Священная война

– Кто это? – спросила Гормлейт, не в силах отвести глаза от дракона. Дракон подавлял своим могуществом, и она чётко осознавала, что в бою с ним у неё нет ни единого шанса. Ни единого. Даже если бы ей пришлось выйти одной против дюжины жрецов, у неё бы был шанс. Сейчас же – нет. Существо – язык не поворачивался назвать его «тварь» – словно бы воплощало в себе мощь этого мира, было в каком-то смысле самим миром, а тягаться со всем миром – это заведомо проиграть. – Это Хранитель, – тихо ответил Феллдир. – Младший сын и младший ученик Создателя. И Гормлейт поняла – она верит. Потому что, чувствуя эту невероятную мощь рядом с собой, невозможно не верить. Существо перед нею имело форму дракона, но оно не было драконом. И оно не было враждебным. Хранитель по своей сути не может быть враждебным миру и не может причинить ему вред. Потому что его суть – хранить этот мир, удерживать равновесие между Создателем и Разрушителем. Он сам – этот мир. – Приветствую тебя, Знающий, – неспешно пророкотал Хранитель, наклонив голову к Хакону. – Приветствую тебя, ученик моего учителя, – его дыхание коснулось Феллдира, по-прежнему стоящего на коленях. – Приветствую тебя, Пришедшая, – его глаза оказались прямо напротив её глаз. – Я звал вас. – Зачем? – спросила Гормлейт, чувствуя, что её голос рядом с голосом Хранителя звучит слабее комариного писка. – Мир рушится, Пришедшая, – каждый его звук отдавался вибрацией в теле. – Равновесие мировых весов нарушено – мой старший брат, Разрушитель, слишком тяжёл для него. – А почему его отец не удержит его? – Потому что даже Создатель не может сам вмешиваться в дела мира. Человек впустил в свой мир разрушение, и человек же обязан его остановить. Закон равновесия, Пришедшая. Тот, кто качнул весы, должен и остановить их, иначе мир рухнет. – Но ты же Хранитель! Почему ты не можешь… остановить весы? – Человек сейчас владыка мира, Пришедшая. Пятая Великая раса людей ныне правит миром. Сущности иных рас могут помогать или вредить, могут действовать опосредованно, но не могут вмешиваться в мир напрямую. Алдуин, мой старший брат, пренебрёг этим законом, пришёл в ваш мир сам – и нарушил равновесие мира. Он замолчал, и Хакон, Феллдир и Гормлейт невольно перевели дыхание – неспешный голос Хранителя заставлял дрожать каждую частичку тела, так что в иные моменты казалось, что ещё немного – и они рассыплются в прах. – Я звал вас. Тридцать два года я пел песнь Зова, но лишь одиннадцать человек услышали мой Зов. И лишь двое из тех, кто услышал, пришли. – Двое? – поднял голову Феллдир. – Первый, услышавший Зов, пришёл год назад. Но, увы, его разум был повреждён. Он слышал Зов, он пришёл на Зов. Но его разум был слишком слаб, чтобы понять, что нужно делать… Он повернул голову к Хакону. – Весы потеряли равновесие, Знающий, и мир на грани гибели. До гибели может пройти и пятьдесят, и сто лет, но он погибнет, если ничего не сделать. Сейчас весы на самой грани, когда ещё можно вернуть им равновесие. – Что мы должны сделать, Хранитель? – серьёзно спросил Хакон. – Исправить то, что сотворили Шор и Исграмор. – Они всё-таки ошиблись, – сжала зубы Гормлейт. Хранитель повернул голову к ней: – Нет смысла терзаться ошибками прошлого, Пришедшая, – пророкотал он. – Нет смысла. Сожаление о прошлом не поможет настоящему и будущему. Шор призвал в мир Создателя, положил тяжёлый груз на одну чашу весов, и весы накренились. Исграмор призвал в мир Разрушителя, и положил тяжёлый груз на другую чашу весов. И Создатель, и Разрушитель тяжелы для весов этого мира, но пока чаши находились в равновесии, миру ничего не угрожало. Но сейчас чаша, содержащая Разрушителя, перевешивает. Когда она перевесит окончательно и опрокинет весы, последний мир, созданный на осколках двенадцати великих миров, канет в небытие. – Значит, – Феллдир сглотнул пересохшим горлом, – нужно убрать из нашего мира Алдуина? – Нет, ученик моего учителя, нет. Создатель, Разрушитель и Хранитель присутствуют в мире всегда. Они есть основа мира. Их невозможно убрать. Возможно лишь привести весы в равновесие. Сделать так, чтобы мой старший брат отказался от своей цели. – Уничтожить жрецов и драконов, – понял Феллдир, – и тогда у него не останется тех, кому можно переселять драконьи души. – Истинно, ученик моего учителя, – Хранитель почти коснулся носом его головы. – Истинно. – Но как это сделать? Мы заходим в тупик. Жрецов через пару лет мы сможем убивать, но как победить драконов? – Ты знаешь ответ, ученик моего учителя. Поднять против драконов их же оружие. Голос. Хранитель поднял голову к небу. Феллдир посмотрел вслед, и только сейчас заметил уходящий вверх от вершины Глотки мира столп серого пламени. – Человек, – он снова наклонил голову к троим путникам, – родился на этой земле, лишённым магии и Голоса. Но Создатель даровал ему магию. Когда магия оказалась бессильна перед бедой, Кин даровала ему Голос. И лёгкий тёплый ветерок, прошедшийся по их лицам, словно бы в подтверждение этих слов. – Но ведь драконья магия, – возразил Феллдир, – это всего лишь умение правильно выговаривать слова. – Истину говоришь, ученик моего учителя, – Хранитель поднял крыло и чуть коснулся им головы Феллдира, окатив его снопом ярких серых брызг. – Истину. Только человеческое горло практически не способно произносить звуки драконьего языка. Драконий язык – это язык творения. Драконы говорили – и творили своим голосом. Это была раса Голоса. Драконы строили не руками – они строили Голосом. Драконы разрушали не руками – они разрушали Голосом. Их Голос охватывал все диапазоны звука. Все, ученик моего учителя. Все. Человеческое горло способно воспроизводить лишь мизерную часть всех звуков. Человеческое ухо способно услышать лишь мизерную часть всех звуков. И там, где человеческому горлу не хватает силы для драконьих слов, эту силу дарует ему Кин. – То есть теперь любой человек может научиться драконьим Словам? – Да, ученик моего учителя, да. Но лишь если он обратит своё сердце к Кин. Гормлейт села, больше даже упала на снег. Тело вибрировало, словно бы стремясь разлететься на мельчайшие куски. Хакон тоже был бледен, тяжело дышал и с трудом держался на ногах. Феллдир же по-прежнему стоял на коленях. – Ты позвал нас, чтобы научить драконьим Словам? – спросил он. – Да, ученик моего учителя, да. Согласны ли вы принять мою помощь? – Да, – склонил голову Феллдир. – Да, – серьёзно кивнул Хакон. Гормлейт медлила. Ещё есть шанс отказаться, остаться простой воительницей и побеждать врагов честными мечом и стрелами. Но… «Шор, что делать?» Нет, не Шор, не сейчас. Она постоянно твердила, что они сами и своими силами должны спасать свой мир. И сейчас пришёл тот момент, когда они должны принять решение. Сами. Вернее, Хакон и Феллдир его уже приняли, пришёл её черёд. Перед таким же выбором стоял Шор. И перед ещё более тяжёлым выбором стоял Исграмор. И теперь перед выбором – теперь уже окончательным – стоит она. Остаться честной воительницей – или стать проклятой колдуньей, побеждающей магией, а не добрым оружием? Предать Шора, бога воинов, и променять его на Кин, богиню селян? Она закрыла глаза. Три года назад перед таким же выбором стояли магически одарённые юноши и девушки на тинге: остаться воином – или во имя будущего своего народа стать колдуном. И тогда казалось, что это так просто – сделать выбор. А теперь перед этим выбором стоит она. Она мечтала о ратных подвигах и презирала колдунов. Она уважала только оружие и ненавидела магию. И как злая насмешка судьбы – сейчас ей предлагают учиться магии. Ещё год назад она бы с негодованием отвергла подобное предложение, но за этот год она успела убедиться, что оружие почти бессильно против драконов и жрецов. Сражаться как честный воин и почти не иметь результата – или научиться проклятой магии и побеждать? «А что тебе важнее – твоя честь или жизнь и свобода твоего народа?» Ответ очевиден… – Да, – она подняла голову. И словно качнулось пространство, подтверждая её решение. Теперь уже окончательное. Теперь уже пути назад нет. Она всегда мечтала стать такой, какими были Шор и Исграмор. И вот. Стала. Только совсем не так, как она представляла это в своих мечтах… Дракон склонил голову: – Я, Хранитель мира, носящий во времена Пятой Великой расы имя Партурнакс, клянусь передать вам те знания и умения, которые смогут воспринять ваши тела, и которые помогут этому миру восстановить утерянное равновесие. – Я, Феллдир сын Бьяре, – Феллдир поднялся с колен, – клянусь принять от тебя, Хранитель, носящий во времена Пятой Великой расы имя Партурнакс, знания, которые ты передашь нам, и использовать их для блага этого мира. Хакон, а за ним Гормлейт повторили клятву. Около них полыхнуло и погасло серое сияние, подтверждая её. А следующее, что Гормлейт осознала – это что она лежит на снегу, Феллдир сидит рядом на корточках, а Хакон поддерживает ей голову. – Моя аура, – Партурнакс наклонил к ней голову, так что на неё словно бы дохнуло чистым горным ветром, – тяжела для людей. Возвращайтесь в монастырь, отдохните. А почувствуете в себе силы – приходите. Ученик моего учителя, – он посмотрел на Феллдира, – расскажи им про драконий язык. И ещё… Он отвернулся к скале и произнёс: – Фус. Скалу сорвало с вершины и швырнуло вниз, где-то сошёл небольшой камнепад. А Феллдиру показалось, что он сам только что был этим потоком, сорвавшим кусок скалы, и словно бы всё пространство сейчас преобразилось и пело. Вот оно – творение. Не просто сказать заклинание, а сотворить творение. – Благодарю, – Феллдир поклонился. Половину дороги до монастыря Хакону пришлось нести Гормлейт, постоянно теряющую сознание, на себе. Потом воздействие ауры Хранителя стало не таким сильным, она немного очухалась и до монастыря дошла уже сама. Там она растянулась на медвежьей шкуре, впервые в жизни чувствуя себя вымотанной настолько, что не было даже силы встать. Хакон согрел воды, напоил её, некоторое время посидел рядом с ней, а потом кивнул Феллдиру, и они вышли на задний двор монастыря. Некогда он был окружён высокой каменной стеной, сложенной из огромных, идеальной формы блоков, но теперь стена почти рассыпалась, блоки превратились в бесформенные груды обломков. Посреди двора возвышался большой круглый алтарь, весь покрытый вырезанными в нём драконьими символами, а около него на коленях стояло замёрзшее тело человека. Мужчина, на котором из одежды была лишь рваная набедренная повязка, сложил руки у груди, видимо, для молитвы, и так и умер. Феллдир и Хакон подошли к нему, и Хакон смахнул снег с его лица. – Уско сын Орвокки, – тихо признал его Феллдир, рассматривая нечёсаную бороду, приоткрытый рот с гнилыми зубами и приоткрытый правый глаз. Юродивый из деревеньки на Треве услышал Зов, ему хватило разума дойти до монастыря, но не хватило разума даже понять, что без одежды он замёрзнет. Он дошёл. Голый, по снегу, но дошёл. И окончил здесь свой путь. Феллдир и Хакон перенесли тело к стене двора, уложили его на бок на снег и заложили камнями. Феллдир зажёг огарок свечи, найденный в вещевом мешке, Хакон прочитал над телом заупокойную молитву, они немного постояли над могилой, посмотрели, как ровно горит огонёк свечи, и вернулись в закуток к Гормлейт. *** Они продержались седмицу. Утром поднимались на вершину, где Партурнакс учил их Пути Голоса, а если точнее, объяснял им, как должно произноситься слово «Фус» – самое лёгкое из всех драконьих слов, – а они пытались его произнести. – Не нужно кричать, Пришедшая, – пророкотал он, когда Гормлейт в очередной раз выкрикнула это «Фус» без всякого результата. – Не нужно. Сила не в громкости. Сила в правильности произношения. Слушай это Слово, Пришедшая, слушай в нём всё – тон, интонацию, любые оттенки звуков. Слушай музыку звуков. Слушай не только ушами. Слушай головой, сердцем. Гормлейт злилась, но сжимала кулаки и снова и снова повторяла безуспешные попытки. Её утешало то, что у Хакона тоже не получалось ровным счётом ничего. Феллдир… ну, он пять лет в храме пытался произносить это слово, и весь прошлый год – тоже. Не диво, что камешки с горы от его «Фус» летят только так. – Поклонитесь Кин в своём сердце, – рокочуще наставлял Партурнакс. – И не отчаивайтесь – Путь Голоса очень, очень труден для впервые идущих. Вечером они, измотанные тренировками, спускались вниз к монастырю, там ужинали вяленым мясом и замёрзшими без сил заваливались спать. А утром всё повторялось снова. Утром восьмого дня Гормлейт, проснувшись, поняла, что у неё начинается жар. Хакон чувствовал себя просто уставшим, но при этом он знал – всё, хватит. Если они сейчас продолжат тренировки, то могут навредить себе же. В итоге к Партурнаксу пошёл один Феллдир. – Всё верно, ученик моего учителя, – неторопливо пророкотал Хранитель, – всё верно. Знающий знает, что говорит. Ваши тела не могут долго выносить мою ауру, им нужен отдых, иначе их поразит болезнь. Возвращайтесь домой и приходите весной. – Учитель, позволь мне ещё сегодня побыть с тобой. – Ты можешь ещё, ученик моего учителя, побыть со мной… Партурнакс отправил его вниз, когда солнце уже окрасило снег в алый цвет. Горло саднило страшно, голова раскалывалась, тело вибрировало и словно бы грозило рассыпаться. Феллдир даже сомневался, что сможет дойти до монастыря. – Учитель, – напоследок попросил он, – а как имя Создателя во время Пятой Великой расы? Партурнакс наклонил голову и словно бы прислушался к себе. – Придёт время, ученик моего учителя, и ты сам узнаешь его имя. Сейчас же помни моё имя и думай о Пути Голоса. И напоследок тебе… Он поднёс голову почти к его лицу: – Ро. На мгновение появилось ощущение невероятной устойчивости. Словно бы весь мир на это мгновение пришёл в абсолютное равновесие. – В драконьем языке, ученик моего учителя, каждое последующее слово усиливает предыдущее. Ро усиливает Фус, равновесие усиливает силу. А теперь иди, ученик моего учителя, и пусть горит огонь в твоём сердце. К монастырю Феллдир пришёл уже ночью, когда гору заливал молочный свет Секунды, а внизу по-прежнему всё закрывали облака. А утром они двинулись вниз, по гигантским ступеням, через завалы, в сплошном тумане, из которого как призраки выступали скалы, стены, камни. Версты через три пошёл дождь, а когда они минули руины храмового города и наконец-то вышли из тучи, то увидели, что за время их отсутствия ничего не изменилось – всё так же лил серый осенний дождь, всё так же мокли под ним голые деревья, всё так же чавкала под ногами грязь. Мир остался таким, каким был, только они сами стали другими. Невозможно принять на себя ношу мира и остаться прежним. Как и невозможно соприкоснуться с высшей сущностью и остаться таким, каким был раньше. – Это нужно выносить на тинг, – Хакон поправил на глазу мокрую повязку. – Подняться на Глотку Мира можно без согласия тинга. Но изучать… Голос можно только с согласия тинга. – Тинг не позволит, – покачал головой Феллдир. – Плевать мне на него, – дёрнула головой Гормлейт. Она думала, что впервые грядущая зима не вызывает в ней такого отчаяния, как всегда. По крайней мере, ей есть чем заняться. Учиться этому проклятому «Фус»!..