Священная война

Самый конец осени выдался ветреным, сухим, холодным и скандальным. Началось всё с того, что Дагню, взяв добытого в Гейрмунде ребёнка, захватила с собой сотника Хреина в свидетели, пошла к друиду, посадила ребёнка на алтарь Кин и попросила признать её матерью этого ребёнка. Брак Дагню расторгнут не был, и муж её был жив, хотя пил беспросветно, а потому приёмный сын должен был стать законным. Сотник Дагбьярт, её отец, понимал, что дочери уже двадцать пять лет и что детей она хочет, а потому не стал противиться, нашёл родича её мужа, по-свойски с ним договорился, сотник Хреин поклялся перед алтарём Кин, что родичи ребёнка не известны, и свояк перед друидом признал принятие ребёнка в род. Но надо было тому случиться, что муженёк Дагню узнал об этом и поднял вой, что жёнушка нагуляла ублюдка на стороне и прикрывается его честным именем. Правда, этот скандал закончился быстро, потому что Дагбьярт попросту отметелил зятя так, что тот три дня с лавки слезть не мог, а потом долго заливал горе вином и о жёнушке и сынке предпочёл забыть. Второй скандал случился через два дня, когда Тьярви, никого не спросясь, женился на вдовушке, к которой хаживал последние года три. Родичи молодой жены посчитали себя оскорблёнными, родичи молодого мужа надавали Тьярви по морде и, скрепя сердце, выплатили виру роду его жены. А после сшиблись в поединке стенка на стенку, активно поддерживаемые всеми свидетелями, разбили несколько морд, сошлись на том, что кровную месть можно считать свершённой, и разошлись, вполне довольные собой и друг другом. А ещё через седмицу грянул третий скандал. Тойво и Валька должны были пожениться ещё шесть лет назад, уже был заключён и брачный сговор, но случился достопамятный тинг, на котором они пошли в ученики к Феллдиру. Родичи Тойво тут же отказались родниться с колдуньей, и сговор был разорван. Четыре года о браке никто не заикался, а затем Тойво стали подыскивать невесту из селянок. Так как невест в селении было намного больше, чем женихов, многие девушки были согласны идти хоть за колдуна, только чтобы замуж. Но Тойво заявил, что женится только на Вальке, был не раз за это бит собственным отцом, однако два года ситуация оставалась хоть и напряжённой, но относительно спокойной. Но в этом году отец Тойво безапелляционно заявил, что уже нашёл сыну невесту и начал готовиться к свадьбе. Тойво воспротивился, был в очередной раз бит, после чего ближайшей ночью захватил четырёх приятелей-воинов в свидетели, взял Вальку, пошёл к друиду и тайно женился на ней. Утром на ушах стояло всё селение. Родичи Вальки были не шибко рады зятю-колдуну, но понимали, что иначе ей вообще замужество не светило, а потому втайне поздравили и приготовились держать оборону. Родичи Тойво обвинили их в колдовстве, родичи Вальки потребовали виру за похищение дочери, и все схватились за оружие. От кровопролития спасло только вмешательство воеводы Ахти, который напомнил, что причинение вреда брату по оружию карается смертью, а заодно объяснил, что драконы и жрецы только и ждут того, чтобы воины поубивали друг друга. Это возымело действие, и ко всеобщему облегчению, бой прошёл на кулаках. К середине дня кровавую стычку остановила травница Кетильгерд, заявив, что раненых уже больше, чем после самых тяжёлых боёв, и тоже упомянула, что драконам и жрецам на руку, чтобы воины калечили друг друга. Оставшиеся полдня два оскорблённых рода орали друг на друга, обвиняя во всех преступлениях и требуя неподъёмные виры. Вечернюю драку разогнали Ахти и сотники, а утром был созван тинг. Тинг горланил полдня и несколько раз переходил в рукопашную. Родичи Вальки были согласны идти на компромисс, родичи Тойво, которые уже устали от криков, тоже, но его отец требовал только расторжения брака. Сын категорически отказывался. Отец пригрозил ему изгнанием из рода, и после этого впервые за несколько часов на тинге воцарилась тишина. Тойво посмотрел на Вальку. – Что ж, – Валька решительно взяла мужа за руку, – если у меня на судьбе написано быть женою безродного, я буду женою безродного! Друзья Тойво заслонили его от разъярённого родителя, драку разогнали десятники, и отец Тойво в ярости трижды повторил формулу изгнания из рода. А когда тинг собрался уже расходиться, вышел отец Халли и трижды проговорил, что отрекается от сына. – Я был ещё согласен на сына-колдуна, – пряча глаза, сказал он, – но сын-жрец – это позор для моего рода. Никто ему не ответил. Халли был жрецом – это позор для рода. Но он не предал повстанцев и сделал всё, чтобы помочь им. Без помощи Халли победы в Гейрмунде не было бы, а если бы и была, то цена за неё была бы намного выше. И ладно бы Халли выжил и мог ответить за себя – но отрекаться от родича, погибшего в бою и, возможно, пирующего сейчас в Совнгарде… – Вот такая благодарность, – пробормотал Тойво себе под нос, когда маги после окончания тинга собрались на краю площадки. Крепкий холодный ветер нёс сухие листья, по голубому небу бежали редкие облака, воздух был по-осеннему прозрачен, свеж и пах дымом и ночными заморозками. – Значит, такова его судьба, – невесело признала Дагню, держа на руках сына. Тот прижимался к ней всем телом и со страхом глядел на людей вокруг. – Сам виноват, – буркнул Сньольф, останавливаясь невдалеке. – Он мог сбежать – и не сбежал, значит, трус. – Ты тоже был в храме и не сбежал, – напомнил ему Тойво. – А ты молчи, безродный! – огрызнулся Сньольф. – Я был под заклинанием и ничего не помнил, а ты предал Шора, а сейчас ещё пошёл против рода! Да что взять с колдуна. Дагню на всякий случай отступила на два шага назад – если Тойво полезет бить Сньольфа, чтобы не попало ребёнку. Однако Тойво лишь ухмыльнулся: – Меня Шор сам отпустил из своей дружины, а тебя и не принял даже. В прошлом году Сньольф пытался пройти посвящение в последний, третий раз. И третий раз был побеждён на ритуальном поединке. Путь в воины для него отныне был закрыт. – Потому что мне помешала эта проклятая магия! – в голосе Сньольфа невольно прозвучали тоска и обида. – Если бы меня не похитили жрецы, и если бы меня не отдали в ученики вашему колдуну, я стал бы воином! А из-за всех вас я сейчас никто! – Ты никто из-за того, – нахмурила светлые брови Валька, – что считаешь виноватыми всех вокруг, а не себя. А виноват во всём ты сам. – Тебе хорошо говорить, а сама тоже предала Шора! Не ценила то, что у тебя было… Холодный ветер закружил у их ног горстку сухих листьев. Из-за горы выползала серая облачная пелена. – Мы сами выбрали свою судьбу, – тихо сказала Валька. – И сами сотворили её. И пусть она не самая радостная – но мы сами ковали её. И никого никогда не винили в наших проблемах. А ты только обвиняешь всех в своих неудачах. – Мне магия помешала стать воином! – вскричал Сньольф. Маги переглянулись. – Идёмте отсюда, – Дагню поправила сползающего с её рук сына. – Что толку метать бисер перед свиньями… Они ушли следующим утром – Дагню с сыном, которому дали имя Дагвид, и Тойво с Валькой. Друзья проводили их через Седловой перевал, пожелали счастливого пути, и маги под непрекращающимися холодными ветрами двинулись к своему хутору у Глотки Мира, обходя долину Белого Потока с юга, прижимаясь к горам и лесам Фолкрита. На полпути выпал первый снег, а после перевала Зари, ведущего из Фолкрита в Рифт, замели метели. И везде были драконы – они кружили над лесами и полями, сидели на скалах, и который уже год то тут, то там поднимались ввысь дымы от пожарищ сожжённых деревень. – Мы за лето, – тяжело произнёс Тойво, когда они проходили через очередное пожарище, уже присыпанное свежим снегом, – убили двадцать семь драконов. А их, кажется, становится только больше. – Ты сам видел, – с горечью отозвалась Валька, – что было около Гейрмунда. Даже Феллдир с Хаконом не знают, что делать. – Убивать Алдуина, вот что надо делать. Брать храм, вырезать там старших жрецов и ждать Алдуина. А когда он прилетит, крикнуть на него тем Криком, который спускает драконов, и убивать. – А он сам себя не воскресит? – Дагню переступила через присыпанный снегом человеческий череп и поправила меховой капюшон на головке Дагвида, завёрнутого в медвежью шкуру и привязанного у неё на боку. Ответа на этот вопрос никто не знал. *** На Глотке Мира всё было по-прежнему – всё так же безмолвно лежали руины древних храмов, сейчас припорошенные первым снегом, всё так же уходили в туман огромные ступени, истёртые тысячелетиями, всё так же чернел на маленьком плато полуразрушенный монастырь, и всё так же расплавленным серебром стекала с вершины могучая аура Хранителя. Хакон с Гормлейт, разведя небольшой огонёк в жаровне и напившись горячей воды, сразу улеглись спать, а Феллдир вышел на улицу и поднял голову. Долгая северная ночь уже вступила в свои права, чёрное небо было усыпано мириадами звёзд, внизу тучи подсвечивались восходящей Секундой, скрипел под ногами снег, дул лёгкий морозный ветерок. Так было всегда и так будет всегда. Звёзды, снег, ночь – и покой, когда суета дня временно отступает, давая время вечности… Ручеёк ауры стёк со скалы. Феллдир подставил ладонь и почувствовал, как по ней растекается приятное тепло. «Хранитель, позволь мне прийти к тебе сейчас». Небо прорезала белая черта падающей звезды. «Приходи». Скалы вокруг, только белеет присыпанная снегом тропинка, петляющая между камней, мерцают в бездонной вышине звёзды да завывает где-то далеко ветер. И словно нет его самого, а только душа плывёт среди нагромождений скал и предвечных звёзд… Партурнакс ждал его, лёжа на снегу, свернувшись по-кошачьи и сложив перед собой передние лапы и крылья. Его огромный хвост плавно покачивался со стороны в сторону, поднимая небольшие вихри снега. – Приветствую тебя, Хранитель, – Феллдир опустился на колени, чувствуя, как могучая аура Хранителя обнимает его. – Приветствую тебя, ученик моего учителя. Время исчезло, оставив лишь снег, звёзды и могучее предвечное существо рядом с ним. Нет, даже не так – вокруг него. И много надо было у него спросить, потому что внизу их ждал истёрзанный драконами Скайрим и зло, противостоять которому они были бессильны. Если все воины придут на Глотку Мира и научатся Крикам, только тогда у них есть шанс – не победить, а выдержать бесконечную напряжённую борьбу с драконами, год за годом, поколение за поколением, век за веком. Но все воины сюда не поднимутся. Маги ещё согласятся учиться Крикам – им и так терять уже нечего – но остальным воинам слишком дорога их честь… Да и не выход это. Но это будет завтра, когда сюда поднимутся Хакон и Гормлейт. А сейчас есть только звёзды, снег и Хранитель. – Подойди, ученик моего учителя. Феллдир поднялся с колен, подошёл к нему и сел рядом на снег. Вернее, он хотел сесть на снег, но обнаружил, что полулежит у него на лапах – неосязаемых, но теплых и мягких, а Партурнакс что-то еле слышно напевает. И от его пения меняются пространство и время, промёрзшая вершина горы сменяется цветущей долиной, чёрное небо и мерцающие звёзды – бездонной лазурью и ярким солнцем, а он сам идёт по дороге из тёплого лунного камня к величественному светлому сооружению, виднеющемуся вдалеке. А душу впервые после детства, кажущегося таким далёким и ненастоящим, наполняют счастье и предчувствие чего-то невероятно хорошего… *** Хакон и Гормлейт поднялись к ним, едва занялась поздняя зимняя заря – из монастыря они вышли ещё затемно. – Всё уже обсудили без нас? – несколько раздражённо бросила Гормлейт. – Ничего не обсуждали, – Феллдир посмотрел на алеющее на востоке небо и первые лучи солнца, протянувшиеся по пелене туч внизу. А глубоко в душе остался крошечный кусочек тепла и счастья. – Приветствую тебя, Знающий, – Партурнакс коснулся крылом лица Хакона. – Приветствую тебя, Пришедшая, – такое же касание лица Гормлейт. – Ты знаешь, зачем мы здесь? – прямо спросила она. – Конечно, Пришедшая, конечно, – пророкотал он. – Почему ты нам сразу не сказал, что Алдуин воскрешает драконов, которых мы убили? Если ты Хранитель, то ты не мог этого не знать! – Я знаю много, Пришедшая, – он положил свою огромную голову на снег перед нею. – Но ни я, ни Создатель, ни Разрушитель не можем ничего дать человеку, если он не попросит об этом. Создатель не мог прийти в Нирн, пока его не позвал Шор. Разрушитель не мог прийти в Нирн, пока его не позвал Исграмор. Я же вообще не могу прийти в Нирн, потому что иначе сместится точка равновесия. И дать знания человеку мы можем, только когда он попросит о них. – Так скажи тогда, как убить Алдуина! – Никак, Пришедшая, – пророкотал Партурнакс, – никак. Алдуина нельзя убить. Он один из трёх столпов Нирна. Умрёт он – исчезнут и два других столпа, исчезнут Создатель и Хранитель, и Нирн перестанет существовать. – Человек и не сможет убить высшую сущность, – добавил Феллдир. – Но Алдуин, чтобы войти в Нирн, принимает тело Третьей Великой расы, то есть дракона. А тело дракона смертно. Если мы убьём его тело, мы сумеем этим изгнать его из Нирна? – Да, ученик моего учителя, да. – Только хватит ли у нас воинов, чтобы справиться с ним? – нахмурился Хакон. – Разрушитель, – Партурнакс расправил крылья, – не может причинить вред живым существам напрямую. Этого требовал Исграмор, заключая договор с Алдуином, и мой брат никогда не нарушит своё обещание и не убьёт ни человека, ни эльфа, пока договор будет в силе. Только опосредованно, через кого-то. И лишь в конце времён, когда в Нирне закончит своё существование Седьмая Великая раса, он, следуя закону творения и своей сути, получит право уничтожить Нирн и слиться с Создателем и Хранителем в предвечный Зародыш, из которого спустя неисчислимые эоны снова родится новый мир. Лучи утреннего солнца позолотили снег на вершине Глотки Мира. – Ты хочешь сказать, – свёл брови Хакон, машинально поправляя повязку на правом глазу, – что если бы мы тогда около Гейрмунда не побежали в лес, а остались стоять рядом с Алдуином, он не тронул бы нас? – Истинно, Знающий, истинно. По договору он не может самолично причинить вред живому существу. – Значит, – воскликнула Гормлейт, – мы можем убивать Алдуина, и он нам ничего не сделает! – Он не примет бой, – покачал головой Хакон. – А кто его будет спрашивать? Феллдир посадит его на землю, а воины его прикончат! – Джоор, – пророкотал Партурнакс, и Феллдир невольно поёжился при звуках этого Слова, – воздействует не на тело дракона, а на суть дракона. А у Алдуина суть – не дракона, а Разрушителя. Тело накладывает свои ограничения, к сути Разрушителя примешивается суть дракона, но её недостаточно, чтобы одним этим Словом заставить его спуститься. – Значит, – не сдавалась Гормлейт, – пусть они, – она мотнула головой в сторону брата и Феллдира, – придумают два оставшихся Слова! – Мы придумали, – очень неохотно признался Феллдир. – Оба те слова были в том сказании, что мы тогда читали. «Стань из неограниченного ограниченным» и «стань из вневременного временным»... «За» и «Фруль». Я посмотрел в словаре, их можно произнести. – Zah, – выдохнул Партурнакс, прислушиваясь к Слову. – Frul… Да, я могу научить вас им. – Тогда мы их выучим, и сможем посадить Алдуина и прикончить его! Феллдир и Хакон с сомнением посмотрели друг на друга, но ничего не сказали. – А он не воскресит сам себя? – уточнил Хакон, помня опасения Дагню. – Нет, Знающий, нет. Мой брат был призван в Нирн, и смерть его физического тела заставит его покинуть Нирн до того момента, пока кто-то снова не призовёт его. Или пока не наступит конец времён. – Хранитель, – Феллдир задал ещё один вопрос, который хотел выяснить, – может ли нам помочь Старший Свиток? – Старший Свиток… – неторопливо пророкотал Партурнакс, поворачивая свою огромную голову к нему. – Старший Свиток, ученик моего учителя, может всё, даже воздействовать на Священную Триаду, когда придёт этому время. Он – суть первичного луча, Знания, которое питает собой этот мир. Он один – и их бесконечно много, ибо Знание одно и безгранично. Старший Свиток может помочь вам, пусть мне и неведомо, как. – Как его найти? Партурнакс ответил не сразу. Он поднял голову и посмотрел вверх на светлеющее небо и воронку портала на нём. – Свиток нельзя найти, ученик моего учителя, – пророкотал он, снова наклоняя голову. – Он не находится в каком-то месте и в каком-то времени. Он находится везде и всегда. Он может явить себя в виде Свитка, но это произойдёт, лишь если он посчитает нужным явить себя. – А можно сделать так, чтобы он явил нам себя? – Можно, ученик моего учителя, можно. Только это произойдёт, если это действительно необходимо. Человек может искать явленный Свиток в течение многих жизней и не найти его, если в этом нет необходимости. И может ничего не делать, и Свиток сам придёт к нему в руки, если в этом есть необходимость. – Выходит, – поморщилась Гормлейт, – мы можем сидеть, сложа руки, и ждать, пока он сам к нам свалится? – Свиток, – Партурнакс коснулся своим носом её лица, оставив ощущение одновременно тепла и прохлады, – находится везде, Пришедшая. Везде. Старший Свиток – это Знание, и Знание наполняет собой каждую частицу Нирна. Без Знания невозможно существование жизни. Каждый человек всю жизнь получает знания из всеобщего Знания, он «читает» Старший Свиток каждый момент своей жизни. Свиток являет себя лишь тогда, когда без его материальной формы произойдёт нечто, что недопустимо для правильного течения мира. В конце Первой Великой расы, когда Падомай разбил двенадцать миров, Старший Свиток явил себя Ану, чтобы он мог склеить из осколков миров один мир. И ныне в Нирне есть явленные Старшие Свитки. – Где? – выдохнули одновременно Феллдир и Хакон. – Там, где они должны сейчас быть. И ответ на твой вопрос, Пришедшая, – да. Вы должны делать всё, чтобы спасти Нирн от гибели. И если ваших знаний и сил для этого будет не хватать, Старший Свиток явит себя вам. Гормлейт скривилась. Ничего не делать и ждать было противно её натуре. – Значит, – она тряхнула головой, – надо учиться сажать драконов на землю! Если мы втроём выучим этот Крик и вместе скажем его, он будет действовать сильнее! И я не верю, что он не сможет посадить Алдуина, и что воины не смогут его убить! Феллдир и Хакон посмотрели друг на друга, затем на Гормлейт. Кто знает, может, она и права. Не попробовав, нельзя этого узнать…