Священная война

Осень выдалась обыкновенной – в меру дождливой, холодной и туманной. К концу месяца Начала Морозов по ночам начало подмораживать, по утрам траву прихватывал иней, таявший после восхода солнца. С полей и огородов селяне убрали последние овощи, не сожжённые за лето драконами, а в середине месяца Заката Солнца в деревнях и мелких городках стали появляться большие, в сто и больше человек отряды жрецов и храмовых стражников, выбравшихся за продуктами и магическими детьми. Ансилвунд, который повстанцы выбрали для захвата в этом году, располагался относительно удобно – не очень высоко в горах, окружённый светлым сосновым лесом, скальными выступами и россыпями валунов. Почти прямо под массивными стенами протекал каменистый ручеёк, чуть ниже по склону сливавшийся с другим таким же ручейком. И первая внешняя защита у него была не такая уж и сложная, во всяком случае Тойво с Рёде самостоятельно рассчитали в ней проход всего за седмицу. А вот над второй внешней защитой, которая окружала стены храма в двух саженях за первой, спасовал даже Феллдир. «Снять я её смогу, - признался он, - несколькими способами. Но после любого из этих способов жрецы в храме будут знать, что мы здесь». «А мы придём во время ритуала подселения душ, - предложил Хакон. – И жрецы не смогут на нас отвлечься». И вот теперь воины дённо и нощно караулили Ансилвунд, жрецы которого ещё не показывались из-за своих стен. – Когда же наши бараны повылезають? – Ярдар подышал на руки и попытался устроиться поудобнее в расселине, которая, казалось, навеки отпечатала на его боках, ногах и пузе вмятины от каждого камешка и каждого скола. – Сидять и сидять, аки те свиньи в свинарнике. – И гадять так же, – поддержал его Оддер. Он устроился немногим мягче, за седмицу тайком натаскал мха и побитой морозом травы, так что сейчас отдыхал считай что на перине. Правда, лежал он на вершине скального гребня, продуваемого всеми ветрами, и Ярдару в этом отношении повезло больше – ему в его ложбинке не задувало. Зато кололось. – Кабы те свиньи гадили тольки под себя, – Ярдар почесал бороду и сдвинул на затылок шапку. – Дык они ж весь Скайрим ужо обгадили! – Ничаво, – Оддер поковырялся в зубе и сплюнул кусочек шишки, – наши колдуны тоже гадить горазды. Як нагадять жрецам, те и потопнут в своём навозе! Холодный пронизывающий ветер раскачивал мокрые голые деревья, за ветки которых ещё кое-где цеплялись сухие пожухлые листочки, сбрасывал с них ледяные капли. Серое небо висело низко, из-за гор с юга просачивались унылые дождевые тучи. Смеркалось. – В тёплую хату бы зараз, – мечтательно протянул Ярдар, – с жареным оленем, да бочонком мёда, да бабой… Не, припёрло ж колдуну воевати зимой! Хто ж зимой-то воюеть? Зимой по хатам греться треба… – Жрецы зимой воюють, – ответствовал Оддер. – Да я ж не со зла, – пошёл на попятную Ярдар. – Я ж так… поговорити. Знамо, что не с пустого он енто выдумал. – Да зараз тольки Гормлейт радуется, як та собака куску мяса. Вот жеж дури в бабе – на сотню воинов хопить! Тольки войну ей подавай! – Мужика нема у неё, вот и бесится. Взяти бы её – да положити под доброго воина, мигом подобрееть. – А то… Ворота Ансилвунда открылись только в начале зимы, когда снега на земле было уже по колено. Ещё затемно двое воинов, лежащих в засаде, заметили какое-то шевеление на стенах. Прибежавший из лагеря, укрытого в лощине, Феллдир, которому подали условный сигнал, долго вглядывался, щурясь подслеповатыми глазами, и затем уверенно кивнул: – Делают проход в защите. Элрих поднёс руки ко рту, и тут же холодную серость утра прорезало утиное кряканье. На скальный гребень взлетел Мьоллнир, плюхнулся на пузо и, извиваясь змеёй, подполз к краю. – Наконец-то, – удовлетворённо кивнул он, наблюдая, как медленно отворяются толстые железные ворота Ансилвунда, выпуская из храма отряд численностью около ста всадников. – Я уже думал – зазимуем на этих скалах. Феллдир магическим зрением всматривался во всадников, ещё с трудом различимых в тусклой утренней серости. Переплетения бордовых и голубых аур перекрывались плотной магической защитой, сверкавшей всеми цветами радуги, и определить хотя бы примерное соотношение магов и немагов не представлялось возможным. Хотя, скорее всего, обычное: примерно двадцать пять жрецов – на три полных Круга и ещё четверо на замену – около десятка послушников для обслуги и шесть или семь десятков стражников. – Куда они едут? – Мьоллнир погрыз кончик уса. От Ансилвунда отходило две дороги – одна на северо-запад в Ветрарйорд, другая на юго-запад в Рифт, но около полулиги тракт был один, разделяясь лишь в мелкой деревушке под названием то ли Поселенцы, то ли Погорельцы – жители сами не были уверены, как их два десятка домов, прилепившихся к склону горы, правильно называть. И пока жреческий отряд не дошёл до деревни, было неясно, повернут они в Ветрарйорд или в Рифт. С их наблюдательного пункта вдалеке были видны Погорельцы, где приближающийся жреческий отряд уже заметили, в деревне поднялась суматоха: жители хватали детей, коз и собак и бежали в горы. Когда через полчаса отряд вступил в деревню, та встретила их опустевшими домами, квохчущими курами да разбегающимися котами. Ещё в течение двух часов повстанцы наблюдали, как жрецы, послушники и стражники ловят кур, обыскивают хаты, вынося оттуда всё съедобное, и грузят на коней. А когда окончательно рассвело, они быстро двинулись по дороге, ведущей в Рифт. – Рифт, – кивнул Мьоллнир, ужом отползая назад и скатываясь со скалы. – Выходим! Две засады на обеих дорогах они подготовили заранее. Тракт в Ветрарйорд спускался более круто и в нескольких местах проходил по относительно узким ущельям, которые не составило особого труда перегородить, устроив в удобных местах обвалы и камнепады. Тракт на Рифт шёл широкими падями, а потому перегородить их не получалось, поэтому повстанцы заранее присмотрели несколько деревенек вдоль неё – в основном там проживали родичи сотника Аудбьорна – и договорились со старостами, что как только пойдут жрецы, жители тут же убегут в горы и леса, а их место займут воины. Жрецы двигались рысью, но тракт в одном месте делал петлю, которую повстанцы срезали, пройдя по сыпучим курумникам, припорошенным снегом, и поднявшись по отвесной четырёхсаженной скале. Кроме этого они заранее озаботились испортить в подходящем месте дорогу, разобрав кладку и вырыв яму, которая вскоре наполнилась дождевой водой. С наступлением зимы вода замёрзла, но сильных морозов ещё не было, и тонкий лёд не мог выдержать веса коней. Яма глубокой не была – её замаскировали под промоину, чтобы не насторожить жрецов – и её задачей было не остановить их, а немного задержать, чтобы три десятка воинов успели опередить их, выйти раньше на склон и подать сигнал основным силам воинов, ждавших в долине. Со склона, поросшего мелкими скрюченными деревцами, на котором они зажгли сигнальный костёр, воины буквально скатились, вызвав небольшой камнепад, бегом промчались по лесистому распадку между двумя высокими холмами, спотыкаясь о невидимые под снегом поваленные стволы и переплетения кустов. Съехали на собственных штанах с последнего склона, вброд перешли быстрый ручей, черневший на фоне белого снега, обогнули какие-то древние развалины уже непонятно чего и по заметённой снегом грунтовке припустили к деревне, раскинувшейся по обе стороны тракта и одним концом вклинивавшейся в мыс на берегу озера. За две версты до деревни им стали встречаться селяне, волочившие на себе и за собой детей и коз и направлявшиеся к своим землянкам в глубине леса. Короткие расспросы дали понять – сигнал в деревне заметили, и воины, до этого стоявшие лагерем в лесу на берегу озера, спешно заменяли собой бегущих селян. На доспехи натягивали льняные рубахи и кожухи, поверх металлических поножей – шерстяные штаны, прятали кинжалы за отворотами кожухов, мечи и луки со стрелами – везде: в поленницах, за завалинками, под заборами, просто в снегу. Воительницы натягивали поверх доспехов широкие платья, которые легко можно было скинуть и под юбками которых можно было спрятать оружие, и в последний раз объясняли детям, что они должны делать и как себя вести. Когда три десятка разведчиков, обливаясь потом и хватая губами воздух, влетели в деревню, там уже всё выглядело как обычно: «селянки», старательно сутулясь и опуская глаза, носили воду и дрова, на дороге и в огородах так же старательно играли дети, «селяне» сидели на завалинках, изо всех сил сутуля плечи и натягивая на лица забитое выражение. Разведчики быстро рассредоточились по деревне, так же быстро облачаясь в селянские тряпки. Феллдир добежал до дома старосты, где Кетиллёг, обряженная в широкий сарафан и с пузом из соломенной подушки, быстро помогла ему снять промокшие и уже заледеневшие сапоги, размотала мокрые онучи, выдала ему сухие, а едва он, кое-как обмотав ими посиневшие ступни, сунул ноги в сапоги, то услышал, как за околицей залаяли собаки. – Успели, – с облегчением кивнула Кетиллёг. Феллдир нахлобучил шапку и, подволакивая правую ногу, медленно вышел на улицу. Отряд жрецов ворвался в деревню галопом, на ходу разъезжаясь в стороны, беря деревню в полукольцо осады и выхватывая попавшихся под руку детей. Бабы заголосили, мужики попытались схватиться за топоры, но были вовремя остановлены «благоверными», козы в хлевах замемекали, овцы заблеяли, а жрецы и стражники принялись сгонять людей на центральную деревенскую площадь, посреди которой росла высоченная сосна с облупившейся корой. Феллдир, всё так же подволакивая ногу, с покорно-обречённым видом плёлся к площади, где стражники держали мечи у горла шестерых детишек и уже толпились «селяне», прятавшиеся друг за друга, смотревшие в землю и нервно мявшие шапки или рукава кожухов. Хочется надеяться, что жрецы не особо внимательно вглядываются в лица, потому что балаганные шуты из воинов совсем аховые. Сотники и так выбирали тех, у кого получалось хоть как-то изобразить покорность и испуг, и воины старались, потому что ради боя они согласны были и шутами вырядиться, но получалось мало у кого. Люди в центре, четыре сотни, стоят достаточно плотно. Сотня жрецов и стражников окружают их полукругом, шестеро стражников держат в заложниках детей. Вблизи их, не выделяясь из толпы, стоят шестеро воинов, готовых по первому сигналу ринуться к детям и освободить их. Жрецы образуют достаточно компактную группу, чуть вытянутую вдоль толпы «селян». Хакон уже пристроился с одного её конца. Между жрецами и воинами через равные промежутки вклинились маги, тоже не выделяясь из толпы. Феллдир перешёл на магическое зрение и рассмотрел ауры. Всё правильно, жрецы одеты жрецами, стражники стражниками, послушники – послушниками. Подлога нет. – Староста! – заорал один из жрецов. Феллдир, едва не прыгая на «здоровой» ноге, трясясь от страха, подковылял к нему и стянул с головы шапку. – Здесь, г-господин хороший, здесь. – Двести мер зерна и всю живность! По рядам «селян» прошёлся ропот: двести мер с небольшой деревни – это непомерный сбор. – Г-господин х-хороший, – воя, рухнул ему в ноги Феллдир, – да где же взяти-то двести мер, коли драконы жгут поля? Горит зерно-то, тольки двести тридцать мер по осени и собрали. Чем детишек кормити зимой-то? Не переиграть бы, только не переиграть… – Сейчас перережем твоих детишек! – зло процедил один из жрецов. – Двести мер – или зимой кормить больше никого не придётся! Феллдир бросил затравленный взгляд на заложников, которые старательно делали вид, что им страшно, затем на жреца и, подвывая и шмыгая носом, махнул рукой в сторону общественного амбара. – Тама, господин хороший, тама всё зерно, что есть. Больше нема, погорели поля-то от драконов… Удар ногой по лицу заставил его замолкнуть. Феллдир трясущимися руками сгрёб горсть снега и утёр им кровь из носа. – Детей! Стражники принялись выхватывать из толпы детишек, те заорали, начали рваться к «мамкам». Жрецы дали нескольким из них подзатыльники и принялись проверять кристаллом. Швырнули послушникам Дагвида – Дагню при этом весьма натурально заголосила: «Сыночек мой», а стоявший рядом Вестгейр зажал ей рот рукой и шикнул: – Цыц, дура! Следом за Дагвидом к послушникам отправился Видар, а третьего магического ребёнка обнаружили среди заложников – это была младшая дочь сотника Хреина. Ей заранее обкорнали толстые рыжие косы и переодели в мальчика, так что сейчас она выглядела жалким конопатым пацанёнком лет девяти. Её тоже отправили к послушникам. Сотник Хреин громко шмыгнул носом: – До… Стоявшие рядом воины вовремя поняли, что он, забывшись, пытается сказать: «Доченька», пнули его в бока и спину и дали тычок в зубы. Сотник спохватился, что чуть не выдал её и себя, и поспешно примолк. Есть. Детей выбрали, пятерых заложников пасут пятеро воинов. Ну что, Тьярви, твой выход… – Дракон! – с ужасом в голосе завопил мужик с всклокоченной бородой, тыкая пальцем в небо над горами. Головы всех жрецов и стражников невольно повернулись в ту сторону. Мгновение – и пятеро воинов стремительным броском оказываются перед стражниками, державшими заложников. Ещё мгновение – и дети летят в утоптанный снег, а стражники оседают на землю, обливаясь кровью из перерезанных глоток. В это же мгновение Хакон со своей стороны и Феллдир, вскочивший на ноги, – со своей набрали в грудь воздуха: – Йоль-Тор-Шуль! Два огненных потока с двух сторон накрыли группу жрецов, зацепив и стоявших поблизости стражников и послушников. Тьярви, Тойво, Валька и Дагню тут же выставили водяные щиты, прикрывая ими воинов от огня. Следующие мгновение – кожухи и платья летят в снег, являя доспехи, кинжалы, а у женщин и мечи, и толпа только что покорных и забитых селян с яростными воплями налетает на оставшихся стражников и послушников… Всё закончилось, едва начавшись. Три десятка жрецов, послушников и стражников, попавших под драконий огонь, спеклись в один обгорелый и вонючий ком, рассыпающийся, стоило к нему прикоснуться. Стражники не сразу сориентировались, что происходит, и это коротенькое промедление стоило им жизни – воины перерезали их быстрее, чем ловкие хозяева колют поросят. Послушники пытались отбиваться или бежать, но и их порешили в несколько ударов сердца. – Раненые? – заорал Мьоллнир, лихорадочно осматривая воинов, недовольных тем, что многие и повоевать не успели. – Колдун тут самый раненый, – хохотнул Несбьорн, стряхивая с кинжала кровь. – У него енто… – Глубокая проникающая рана в носу, – подсказал Йотунн, вспомнив одну из фраз травницы Кетильгерд. – Во, точно. До самых мозгов. – Ладно, вои, – Хреин стянул шапку и рукавом кожуха вытер пот со лба. – Храм будем брать, вот там повоюем. Тойво выхватил Тьярви и крепко хлопнул его по плечу: – Ты, это, предупреждай. Я ж почти поверил, что там в самом деле дракон, чуть не посмотрел. Тьярви довольно ухмыльнулся, приглаживая бороду, и признался: – Не знаю, как жрецы не раскусили этот балаган. Шуты из воинов, как из меня беременная баба. – Не ждали они подлога, – хмыкнул Рёде, – вот и не заподозрили ничего. Селянские тряпки воины скинули кучкой на площади, потому как не помнили, в каких хатах что брали, трупы раздели, отнесли в небольшой овраг далеко в лесу, и там Феллдир, Хакон и Гормлейт Крикнули на них огненным дыханием, обращая тела в угольки. Получившуюся спёкшуюся массу разбили ломами и лопатами, туда же ссыпали угли от сожжённых жрецов и всё это закидали ветками и снегом. Доспехи стражников и их оружие отнесли к кузнице – пусть кузнец сам решает, что с ними делать, одежду жрецов тоже скинули в кучку – пусть селяне разбирают, кому надо. Снег, пропитанный кровью, по возможности соскребли и скинули в одну из рыбацких лунок на озере, а когда через несколько часов стали возвращаться селяне, четыре сотни воинов организованно покинули деревню.