Священная война

На заснеженном плато по-прежнему стояла мёртвая неестественная тишина: в скалах не выл ветер, на голых чёрных деревьях не шевелилось ни веточки, не вилась по земле позёмка, не шуршали высохшие колоски трав, не выли вдалеке волки. Даже тучи на небе, сквозь которые размытым багровым пятном просвечивал Массер, казалось, застыли на месте. И заливала всё невидимая, но чувствуемая чёрная маслянистая жижа, мёртвая и разлагающаяся, отравляя собою воздух, землю и деревья. И давило душу предчувствие беды, теперь уже неминуемой… Раненых воинов, а с ними и найденного ребёнка отнесли за версту от Ансилвунда и оставили в расселине скал на попечение Кетиллёг и нескольких воинов. Для них разложили костры, поставили тёплые палатки и спешно вернулись в храм ждать Алдуина. – Дагфари больше не воин, – хмыкнула Гормлейт, садясь на пол у зубца и подтягивая поножи. – Даже я вижу, что ногу ему не залечит даже Феллдир. – Он был предупреждён, – сурово нахмурился Хакон, устраиваясь рядом. – Три раза. И не внял предупреждениям судьбы. Он знал, что Шор не дал ему благословения, но не хотел этого замечать. – Думаешь, он теперь побежит учиться магии? – Только его душа знает, что в нём перевесит: упрямство и эгоистичные мысли о себе – или же возможность принести пользу другим людям. Феллдир сел рядом с ним. – Судьба скрыта от человека, – заметил он. – И человеку не дано знать, когда нужно подчиниться року, а когда – противостоять ему. – Истинно, – согласился Хакон. – Но когда не знаешь, что делать, нужно слушать знаки судьбы, они всегда подскажут. Или верить в себя до конца и идти наперекор судьбе до конца. А Дагфари не хватило ни чуткости, ни веры в себя… Сидеть на обледенелом прясле пришлось почти полночи. Воины начали было уже думать, что Разрушитель и не придёт, но Феллдир чувствовал – он идёт. Почему-то очень медленно, но идёт. Очень медленно сжимался воздух, очень медленно ночная темнота сменялась непроглядным мраком ауры Разрушителя, очень медленно становилось тяжелее дышать, а виски сдавливало как железными обручами. Приходили отрывочные видения, в которых долину с дорогой из лунного камня заливает удушающая маслянистая тьма, сменяющаяся колючим снегом, затем снова проглядывало солнце, чтобы на мгновение осветить развалины, в которые превратился величественный храм, и потоки селя, залившие дорогу. Видения отступали, перед глазами вставало заснеженное плато Ансилвунда, напряжённые и уставшие лица воинов с сосульками на усах и бородах, а затем он снова видел себя в той же долине. Только от храма остались лишь единичные разломанные блоки, перевитые корнями деревьев, а дорога скрылась под многосаженными селевыми наносами. Снова плато, Гормлейт трясёт Несбьорна, начавшего клевать носом, Мьоллнир грызёт ус, Хакон сурово и спокойно глядит на сгущающуюся тьму, а Феллдир снова видит себя в той долине. Только теперь о том, что когда-то здесь был величественный храм, не напоминает ничего: там, где тысячи лет назад была дорога, сейчас в неглубокой расселине журчит река, на месте храма шумит тёмный еловый лес, и только изредка среди корней попадаются обломки камней, среди которых есть и те, которые задолго до появления человека в Нирне складывали храм… Из видения его выкинул словно бы толчок: тьма над Ансилвундом резко рассеялась, и на фоне чёрного неба появился Алдуин – огромный, словно бы сотканный из предвечной тьмы. И на мгновение всем показалось, что с его появлением весь мир качнулся и застонал. Гормлейт и Хакон единым движением вскочили на ноги. Феллдир поднялся вслед за ними, и они втроём, скользя по лужам замёрзшей крови и спотыкаясь об окоченевшие трупы, помчались по пряслу к Разрушителю. «Кин, помоги». И чёткое ощущение – нет. Не её надо просить о помощи. Не может человек Пятой Великой расы, пусть и приблизившийся к богам, помочь в борьбе с тем, кто старше самого Нирна. И такое же чёткое ощущение – бесполезно. Их затея бесполезна… Алдуин запел песнь воскрешения – противоестественную, извращённую в своей сути, как и жреческий ритуал переселения души. Из Ансилвунда взмыл в небо первый дракон, который ещё три часа назад был человеком, а Гормлейт, первой подбежавшая к Алдуину, яростно Крикнула в висевший прямо над ней чёрный силуэт, казавшийся дырой в мироздании: – Джоор-За-Фру… На последнем слове она закашлялась и с остервенением принялась растирать горло; слабая белёсо-голубоватая дымка ткнулась в брюхо Алдуина, но тот даже не заметил её и ни на мгновение не прервал своей тяжёлой противоестественной песни. – Джоор-За-Фруль! – Хакон попробовал ударить его в голову, однако с тем же результатом – Алдуин дёрнул головой, от этого второй воскрешённый дракон тоже немного дёрнулся в полёте, но песни не прервал и на землю не опустился. Он словно бы вовсе не замечал тщетные потуги жалких человечков. – Джоор-За-Фруль! Крик Феллдира немного подействовал: Алдуин просел вниз на полсажени, но всё равно этого было недостаточно, чтобы его можно было подстрелить: пять десятков пращников и сотня лучников одновременно выстрелили в него, но камни и стрелы, даже ускоренные магией, не долетели до его левого крыла, словно бы завязнув в чёрной пелене тьмы. – Если мы Крикнем втроём одновременно, – нахмурив брови, спросил Хакон, – сила Крика усилится? Феллдир бросил на него быстрый взгляд: – Нужно попробовать. Он болезненно сглотнул и помассировал саднящее горло, посылая в него лечебный магический импульс, Хакон быстро глотнул обезболивающего зелья. Резкий порыв ветра бросил в них горсть колючего снега, а с храмового двора, натужно махая крыльями, поднялся в небо пятый дракон и растворился в ночной темноте. – Сволочь, – цыкнул зубом Мьоллнир, попытавшийся достать Алдуина копьём. Оно, даже ускоренное магически, быстро потеряло скорость, завязло в чёрной дымке и упало на землю. Шестой дракон, седьмой, восьмой… Четыре сотни воинов бессильно наблюдали, как бывшие драконьи жрецы растворяются в чёрном ночном небе, а они ничего не могут сделать. Они могли бы сбить воскрешённых драконов, если не всех, то хотя бы некоторых, и убить их, но все слишком хорошо помнили, что было два года назад около Гейрмунда. Убитого тогда дракона Алдуин воскресил быстрее, чем они уничтожили его. И сейчас будет то же самое… – Давайте, – кивнул Феллдир, когда горло немного перестало болеть. Он переглянулся с Хаконом и Гормлейт, поднял руку и, дождавшись, когда они наберут в грудь воздуха, резко махнул ею: – Джоор-За-Фруль! Они попали в унисон, но даже несмотря на чётко произнесённый Крик, он подействовал не намного сильнее, чем раньше: Алдуин качнулся, просел вниз сажени на две, но не упал на землю и ни на мгновение не прервал своей жуткой песни. Двадцать пятый дракон, двадцать шестой. Всё. Алдуин яростно взревел, облетел вокруг храма, огромными крыльями едва не смахнув людей с прясел. Феллдир попытался Крикнуть на него Огненным дыханием, воины попробовали взмахнуть мечами, но могучая аура Разрушителя сдавила всех так, что они не смогли даже вдохнуть и шевельнуться. Затем Алдуин взмыл высоко в небо и стал невидим среди туч. Феллдир без сил опустился на прясло, покрытое заледеневшей кровью. Около него тяжело сел Хакон, а рядом с братом мешком свалилась Гормлейт. Поднялся морозный ветер, выдувая с плато тяжёлую ауру Алдуина, повалил густой снег. – Когда он пролетал рядом с нами, – зло и неохотно процедила сквозь зубы Гормлейт, – я хотела достать его мечом. Я не смогла и шевельнуться! Горько и больно признаваться в собственной слабости. Но нет смысла скрывать правду. Феллдир прикрыл глаза, чувствуя, как на лицо падают холодные снежинки. Если даже Гормлейт признаётся в бессилии, значит, дело совсем плохо. – Значит, – Хакон стянул кожаную перчатку и подставил свою широкую ладонь под снег, – остаётся только искать Древний Свиток. – Искать непонятно что и непонятно где! – огрызнулась Гормлейт. Огрызнулась по привычке, потому что и она теперь понимала, что своими силами им с Алдуином не сладить. Как раньше было просто: есть враги – жрецы и драконы – которых надо убивать. Проткнул мечом – и все дела. А потом появились магия, Крики, а теперь вот и Древние Свитки, которые якобы могущественнее всех богов. И мир, оказывается, не так прост, как он казался раньше. Впереди зима, долгая, снежная. И впервые в жизни мысли о ней не вызывают отчаяния, даже наоборот: вернуться на хутор, завалиться на ворох медвежьих шкур около очага – и спать, спать, как медведь в берлоге до весны… Хакон сжал рукой её плечо, словно пытаясь подбодрить. А сам смотрел прямо перед собой и словно видел, как камешек за камешком начинает осыпаться этот мир. Небо на востоке медленно серело. Густой снег постепенно засыпал мёртвый драконий храм… *** Книг о Старших Свитках в библиотеке уничтоженного Ансилвунда было вроде бы и достаточно – Феллдир с учениками нашли их почти с десяток – но в то же время беглый их просмотр показал, что все они повторяют друг друга, отличаясь лишь небольшими изменениями и дополнениями. Тем не менее, книги тщательно завернули в чистые сухие тряпки и сложили в котомки. Туда же добавили несколько фолиантов о драконах, а заодно Феллдир прихватил и две тонкие книжонки с пожелтевшими страницами и потрёпанными обложками о сотворении мира. Свитки были созданы одновременно с Нирном. Может быть, хоть там что-нибудь будет. Напоследок маги прошлись по храму, выискивая тайники. Валька и Тойво обнаружили два, оба в крипте, но когда взломали защиту, то нашли в одном из них лишь три флакона с зельями, а во втором лежал скрюченный труп в робе младшего жреца, уже разлагавшийся и кишевший червями. Третий тайник, не магический, в покоях младших жрецов случайно открыл Хакон, но там была спрятана лишь стопка счетов двадцатилетней давности, касающихся снабжения храма. Ни каких-либо редких или запрещённых книг, ни документов, которые могли бы пролить свет на проблему Алдуина или Старших Свитков – ничего. Вернее, в храме наверняка есть и запрещённые книги, и бесценные древние фолианты, но чтобы их найти, нужно прощупывать и простукивать каждый камешек, а на это уйдут годы. Последний тайник обнаружил Тьярви – в одном из сундуков в жреческих покоях оказалось двойное дно, и там, в узкой щели между настоящим дном и ложным, была спрятана тетрадь, прошитая дратвой. Судя по толстому слою пыли, засохшим паучкам и жучкам-древоедам, лежала она там, никем не тронутая, не один год, а то и не одно десятилетие, и принадлежала, скорее всего, не теперешнему хозяину сундука, а какому-то из предыдущих. На проклеенной тканью обложке названия не было, а когда Феллдир предельно осторожно раскрыл её, то обнаружил, что её страницы исписаны торопливым почерком, а рассказ вёлся о трёх жрецах – Голторе, Сорри и Биркире – которые бежали из храма и поднялись на Глотку Мира, чтобы сразиться с Алдуином. Конец – Хакон заглянул в него – был плохим: жрецы погибли, а их храм Алдуин сровнял с землёй. – Ты слышал про такое? – спросил Хакон. – Да, – признался Феллдир. – Но очень смутно и противоречиво. За знание этой истории убивали, а когда послушники шёпотом и постоянно озираясь рассказывают что-то, сам понимаешь, история быстро искажается. Это было лет сорок назад. Три старших жреца решили убить Алдуина, поднялись на Глотку Мира, там как-то призвали его, сражались с ним, но погибли. Это в общих чертах. Подробности разнились очень сильно. Он аккуратно завернул тетрадь в жреческую робу, уложил её в котомку к остальным книгам и в последний раз прошёлся по храму, осматривая его магическим зрением, но кроме серебристого марева там, где раньше под потолком ритуального зала сидел ворон, ничего необычного не было. Маги и Хакон, нагрузившись добытыми книгами, один за другим спустились по верёвкам с прясел и поспешили к воинам, поджидавшим их в скалах. Стояло позднее утро – бесконечные утренние сумерки, которые чуть позже перейдут в такую же бесконечную вечернюю серость. Тяжёлые тучи закрывали пики гор и сыпали хлопьями снега, холодный порывистый ветер завывал между скал, поднимал в воздух снег. Голые ветки кустов цепляли подолы полукожухов, над крышами далёких деревень вились дымки. Весь Скайрим, казалось, погружался в долгую зимнюю спячку. Только с горы мироздания сорвался и покатился вниз ещё один камешек, увлекая за собой и другие…