Священная война

На Глотке Мира всё было по-прежнему: по-прежнему ложились под ноги обледеневшие ступени, по-прежнему её склоны скрывал густой серый туман, по-прежнему ни малейший ветерок не шевелил ни снежинки, по-прежнему чернел на маленьком плато полуразрушенный монастырь, а с вершины стекала, разливаясь по всему Скайриму, ярко-серая аура Хранителя. – Старший Свиток, – пророкотал Партурнакс, наклоняя свою огромную голову к нему. – Нити судьбы сошлись на нём в нужный час. Здесь, на вершине, светило солнце, которого внизу люди не видели уже почти год, и это солнце слепило привыкшие к постоянному сумраку глаза. – Что ж, ученик моего учителя, вспомнивший себя, – Партурнакс повернул к нему голову и дохнул на него мягким ветерком, – здесь вы можете прочитать его. Променять физическое зрение на духовное. Ослепнуть до конца жизни ради того, чтобы узнать, как спасти мир. Когда-то Шор уже пожертвовал своим зрением ради жизни мира и всех людей… Феллдир посмотрел на Свиток в своих руках, в последний раз глянул на сурово хмурившегося Хакона, на нетерпеливо переминавшуюся с ноги на ногу Гормлейт, на слепящий солнечный свет и закрыл глаза. «Во имя жизни, во имя мира, во имя людей. Акатош, отец и учитель мой, научи меня увидеть сейчас то, что вернёт мир в круг предначертанный. Я готов принести предназначенную для этого жертву». Он открыл глаза и недрогнувшими руками развернул Свиток. Подсознательно он ожидал увидеть обычный текст, в котором было бы написано, что им делать, но вместо этого его сознание залил серебристый свет, голову на мгновение распёрло изнутри, но тут же отпустило, и Феллдиру показалось, что физического тела у него больше нет, он остался бесплотным и расширяется. Потом он какими-то новыми, не ведомыми ему ранее чувствами осознал Глотку Мира под ним – всю целиком, предвечного Хранителя на её вершине, ощутил пересечение нитей множества миров над ней, а затем почувствовал и Алдуина. Он был везде, был растворён в Нирне, как соль в океане, и как излишек соли делает воду непригодной для питья, так и излишнее присутствие Разрушителя делает мир невыносимым для жизни людей. Воздеть вверх бестелесные руки и воззвать таким же бестелесным голосом: «Разрушитель, носящий ныне Имя Алдуин, ученик моего учителя и мой старший брат. Я, ученик твоего учителя и твой младший брат, зову тебя на бой!» Алдуин может не принять вызов, он волен поступать так, как хочет. Но он принимает вызов. Потому что зов брата – это нить, чтобы сохранить мир, и Алдуин знает, что сейчас все силы рока направлены на то, чтобы вернуть мир в круг, ему предначертанный. И склоняет голову перед этим роком. И он появляется – огромный, предвечный, давящий своим могуществом. Но они уже не настолько беспомощны, как внизу. Здесь, в центре мироздания, в месте Силы весь Нирн благословляет их силой. Только слишком тонка грань между победой и поражением. Алдуин был в мире долго, слишком долго. Мир напитан им, как море солью, и они сами тоже пропитаны чёрной аурой Алдуина, и эта аура не позволяет им сражаться в полную силу против Разрушителя. Граница тонка, бой балансирует на грани. Победят они – мир вернётся на круги своя, нет – рухнет окончательно. Время утекает, как вода из-под пальцев. Утечёт оно – и мир будет не спасти… Сорок два года назад Голтор, Сорри и Биркир проиграли, не смогли удержаться на этой грани. Но тогда у мира было ещё время, сейчас этого времени больше нет. Сейчас они не имеют права проиграть. Перед глазами встают пылающие символы драконьего языка, Феллдир произносит их – и время сворачивается в петлю. Точка на временном отрезке пересекается с другой точкой – и Свиток, распахнувшись порталом, перебрасывает воплощённого Разрушителя далеко в будущее. Феллдир успевает увидеть только чистенький городок, над которым раскрывает крылья Алдуин, и Йолмира, поднимающего голову, чтобы посмотреть на дракона, появившегося из ниоткуда… А потом серый свет померк, ощущение всезнания пропало, тело, неожиданно тяжёлое, вернулось к нему. Феллдир выпустил из дрожащих от напряжения рук Свиток и рухнул на снежную корку, покрывавшую вершину Глотки Мира… – Открой глаза, ученик моего учителя, вспомнивший себя, – пророкотал, казалось, отовсюду голос Партурнакса. – Открой глаза. Феллдир открыл, зная, что его ждёт только тьма. Но вместо тьмы в глаза ударил ослепительный снежный свет, а немного погодя он смог различить Хранителя перед собой, а рядом – Хакона и Гормлейт, поддерживавших его. – Драконья душа, ученик моего учителя, вспомнивший себя, – Партурнакс приблизил к нему свою огромную голову и легонько дохнул, – место силы и готовность принести предназначенную жертву – всё вместе это позволяет сохранить физическое зрение. Ибо драконы изначально обладали духовным зрением, которое людям ещё лишь предстоит заслужить… Феллдир опёрся руками о снег. Глазам было невыносимо светло, Феллдир закрыл их. А перед внутренним взором всё стояла хрупкая грань победы и поражения. – Мы можем здесь вызвать Алдуина на бой, – спокойно сказал он, не открывая глаз. – И можем победить его. – И для этого, – хмыкнула Гормлейт, – нужно сидеть в медитации три года, три месяца и три дня? – Нет, нам этого не нужно. Мы можем позвать его хоть прямо сейчас, я знаю как, и он придёт… – Но? – нахмурился Хакон, уловив заминку. Феллдир открыл глаза, невзирая на резь в них, и посмотрел на него: – Но слишком тонка грань между победой и поражением. Мы равно можем как победить, так и проиграть. И Свиток может… свернуть время петлёй и перебросить Алдуина в будущее. – Что за чушь! – вскричала Гормлейт. – Кто мы будем такие, когда вместо того, чтобы убить врага, бросим его нашим потомкам, как последние трусы?! – Это неприемлемо, – сурово подтвердил Хакон. – Мы должны спасти мир, а не отодвинуть его конец. – Это крайний случай, – тихо, но твёрдо произнёс Феллдир. – Если мы не сможем сейчас любым способом выбросить Алдуина из Нирна, то Нирн ждёт неминуемый конец. Если мы сможем своими силами победить Алдуина – это хорошо. А если не сможем, то что лучше: погибнуть всему Нирну сейчас или дать ему сотни, а то и тысячи лет жизни? И оставить нашим потомкам все наши знания, которые помогут им победить Алдуина в их время? Хакон сел на снег и обхватил колени руками. – Не нравится мне это, – хмурясь, произнёс он. – Всё, что ты говоришь – правильно… – Мы ещё не проиграли Алдуину! – резко напомнила им Гормлейт. – А вы уже хороните Нирн! Если вы с таким настроем пойдёте на бой, вы точно проиграете! Мужчины посмотрели друг на друга, мысленно признавая её правоту. – Да, – Хакон встал со снега и глянул своим единственным глазом на клонящееся к закату низкое осеннее солнце. – Мы ещё не проиграли, рано хоронить Нирн. Нужно спускаться вниз, сказать всё воеводе, сотникам и воинам. Феллдир осторожно поднял с земли Свиток, аккуратно завернул его шерстяную ткань и убрал в заплечный мешок. Гормлейт права, Алдуин ещё не победил… только почему гложет непреодолимое предчувствие, что им не победить его, и что крайняя мера, которую может применить Свиток, окажется единственно возможной? *** Внизу всё было по-прежнему: склоны Глотки Мира тонули в сером тумане, кусты и чахлые деревья мокли под непрекращающимся моросящим дождём, время от времени переходящим в мокрый снег. А на древних руинах у подножия путники заметили, что нескольких упавших плит, образовывавших подобие шалаша, не стало. Куст справа и наклонённый обломок колонны слева остались, только стояли они уже вплотную друг к другу, а укрытия, который они не раз использовали для ночлега, не стало, словно никогда и не было. Гормлейт долго стояла около того места, где раньше был их шалаш, и прислушивалась. Словно бы на самой грани слуха звучала далёкая песнь Совнгарда… – Ты слышишь? – напряжённо спросила она Феллдира. Он прислушался, однако помимо их дыхания да шуршащего дождя не было никаких звуков. – Что? У Феллдира очень острый слух. Если бы песнь звучала на самом деле, он не мог бы её не услышать. Значит, песнь звучит только ей… Значит?.. – Ничего, – Гормлейт развернулась и зашагала вниз по тропе. – Показалось. Дорога до хутора заняла меньше времени, чем обычно. Может, это они, не измотанные тренировками Криков, просто шли быстрее обычного, а может, и здесь Алдуин изъял ещё один кусочек Нирна. Этой осенью надо победить Алдуина. Любым способом. Потому что к весне Скайрима станет ещё меньше… *** Воины ждали их на хуторе у подножия Глотки мира. Они молча выслушали Феллдира, Хакона и Гормлейт и долго молчали. Непривычным и тяжёлым было это молчание: обычно любой вопрос, обсуждаемый на тинге, вызывал горячие обсуждения, крики, а то и драки, а теперь четыре сотни воинов молчали, как один. Моросил бесконечный дождь, к которому все уже привыкли и почти не замечали, недвижно стояли голые, чёрные, мокрые деревья с поникшими ветвями, над домами вились дымки. Не каркнет ворона, не залает собака, не заблеет баран. Весь Скайрим, казалось, погрузился в эту обречённую тишину. – Алдуина нужно победить, – тяжело произнёс наконец воевода Ахти, суя пятерню в седеющую бороду. – Мы все видим, что вокруг творится. Что не родит земля, не родят звери, не родят наши бабы. Что умирают старики и дети. Что пропадают куски Скайрима. Сейчас мы ещё можем воевать, но весной мы будем обессилены голодом. В этом году урожай плохой, но в следующем урожая не будет никакого. Вы все это понимаете. К следующей осени мы начнём умирать с голоду. Ему никто не ответил – да и что можно ответить на такое? – Негоже оставлять врага потомкам, негоже бросать Разрушителя в будущее. Нужно побеждать своими силами. – Да! – чуть оживившись, гаркнули воины, некоторые выхватили из ножен мечи. Однако после этой вспышки, показавшейся чужеродной среди обречённой тишины, они снова замолчали. Потому что висело в пространстве неодолимое предчувствие, что не победить им завтра Алдуина… – Выступаем утром, – решил Ахти. – Завтра мы поднимемся на вершину Глотки Мира и навеки покончим с Разрушителем!