, что мы зашли в тупик. Когда Хакон ушёл, Кетиллёг встала из-за стола, зашла Феллдиру за спину и обняла его. – Иди спать, – улыбнулась она, – чтобы ты к утру был выспавшимся. Я соберу тебя в дорогу. Он погладил ладонью по её руке, пахнущей каким-то зельем, и встал. – К ученикам надо зайти, сказать Тьярви, чтобы гонял их в моё отсутствие. Она вытащила из-под своей рубахи берёзовую, гладко оструганную щепку на шнурке с вырезанной на неё руной Кин и надела мужу на шею. – Пусть боги хранят ваш путь. *** Хакон пришёл в Длинный Дом воинов рано утром, когда ещё не начало светать. Гормлейт не спала, лежала на соломе, завернувшись в медвежью шкуру, смотрела в темноту и проклинала бессонницу. Впрочем, бессонница была не причём – спать она вчера легла, ещё и не стемнело полностью, вот и не диво, что выспалась к рассвету. Хакон пришёл в её угол, сел рядом с ней на корточки и посмотрел на неё, хоть в темноте едва мог различить её силуэт. Молодая женщина села, невольно почувствовав, что он пришёл не просто так. – Мы уходим, – сказал Хакон так, что она поняла – и куда они уходят, и что возражения он уже не станет слушать. Они спорили про это целое лето, она пыталась его убедить, что идти к дракону за помощью – это ошибка, сколько бы там Феллдир ни твердил, что Хранитель – это не дракон, но брат остался при своём мнении. И теперь он уходил. – Я с вами. Всё равно делать нечего, всё равно в селении только киснуть. А так и дело будет, и толк от неё будет… На улице их ждал Феллдир. Лил дождь, под ногами хлюпала грязь, чёрное небо едва-едва начинало сереть, в окнах некоторых домов зажигались свечи и очаги, где-то горланил петух, далеко над горами угадывался силуэт летящего дракона. Год назад, уходя искать отряд Дагбьярта, они торили дорогу в снегу, сейчас под ногами хлюпали лужи, чавкала грязь и сминалась гнилая трава. Но тогда они просто шли и знали, куда идут, а сейчас впереди неизвестность… *** На путь от Предела до Глотки мира ушла седмица, и всю эту седмицу лил дождь – то сильнее, то едва морося, но не прекращаясь ни на час. Деревья стояли голые и поникшие, трава сгнила окончательно, разжечь костёр получалось только с помощью магии, сапоги не просыхали, и даже кожаные плащи не могли защитить от постоянной воды с неба. Иварстеда, расположенного на лесистом плато у подножия Глотки Мира, не существовало уже много лет после того, как его сожгли драконьи жрецы. Огромное пожарище, которое так больше и не заселили, постепенно зарастало травой и молодыми деревьями, поглощая оплавившиеся каменные фундаменты и очаги, поля тоже давно исчезли под наступавшими на них лесами. На несколько лиг окрест не было ни единой деревеньки, ни единого хутора, даже заимки – и те не встречались, так что трём путникам пришлось сооружать хижину, чтобы обсохнуть – лезть на вершину Глотки Мира мокрыми насквозь было безумием. Хакон сходил за пять лиг в ближайшее село к кузнецу за гвоздями и верёвками, Гормлейт с Феллдиром нарубили в лесу подходящих деревьев и наскоро обтесали их. Нашли четыре дерева, растущие квадратом, к ним приколотили тонкие длинные брёвнышки, так что получилось четыре стены без окон и с низкой дверью, которые увенчали односкатной крышей – тоже из брёвен, и на них настелили еловых лап и мха. На земляной пол тоже набросали еловых лапок и мха, а поверх – наспех обработанные шкуры медведей, добытых Гормлейт. Над входом соорудили навес, под которым сложили очаг, и вечером второго дня наконец-то смогли развести огонь и просушиться. Утром, вырезав себе по паре крепких палок, они под всё тем же дождём пошли искать подъём на гору. Хакон из сна помнил, что он начинался где-то недалеко от Иварстеда, и к концу дня они наткнулись на тропу, петлявшую между валунов и скал и серпантином уходящую вверх. Вернее, тропой это было когда-то давно, сейчас проход зарос травой, кустарниками и деревьями, где-то был завален камнями, но в том, что в давние времена здесь ходили, сомнений не было. Кое-где на скалах были высечены в камне непонятные не то знаки, не то руны, смысла и назначения которых не знал даже Феллдир. Иногда под ногами проступали из земли ступени, местами разрушенные и стёртые, попадались огромные куски камней, явно нёсших на себе следы обработки, хотя чем раньше были эти камни, определить уже не представлялось возможным. Чуть выше, там, где туча уже ложилась на гору, участок склона был полностью усыпан такими обломками, на которых росли кусты и деревья. Когда-то здесь всё было по-другому. Когда-то здесь жили, когда-то здесь стояли храмы, когда-то Глотка Мира была почитаемым местом, к ней совершали паломничества, и считалось благодатью хотя бы пожить у её подножия, не говоря уже о том, чтобы подняться на вершину. И Феллдир, в тумане и в сгущающихся сумерках пробираясь между мокрых и скользких каменных обломков, не мог отделаться от ощущения, что он уже ходил здесь, и ходил не раз. Место было знакомым и… каким-то родным, только теперь осенённое печатью разрушения и грусти. И в магическом зрении руины сверкали серым подсветом, более ярким и более насыщенным, чем те, на которых он медитировал в родной долине недалеко от Седлового перевала. «Я пришёл». Никто не ответил, лишь колыхнулся под невидимым ветром серый подсвет. Заночевали на этих развалинах, найдя место, где две огромные плиты упали, подперев друг друга и образовав этим подобие шалаша. С одной стороны дыру прикрывал третий обломок плиты, с другой они занавесили медвежьей шкурой и в тепле и относительной сухости провели ночь. Наутро, позавтракав вяленым мясом с лепёшками, которые Хакон напёк вчера в хижине, они всё в том же тумане пошли искать продолжение тропы. Искать пришлось долго, почти со всех сторон развалины были окружены высокими скалами, и лишь когда Гормлейт взобралась на них, она увидела в одном месте лестницу, начала которой было не видно из-за обрушившейся на неё части склона, а конец тонул в сером сыром тумане. Лестница была древней, много где она пропадала под наносами земли и камней, и ступени её были высокими, иной раз по колено в высоту, много где расколотыми и со стёршимися краями. – Кто это строил? – спросила Гормлейт, взлезая на очередную ступеньку. Феллдир не ответил. Деревья постепенно сменялись кустарниками, а потом карлушкой, постепенно переходящей в каменистую лишайниковую тундру. Лестница не шла постоянно вверх. На отдельных участках она превращалась в дорогу, мощёную огромными, много где растрескавшимися и разошедшимися плитами, иногда даже немного спускалась вниз. Кое-где и лестница, и дорога несли на себе признаки ремонта – стёршиеся и поломанные ступени были заложены ровными камнями желтоватого цвета, так что ступени получались не в колено высотой, а в нормальные несколько ладоней. Но и ремонт был очень старым. На высоте примерно в две версты идти стало сложнее – дождь не прекращался, с высотой становилось холоднее, и вода начала замерзать. Ступени – там, где они были – скалы и земля сделались скользкими. Феллдир окатывал землю потоком пламени, расплавляя лёд, они проходили несколько саженей, и расплавлять приходилось следующий кусок. – Долго ты так продержишься? – спросил Хакон. – С версту. Может быть. Версту топить лёд не понадобилось – когда они поднялись саженей на двести, лёд под ногами сменился снегом, вместо дождя тоже посыпал снег, и идти стало легче. Временно исчез и туман, и они оказались словно между двух туч: внизу всё тонуло в сером тумане, вверху начинался другой, более светлый туман, а здесь несколько саженей было чисто. Справа возвышались скалы, вершины которых тонули в тучах, слева вниз обрывалась пропасть. Когда-то вдоль пропасти стояло какое-то заграждение, местами встречались огромные блоки, ранее образовывавшие невысокую стену между лестницей и пропастью, но сейчас от той стены почти ничего не осталось. А потом они снова вступили в следующий слой туч, менее серых, но более густых, чем те, из которых они вышли. Всё вокруг тонуло в белом тумане, из которого проступали лишь ступени, то уводящие вверх, то недолго спускающиеся вниз, то переходящиеся в разрушенную временем и теряющуюся под наносами дорогу. Справа неизменно возвышались то причудливой формы скалы, то куски стен, сложенных из огромных блоков, слева скалы и полуразрушенные стены всё чаще сменялись пропастями, дна которых из-за густого тумана видно не было. Иногда попадались стелы, стоящие или поваленные, с высеченными на них письменами. Некоторые из них Феллдир опознал как драконьи, хотя прочитать не мог, но другие были написаны иным алфавитом, которого он не знал. Снег постепенно прекратился, но идти становилось тяжелее – с высотой стала появляться одышка, всё сильнее хотелось пить. И было тихо, почти нереально тихо – только шуршание их ног по ступеням или завалам, редкие короткие реплики, да учащённое дыхание. И ни ветерка. Они поднялись уже версты на четыре, и до сих пор стоял полный штиль. Такого на этой высоте не бывает. Бывают периоды затишья, бывает, гора прикрывает от ветра, но не бывает полного безветрия. И не бывает, чтобы посреди вечной мерзлоты ступени были лишь чуть-чуть тронуты снегом. Путники потрогали их руками – нет, холодные, как и всё вокруг. А потом пропасть слева исчезла, сменившись высокими скалами, лестница стала более пологой, расширилась, а затем внезапно они вышли из туч. Над головой простёрлось белёсое небо, скалы были окрашены красными лучами заходящего солнца, и всё внизу было накрыто белым слоем облаков. Скайрима видно не было – только скалы и ступени, словно бы вырастающие из пелены облаков под ногами. А за поворотом дороги глазам предстало огромное полуразрушенное здание, построенное из таких же огромных каменных блоков, какие они встречали внизу. Здание стояло на небольшом плато, окружённом со всех сторон неприступными скалами, сейчас быстро погружающимися в ночную темноту. Ступени вели прямо к этому зданию, вход в который был завален упавшей башней. Феллдир посмотрел на здание магическим зрением. Камни мерцали серо-серебристым подсветом, остаточным, но ещё заметным, и всё пространство вокруг заливало лёгкое серое сияние. Не туман, а именно сияние – пусть и серое, но яркое и… живое. Феллдир провёл по сиянию рукой. Визуально никаких изменений не произошло, но где-то на невидимом уровне сияние отозвалось… приветствовало? И в лицо дунул мягкий ветерок – первый за всё время их подъёма. Дунул – и перестал. – Это здесь то, зачем мы сюда лезли? – спросила Гормлейт. И Хакон, и Феллдир одновременно покачали головами и глянули вверх, на заснеженную вершину горы, ещё освещённую алыми лучами заходящего солнца. А в магическом зрении её заливала сияющая аура цвета расплавленного серебра, струящегося по склонам вниз. В здание они пробрались через дырку в стене. Внутри было темно и всё в снегу – каменный пол был покрыт толстой неровной наледью, наледь облепляла и фигурные стены, и местами сохранившийся потолок, и ступени – с явными следами более позднего ремонта, поднимавшиеся на не существующий уже второй этаж храма. В огромных каменных жаровнях ещё сохранился смёрзшийся пепел, в полуразрушенных комнатах стояли такие же поломанные и смёрзшиеся, некогда изящные деревянные кровати, валялись обломки высоких узких стульев и сундуков. Кое-где встречалась посуда – миски и чашки явно не нордской работы, из желтоватого, чуть тёплого на ощупь камня, с тонкими, украшенными изящной резьбой стенками. Они нашли подходящий закуток, где снега было поменьше, постелили там шкуры, принесли небольшую пустую жаровню, настрогали лучинок из обломков стульев и зажгли огонь. А пока Хакон и Гормлейт растапливали над огнём снег в одной из найденных каменных мисок, Феллдир прошёлся по руинам, нашёл удобную нишу, сел в неё, скрестив ноги, и закрыл глаза. «Кин, дай не оступиться». Лёгкий тёплый ветерок касается лица. «Фус». Не так. Невероятно чёткое ощущение, что не так. Там, внизу, во время медитаций над драконьими словами он о правильности или неправильности догадывался лишь по тому, что произнесение слова не приносило нужного результата. А здесь он мысленно произносил слово и чётко понимал – не так. Хакон принёс ему чашку с горячей водой, Феллдир с благодарностью кивнул, жадно выпил и вернулся к прерванной медитации. «Фус». Тон… Тон должен быть другим… Феллдир встал, размял затёкшие от длительного сидения ноги и спину, подождал, пока пройдёт онемение. В руинах было уже совершенно темно, в пролом в потолке виден был кусочек чёрного неба с несколькими звёздочками, на улице завывал ветер, наметая сквозь щели снег. Феллдир перешёл на магическое зрение, провёл рукой по серому сиянию и почувствовал, словно у него внутри волной поднимается невероятно могучая сила… – Фус! Россыпь мелких камней отлетела к стене, ударилась о неё и отскочила, с дробным стуком рассыпавшись по полу. Феллдир схватился за горло и сполз на пол. Не совсем правильно. Дракона это не собьёт. Что-то он ещё в произношении не учёл. Но у него получилось. «Кин, благодарю». Он не без труда доплелся до закутка, в котором уже спали Хакон и Гормлейт, закутался в медвежью шкуру и мгновенно провалился в сон. *** Ветер, завывавший на улице всю ночь, улёгся к рассвету, и снова воцарился штиль. Путники позавтракали вяленым мясом и остатками лепёшек, запили водой из растопленного снега и пошли искать путь наверх. Едва приметная тропа, вырубленная в скалах, начиналась от внутреннего двора здания. Солнце уже красило скалы в алый цвет и золотило снег, когда путники медленно начали подъём по этой тропе. Высота сказывалась. Дышать приходилось часто, всё время хотелось пить. Они держали во рту снег, растапливая его, и мелкими глоточками пили. Мышцы становились слабыми, постоянно приходилось отдыхать, опираясь о камни и палки. Тропа была узкой, петляла среди скал, и ступеней здесь уже не было, как не было ни рукотворных построек, ни стел с надписями. Внизу безбрежным морем простиралась сплошная облачность, а заснеженную вершину, которая то исчезала за скалами, то снова появлялась во всём своём величии, заливало густое ярко-серое сияние. Лишь за полдень тропа закончилась, выведя их на вершину, ослепительно сиявшую под солнцем. И эту вершину укутывал сверкающий серый свет, видимый даже невооружённым глазом, и от этого света веяло невообразимой древностью и могуществом. Феллдир опустился на колени и склонил голову: – Приветствую тебя, Хранитель. Серый свет пришёл в движение, постепенно формируя облик дракона – огромного, серого и невероятно прекрасного – твари внизу были лишь жалкими тенями по сравнению с этой первозданной красотой и мощью. Дракон наклонил к ним голову и произнёс глубоким голосом, от которого завибрировало всё пространство: – Я ждал вас…