Священная война

Тинг не позволил. Несмотря на то, что Хакона уважали и о его пророческих способностях знали, несмотря на то, что все видели, что с каждым годом бить драконов становится всё сложнее и сложнее, несмотря на то, что к колдовству в основном люди уже привыкли, однако в большинстве оказались те воины, которые не желали иметь дело с драконьей магией. И сотники и воевода вынуждены были подчиниться решению тинга и запретить принимать дар Хранителя. – Это ошибка, – тихо и сурово прокомментировал Хакон Феллдиру и Гормлейт. – Тинг позволит учиться Голосу, только когда совсем прижмёт. А тогда уже может стать поздно. Но прижало уже к весне. Зима выдалась бесснежной, только в месяце Восхода Солнца выпал слабый снежок, да и тот пролежал седмицу и растаял. Всё остальное время висели низкие тучи и постоянно моросили мелким дождём. Кое-где зацветали яблони, в лесу всю зиму собирали грибы и кислицу, медведи так и не залегли в берлоги. Воины решили, что по такой погоде негоже сидеть по домам, и снова отправились в поход. К месяцу Первого зерна вернулись почти ни с чем – всего один дракон, и тот случайный. Один отряд из трёх десятков воинов сгинул полностью. Судя по всему – как восстановили потом события по месту побоища – схлестнулись одновременно отряд воинов, дракон и жреческое посольство. Воины были убиты жрецами, их, в свою очередь, сжёг дракон. Как получилось так, что воины оказались вблизи жреческого посольства, выяснить не удалось. Ранней весной жрецы обнаружили одно из повстанческих селений, Трёбю, где жили в основном крестьяне с семьями. Никого из магических детей не забрали – всем более-менее сильным потенциальным магам Феллдир давно изготовил амулеты, скрывающие ауру, даже на всякий случай девочкам, так что жрецы казнили старосту и ещё двоих, попавшихся под руку, выгребли все запасы зерна и продуктов, которые нашли в селении, и ушли. И теперь людей из Трёбю нужно было куда-то переселять, потому что пришли жрецы один раз – придут и второй раз, и третий. А это значит, что нужно подыскивать новое место для деревни, ставить дома, вырубать леса и расчищать их под поля и огороды. И понятно, что селяне своими силами с этим не справятся, и что воинов вместо похода нужно отправлять им на подмогу. А вдобавок драконы накануне весеннего тинга сожгли основное селение, на этот раз полностью. Три дракона прилетели ночью, маги пытались подловить их, тушили огонь, насколько могли, но к утру выдохлись. Ни одного дракона убить не получилось, с рассветом они улетели сами. Из пяти сотен домов уцелело лишь четыре хаты, и погибло два десятка человек, из которых шестеро были воинами, пытавшимися убить дракона, а остальные – селянами, поленившимися посреди ночи прятаться в подвалы. А кроме этого около сотни воинов получили ожоги, более или менее сильные, и пропускали это боевое лето. Гибель селения снизила и без того невысокий моральный дух и оказалась последней каплей. И пусть остатки продуктов не погибли, пусть у людей были землянки в лесу, так что есть было что и жить было где, но было понятно, что этим летом не до боёв – часть воинов ранена, часть должна отстраивать селение и вырубать леса под поля, оставшаяся часть сидит в дозорах… И весенний тинг, пусть и неохотно, но дал согласие на изучение драконьей магии. – Я вот думаю, – цыкнул зубом Мьоллнир уже после тинга, – не ваш ли Хранитель устроил всё это безобразие, – он кивнул на ещё дымящееся кое-где пожарище, – чтобы заставить нас принять это решение? Феллдир покачал головой: – Хранитель не может напрямую вмешиваться в дела этого мира. – Это произошло бы рано или поздно, – сурово свёл брови Хакон. – Никакая деревня и никакой город не защищены от драконов. И мы тоже. От жрецов мы прикрыты горами, на которые они не полезут, но дальние селения они могут найти. И находят. То, что это произошло сейчас – совпадение. – Ты действительно так думаешь? – хмуро спросила Гормлейт. Она жаждала боёв, а вместо этого ей приходилось или рубить лес, или тащиться на Глотку Мира и заниматься ерундой! То есть, не ерундой, разумом она это понимала, но на душе было паршиво. – Может быть, – Кетиллёг отобрала у дочери червяка, которого та уже выковыряла из земли и попыталась засунуть себе в рот, – судьба немного изменила время. Может быть, наше селение должно было сгореть в прошлом году, а жрецы должны были найти Трёбю в следующем. Или наоборот. Или это должно было случиться одновременно, но через год или два… – Но судьба сейчас работает на нас, – Хакон глянул на неё. – Мы взялись спасать Скайрим, и судьба сейчас делает всё, чтобы помочь нам. *** И снова под ноги ложились лиги грязных, размокших за бесснежную дождливую зиму дорог. То тут, то там встречались сожжённые или брошенные деревни, ставшие уже привычным зрелищем, пропалины в лесу с трупами медведей или лосей. Тусклое солнце едва пробивалось сквозь облака, деревья зеленели прозрачной дымкой очень ранней в этом году листвы, медведи, в основном так и не уснувшие за зиму, бродили тощие, облезлые, в шрамах от волчьих когтей и зубов, злые и бросавшиеся на всех и вся; повсюду встречались их кости. Отъевшиеся за зиму саблезубы грелись на тёплых камнях и лениво провожали взглядами троих людей. На Глотке Мира ничего не изменилось. Всё так же вставали из тумана молчащие древние руины, всё так же ступень за ступенью поднималась вверх огромная лестница, всё так же промёрзлым молчанием встретил их полуразрушенный монастырь на небольшом плато, окружённом скалами. И всё так же словно бы ручьями расплавленного серебра стекала с вершины аура Хранителя. Феллдир посмотрел на неё магическим зрением, тронул её рукой и неожиданно заметил, что в его собственной ауре есть такие же серые нити. Едва заметные, более тусклые, чем аура Хранителя, но совершенно точно есть. Нет, не может быть!.. Он задавил в себе приступ паники и попытался мыслить логически. Превратиться в дракона он не может – не в состоянии существо более младшей расы принять тело более старшей расы. Можно наоборот, и то не всегда. На драконье заклинание хотя бы того же подчинения это не походило – оно в своей структуре не несёт нитей и лежит на ауре, а эти нити вплетены в ауру, причём вплетены гармонически, словно бы были тут всегда. А может, и были, может, это аура Хранителя так влияет, что он стал их видеть? Но откуда им взяться? Серый цвет – это цвет ауры драконов… Или не обязательно? Может, это влияние Дара Кин? Но цвет Кин – зелёный, как и цвет стихии земли, у Кетиллёг, как и её матери и их дочери, в ауре присутствуют зелёные нити, каких он больше ни у кого не видел. И если бы Кин вплела в его ауру дополнительные нити, они, по логике, должны были быть зелёными. Хотя, если её Дар касается возможности выговаривать Слова драконов, то, может быть, её нити и должны стать серыми… В монастыре после зимы было очень холодно, сами стены, казалось, излучали мороз и стылость. Хакон, Гормлейт и Феллдир соскребли наледь со стен и пола в своём закутке, расстелили медвежьи шкуры, разожгли жаровню и поставили на неё закопчённый кувшин, в котором ещё прошлый раз растапливали снег. Феллдир прошёлся по развалинам, нашёл знакомую нишу, убрал оттуда каменную крошку, насыпавшуюся за зиму со стен, вынул с потолка непрочно сидящий там камень, чтобы тот не свалился на голову, и сел, скрестив ноги и закутавшись в меховой плащ. Медитировать почему-то не хотелось, и Феллдир просто сидел, смотрел на завалы камней вокруг себя, на полуразрушенные стены и разъехавшиеся блоки кладки, на снег, наметенный с улицы. Было уже темно, чуть подсвечивал красным Массер, стоявший около самого горизонта – видеть его Феллдир не видел, но знал, что он только поднимается над облаками. Снаружи завывал ледяной ветер. Снег, ветер, звёзды, восходящий Массер… Так было тысячи лет до них, так будет и тысячи лет после них… Он перешёл на магическое зрение, посмотрел на серый подсвет, идущий от камней, не думая, провёл по этому подсвету ладонью… И подсвет шевельнулся, ответил, ладони невесомо коснулась серая драконья магия. Коснулась – и снова замерла. Феллдир напрягся, снова провёл по ней рукой. Ничего не произошло. Он попытался подцепить подсвет магически, что он проделывал, наверно, уже тысячи раз – и снова безрезультатно. Тогда он попробовал вернуть то состояние ума и чувств, в котором он пребывал – ночь, ветер, снег, восходящий красноватый Массер… Поколения людей приходят и уходят, а горы, ветер и снег остаются… Подсвет поддался, пошёл в ладонь и снова отхлынул, замерев. С потолка свесилась крупная серая капля ауры Хранителя. Феллдир, помедлив, подставил ладонь, и капля мягко скатилась на неё. Физически он ничего не почувствовал, а на уровне магии отозвалось что-то… Что-то глубинное, неведомое и незнакомое, но в то же время невероятно родное и привычное. Стараясь не потерять это ощущение, он тронул магический подсвет и попробовал сформировать его в шар. Шар прошёл сквозь пальцы и снова впитался в камень, но магия… Это точно его магия, не магия Хранителя… Магия вызвала незнакомую стихию – непослушную, непривычную, ускользающую – которая серой неоформленной нитью легла на камень и растворилась в нём. Шестая стихия. Та самая неведомая шестая стихия, которая была на некоторых храмах Фолкрита несколько лет назад. И теперь он может ею управлять. То есть, ещё не может, но она в нём есть, он её чувствует, он понял, как на неё нужно воздействовать, а значит, со временем научится использовать её в заклинаниях. Значит, Дар Кин проявляется ещё и в этом… *** У Гормлейт с «Фус» не ладилось. Сколько бы она ни повторяла его, сколько ни пыталась перенять интонацию Хранителя, у неё не получалось сдвинуть даже снежинку. Молодая женщина злилась, давила в себе отчаяние, что, может, Кин обошла её своим Даром, и упрямо продолжала Кричать. Хакон работал спокойно, вслушивался в звуки и в себя, и у него иногда получалось толкнуть на пару вершков маленький камешек. Гормлейт сжимала зубы, раздражённая, что опять он, младший брат, пролез вперёд её. Он раньше её убил дракона, раньше был посвящён в воины, а теперь и фуснуть у него получилось раньше! – Правильность надо поймать, – попытался как-то объяснить он, когда она, не сдержав своего раздражения, спросила, почему у него получается, а у неё нет. – Я не знаю, как это объяснить. У меня бывает – я что-то знаю… Вот как я знал, что надо идти встречать Дагбьярта… Это знание – оно полное, абсолютное, до конца. Так и сейчас. Я знаю… Нет, не произношение. Произношения я не знаю. Я знаю… наверно, как надо произнести, чтобы следующий раз получилось лучше… Гормлейт скрежетнула зубами. Хакон всегда умел знать то, что он знать никак не мог. Но она его пророческим даром не обладает! Утешает, что Феллдиру на это даэдрово «Фус» несколько лет понадобилось!.. У Феллдира тоже получалось не каждый раз. Его «Фус-Ро» работало, но не настолько сильно, как должно было, и он чётко слышал, что выговаривает его не так, как Хранитель. Однако попытки приблизить произношение к произношению Хранителя приводили к тому, что «Фус-Ро» работать вообще переставало. – Понимаешь, ученик моего учителя, – пророкотал Партурнакс, укладывая свою огромную голову на снег перед Феллдиром, – нужно слушать пространство. Всё в мире движется. В проявленном мире не существует ничего неподвижного. Даже камни внутри себя движутся. Человеческий глаз этого не видит… Драконы тоже не видели этого движения, но они слышали это движение. Они слышали любое движение. Движение воды, движение воздуха, движение камней, движение Нирна… Они слышали звук этого движения и Говорили его… Смотри, ученик моего учителя, – Партурнакс поднял голову. – Смотри, Знающий. Смотри, Пришедшая. Он издал чуть слышный, но пробирающий до самой мельчайшей частицы рокот – и на заснеженной вершине горы разлилось море, половина которого колыхалась невысокими волнами, а вторая половина была неподвижной. – Море движется, – низкий рокот доносился, казалось, ото всюду. – Как всё в мире движется. На море волны, и весь мир – это волны. Человеческий глаз их не видит, человеческое ухо их не слышит, человеческая рука их не осязает – но они есть. Ответь теперь, ученик моего учителя, что будет, если я ударю там, где море неподвижно? – Там появятся волны, – ответил Феллдир. – А теперь ответь, что будет, когда волны, которые я образовал, дойдут до тех волн, что уже есть? – Они станут сильнее. – Не обязательно, ученик моего учителя, не обязательно. Всё зависит от того, какая будет волна от моего удара. И где она будет начинаться. Я могу ударить вот так, – огромный хвост слегка плеснул по воде, отчего по ней разошлись круги, волны столкнулись и заплескались в беспорядке где сильнее, где слабее. – Могу ударить так, – теперь удар был сильным, море колыхнулось, но волны погасили друг друга едва ли не до штиля. – А могу вот так, – удар на полсажени дальше, волна получилась такой же высоты, что и те, что уже плескались, но встретившись, волны наложились друг на друга и выросли в два раза выше, чем были. – Понимаешь, ученик моего учителя? – огромная серая голова появилась из несуществующего, но кажущегося совершенно реальным моря. – Кажется, да… – Всё в мире – это волна, – море исчезло, снова явив обледеневшую вершину, – голос – это тоже волна. И голос должен прозвучать так, чтобы войти в резонанс с пространством. – Во что войти? – не поняла Гормлейт. – Чтобы волны пространства, – объяснил Хакон, – и волны голоса совпали. – Верно, Знающий, – Хранитель дохнул на него свежим морозным воздухом. – Верно. Когда ваши Слова действуют слабее, чем надо, это значит, что вы вошли не в полный резонанс. Поэтому я говорю – слушайте пространство. Слушайте волны пространства. И слушайте волны голоса… Значит, не зацикливаться на том результате, когда немного получается, и не бояться Кричать правильнее, но не имея результата. Получаться перестало, зато Феллдир слышал, что его произношение стало ближе к истинному. А через четыре дня, Крикнув «Фус-Ро» в очередной раз, он почувствовал, как его горло раздирает дикая боль, а его самого мощнейшим толчком, от которого перебило дыхание, отбрасывает назад. Когда он, преодолев боль в горле и груди, смог снова воспринимать окружающий мир, он увидел, что Хранитель, обвив его хвостом, держит в воздухе. Совсем недалеко от отвесной пропасти, до которой он не долетел всего сажени две. При этом он мог шевелить руками и ногами, и обвитый вокруг тела хвост не чувствовал никак, словно бы был сделан из воздуха. – Спасибо, – сипло поблагодарил он. Партурнакс опустил его на землю. – Ро, ученик моего учителя, – пророкотал он, приближая к нему голову. – Ро. Ты верно произнёс первое слово – и не совсем верно второе. И тебе не хватило равновесия удержать себя. На «Ро» ушло ещё два дня. За это время Хакон сумел произнести «Фус» хоть и слабее нужного, но валун размером в голову улетел вниз очень живо. У Гормлейт с мёртвой точки так и не сдвинулось. – Почему? – уже даже без раздражения, с одной лишь усталостью, спросила она. Седмица пребывания на вершине Глотки Мира сказывалась – постоянно хотелось пить и спать, и даже не высота была тому причиной. Могучая аура Хранителя давила на неё, как если бы она всё лето провела в одном непрерывном бое, и тело требовало отдыха. Может, всё это зря? Не дала ей Кин своего Дара, и она зря отреклась от Шора. И теперь она белая ворона – от ворон отстала, к лебедям не прибилась… Партурнакс положил на снег перед ней голову, так что его глаза оказались напротив её глаз. – В Пути Голоса, Пришедшая, – его вибрирующий рокот заставил её отступить на два шага назад, – неполных резонансов может быть много. Волны только кое-где наложились друг на друга – ты сдвинула снежинку. Больше наложились – сдвинулся камень. Ещё больше наложились – сдвинулся камень больше. Не всегда, Пришедшая, ученик проходит через неполные резонансы. Иногда он сразу приходит к полному. – А вдруг у меня нет Дара Кин? И всё это зря… – Кин даровала свой Дар всем, Пришедшая. Всем. Любой человек может постичь Путь Голоса. Жрец в храме тоже может постичь Путь Голоса, если обратит своё сердце к Кин. Ты идёшь по Пути Голоса, Пришедшая, и если на твоём пути нет верстовых камней, это не значит, что ты стоишь на месте. Это значит, что просто нет верстовых камней.