Священная война

- Братья! – сильный и уверенный голос Гормлейт разносился по всей поляне. – Соратники! Неужели мы не воины? Неужели мы забыли, что значит быть воинами? Наши отцы и старшие братья сражались за эту землю, но они стали стары, они боятся уже вступить в бой, если не уверены в своей победе! Собравшиеся на поляне не очень уверенно, но в целом согласно загудели. Их было около трёх десятков – в основном юноши и девушки, ещё не прошедшие обряд посвящения и не признанные настоящими воинами, однако было и несколько таких, которые уже красовались косами, сплетёнными на висках. Гормлейт, с детства предводительствовавшая среди своих сверстников, пользовалась уважением и авторитетом даже у более старших детей, за что с детства носила гордое прозвище «конунг». Конунгом не называли даже её отца, и Гормлейт не понимала, почему он охотно откликается на «воевода» и не требует называть себя гордо и красиво «конунг». Уж она-то, когда вырастет и станет предводителем повстанцев, будет только конунгом! … Две сотни воинов во главе с Иггом, Ахти и Арнбьорном ушли в поход на заре, а час спустя, когда Гормлейт проснулась, она, проигнорировав овсяную кашу на завтрак, раздражённо заявив, что это еда только для стариков и детей, а воины должны питаться мясом, вихрем промчалась по домам, где жили её приятели, созывая их на «тинг молодых». Родители смотрели на это мероприятие подозрительно, некоторые своих отпрысков не отпустили, за что Гормлейт незамедлительно окрестила их тряпками и маменькиными сынками, и на поляне в итоге собралось человек тридцать, перед которыми теперь Гормлейт и держала свою пламенную речь. - Братья, - её сильный молодой голос летел над собравшимися, - наша земля в беде! Нашу землю топчут ноги проклятых жрецов, продавших себя драконам! Нашу землю жгут драконы, явившиеся по воле жрецов! Сколько уже деревень и городов сожжено ими? Сколько беззащитных селян сожжено вместе с деревнями? Да и мне ли спрашивать вас – тех, кто пришёл сюда из разрушенных и сожжённых селений с тем, чтобы взять оружие в руки и защищать свою страну до последней капли крови! И что мы здесь получили? Что мы здесь видим? Кому из вас старшие доверили копьё, или меч, или секиру и послали в бой против жрецов? Кто из вас бился против драконов? Я спрашиваю, кто? Несколько ребят постарше, из уже посвящённых, переглянулись. - Мы убивали стражников, - возразил один из них. - Стражников! – презрительно усмехнулась Гормлейт. – Стражники – не воины, они даже меча нормально держать не умеют, и воевать с ними – это как избивать новорожденных котят! Это ли честь, братья? Ей никто не ответил. Старшие, оскорблённые тем, что не оценили их ратных подвигов, промолчали, младшие искоса посмотрели на них и мысленно согласились со своей предводительницей, кто-то даже не очень громко, но утвердительно промычал. Гормлейт между тем, воодушевлённая хоть молчаливой пока, но поддержкой, продолжала со всё большим пылом: - Мы сидим здесь, как зайцы, которые сбежали от жрецов и трусливо прячутся за стенами острога, надеясь, что кто-то за них освободит Скайрим! Наши вылазки можно пересчитать по пальцам, и ещё меньше боёв мы даём жрецам и их приспешникам! И мы уничтожили только три дракона – вдумайтесь, братья – ТРИ дракона за столько лет! В то время как драконов в Скайриме – сотни! И жрецов! Сколько мы уничтожили жрецов? Четырёх за всё лето, я говорю вам – всего четырёх! И мы смеем гордиться этим? Мы, уничтожив эту каплю в море, смеем называть себя повстанцами? - Жрецов тяжело уничтожать, - хмуро возразил шестнадцатилетний Оле, уже не раз принимавший участие в боях и входивший в сотню Хреина. – Ты не успеешь поднять оружие, а он шевельнёт пальцами – и тебя накрывает стена огня!.. Гормлейт резко развернулась к нему. - Тяжело? – презрительно переспросила она. – Ты считаешь себя воином и утверждаешь, что сражаться тяжело? Так, может, тебе нужно не оружие носить, а мотыгой рыхлить поле? Оле вспыхнул, сжав кулаки, но Гормлейт перебила его, едва он успел раскрыть рот: - Я сражалась в бою! - звонко выкрикнула она. – Я сражалась против жреца! И жрец ничего не смог нам сделать! Он вынужден был бежать, и только хороший конь спас его от наших стрел и мечей! А у наших хвалёных воинов от одного слова «жрец» начинают дрожать коленки!.. - Дура! – выкрикнул Оле. – Малолетняя дура, тебя не посвятили ещё в воины, а ты уже командуешь, что нам делать! - А тебя посвятили, - от ярости у неё потемнело в глазах. – А у тебя копьё из руки валится, когда нужно идти в бой! Я, в отличие от тебя, оружие держать в руках умею! Не я ли победила тебя в пяти последних схватках? Оле побагровел. Подростки заулюлюкали и засвистели, подбадривая Гормлейт, кто-то выкрикнул: «Слабак», остальные подхватили. Оле сжимал кулаки, готовый набить морду зазнавшейся девчонке, но его мягко придержала Кетиллёг – его семнадцатилетняя подруга, тоже из сотни Хреина. Она поднялась на ноги. - Гормлейт, - Кетиллёг говорила практически спокойно, не выдав клокочущей в ней ярости. – Прежде чем называть воинов трусами, иди сама и убей жреца. Покажи, что ты не трус и умеешь сражаться, а не только трепать языком. И когда ты сможешь уничтожить хоть один караул, потеряв людей меньше, чем теряют опытные воины, я клянусь – я присягну тебе на верность и пойду за тобой в огонь и в воду. Но сейчас ты – никто, и ни победы в тренировочных поединках, ни то, что ты дочь воеводы, не делают из тебя воина, - Кетиллёг развернулась к ребятам, уже посвящённым в воины: – Соратники, уходим. Нам нечего здесь больше делать, - и она незаметно погладила по руке Оле, направляясь прочь с поляны. За нею последовало семеро посвящённых. - Идите! - презрительно выкрикнула им вслед Гормлейт. – Трусы, которые ломают мечи и промахиваются при метании копий! Я покажу вам, как надо сражаться! Вслед восьмерым старшим ребятам неслись свисты и улюлюканье. Оле обернулся, рыча от ярости, готовый с кулаками отстаивать свою честь и право зваться воином, но Кетиллёг положила ему руку на плечо и уверенно повлекла за собой. Все остальные их соратники покинули поляну, не оглянувшись. Гормлейт оглядела тех, кто остался. - Что ж, - констатировала она, - зайцы сыграли труса! Они называют нас малолетками и отказывают нам в праве называться воинами! Так докажем им и взрослым, которые пренебрегают нами, что мы многого стоим! Подростки, тоже уязвлённые пренебрежением своих старших товарищей, утвердительно загудели. - Всё лето, - начала развивать свою мысль Гормлейт, - воины собирались захватывать арсеналы Хёггате, дабы добыть нам оружие, без которого мы не можем сражаться. Вчера, вы знаете, вернулись последние лазутчики. Они рассказали, что жрецы узнали про то, что готовится нападение, и сотники и воевода отказались от захвата! – она начала распаляться. – Отказались! От захвата Хёггате! Отказались, говорю вам, с облегчением, потому что они с самого начала боялись этой операции! И обрадовались, что смогут сохранить свои жалкие жизни! Вместо этого они ушли сегодня двумя сотнями на задрипанный Лугнамонен, в котором только два вшивых жреца и несколько сколотых мечей! Братья, - она воздела сжатый кулак к небу, прерывая гневные крики друзей, - так покажем же трусам, которые считают себя воинами, что значит быть настоящими воинами! Возьмём Хёггате, отобьём арсенал – и докажем всем, что мы воины! - Да! - два десятка подростков как один вскочили на ноги. - Мы воины! Мы не трусы, как наши отцы, которые уже стары для боёв и не решаются уступить место нам! Мы – те, кто может переломить ход восстания! - Да!! - Мы вернёмся с победой! Мы докажем всем, что мы достойны называться воинами! И затем мы станем во главе восстания – и приведём его к победе, что не могут сделать наши отцы уже десять лет! - Да!!! - Веди нас, Гормлейт! - Веди нас, наш конунг! - Так идём же! - Гормлейт с трудом перекричала своих соратников. – К победе! На Хёггате! - На Хёггате! – подхватила её новоиспечённая дружина и, как единый организм, бросилась к оружейным и к конюшням. *** До Хёггате домчались всего за два дня. Лиги дороги ложились под копыта лошадей, мелькали покосившиеся деревеньки, жители которых удивлённо и испуганно провожали взглядами кавалькаду, едва успевая выхватывать из-под копыт замешкавшихся детей, кур и коз. Три раза им встретились драконьи караулы, но предпочли не связываться со всадниками, не зная, кто они и куда скачут. На драконьих слуг не похожи, но быть такого не может, чтобы повстанцы настолько обнаглели, чтобы в открытую скакать по тракту! Один караул из пяти стражников, правда, без мага, ребята снесли, практически не останавливаясь, и это воодушевило их ещё больше. На ночлег стали, немного не доезжая Фолгунтура, да и то больше чтобы дать роздых коням, чем отдохнуть самим. Желание поскорее добраться до цели и вступить в настоящий бой бурлило в крови; ребята всю ночь прыгали через костёр, пели баллады и устроили тренировочные поединки, так что только к утру смогли уснуть на пару часов, а едва занялся серый рассвет, они вскочили, заседлали лошадей и помчались дальше. Ночью их, вопреки опасениям самых осторожных, никто не потревожил, хотя дважды со стороны Фолгунтура по тракту проезжали галопом всадники. Селения попадались только до Морфала, над которым ветер кружил пепел, забивавшийся в рот, нос и глаза, и от которого остались лишь кое-где каменные квадраты очагов. На окраине Морфала три распятых на крестах мертвеца смотрели на сожжённое селение пустыми глазницами, давно выклеванными вороньём. После Морфала дорога стала совершенно пустой – ни селения, ни хутора, и только один раз ребята рассмотрели вдалеке, на небольшом холме посреди воды, покосившуюся халупу, видно, принадлежавшую травнику или охотнику. Стояла тишина, нарушаемая лишь топотом копыт да редкими перекликами ребят. Первая после Морфала деревенька, затапливаемая каждые весну и осень, встретилась лишь за пол-лиги до Фолгунтура. Здесь воняло болотными миазмами ещё больше, чем на болоте, гнилые дома облепили плесень и старая тина, а в пруду с коричневой густой жижей и ряской плескались голые ребятишки обоих полов. Селяне сумрачно смотрели вслед всадникам, горестно вздыхали и снова принимались за свои нехитрые повседневные дела. На объездной дороге им встретились одна телега, гружёная подсохшими водорослями на корм лошадям, да один патруль, который быстро ретировался за ворота города, едва завидев вдали, в клубах пыли, кавалькаду. - Ха! – сплюнула Гормлейт, когда засекла это. – И это хвалёные драконьи жрецы и стражники? Да они трусы, раз сразу прячутся, где мы их не сможем достать! И какими же трусами должны быть наши отцы, раз боятся этих вшей! Солнце светило ярко, на высоком голубом небе не было ни облачка, свежий ветер шуршал в осоке, нёс болотную сырость. Быстро промелькнула ещё одна деревенька и вновь дорога углубилась в болота. Под копытами лошадей чавкала никогда не просыхающая грязь. Постепенно она стала более сухой, болота уступили место холмам и курумникам, плоская тундра начала подниматься вверх, появились валуны и скалы, а после очередного поворота дороги ребята ясно увидели впереди, в красных лучах заходящего солнца, высокие каменные арки Хёггате. Вокруг не было ни души. Гормлейт остановила коня и подняла руку, призывая остановиться остальным. - Братья, - мёртвую тишину прорезал её звонкий голос, - мы у цели. Вон он, проклятый Хёггате, - она указала рукой на арки, - который хотели брать наши отцы и которые струсили, как только узнали, что их здесь ждёт настоящий бой! Но мы – не они, мы не отступим, мы возьмём Хёггате и вернёмся с победой, ибо в наших руках – сила, в наших руках – воля, и оружие в наших руках смертельно для наших врагов! - Да! – молодые воины в едином порыве выхватили мечи и воздели их к небу. От их крика, казалось, затряслись скалы. - Вперёд же, братья! - воскликнула она. – В бой! О нём будут слагать баллады и его восславят в веках! Вперёд, братья, наш час настал! Боевой клич разнёсся над горами, где-то с вершин обрушились валуны, а молодые воины, выхватив мечи и копья, лавиной понеслись по дороге. Посад, примыкавший к стенам Хёггате, они проскочили в считанные мгновения, хоть кони и были уставшими и уже роняли хлопья пены. Посадские провожали их равнодушными взглядами и качали головой. Здесь не возились на дороге куры, не щипали чахлую придорожную траву козы, и детишки, худые и чумазые, с опаской выглядывали из-за заборов, не пытаясь выйти на дорогу и рассмотреть поближе нежданных гостей. Ворота храма были открыты настежь, и кавалькада с боевыми кличами ворвалась в них… Их ждали. На достаточно обширном, мощёном булыжником дворе правильным полукругом стояли семеро жрецов. Чуть поодаль стражники-мечники держали наизготовку мечи. Ещё дальше, на крышах строений, разместились остальные жрецы и лучники. Всего навскидку противников было около пятидесяти. Гормлейт, не останавливая лошади, с гиканьем понеслась на жреца, стоявшего аккурат на её пути, на скаку метнула в него копьё и тут же выхватила меч. Жрец небрежно повёл рукой, и копьё пролетело мимо, шлёпнувшись на землю в нескольких шагах позади него, и в то же время все семеро жрецов одновременно загудели какое-то заклинание, воздели руки к небу, затем раскинули их в стороны и крутанулись вокруг своей оси. И Гормлейт и её воины с ужасом почувствовали, как их вместе с лошадьми поднимает в воздух страшный смерч и начинает кружить всё быстрее и быстрее. Двор храма замелькал перед глазами с невероятной скоростью, кровь прилила к голове; ржали обезумевшие лошади, пытавшиеся лягаться и сбрасывать седоков. Двое юношей сумели выпасть из смерча, и на них тут же обрушился шквал огня; вопль отчаяния и ужаса прервался, а на месте подростков остались лишь обгорелые трупы. Смерч резко прекратился, лошади и воины рухнули на землю, к крикам ужаса добавились стоны боли – тех, кого при падении придавили лошади. Кони ржали, сбрасывали седоков, которые ещё держались на них, топтали упавших, вырывались за пределы оцепления, где их ловили, магически успокаивали и тут же уводили. По ребятам ударила молния, вторая, третья, крики боли усилились, завоняло горелой плотью. Гормлейт вскочила на ноги, преодолевая головокружение и уворачиваясь от молний, покрепче сжала меч, стиснула зубы и рванула к одному их жрецов. Тот легко ушёл в сторону, а девушка почувствовала, как неведомая сила сжимает её, не давая возможности пошевелить рукой или ногой. Она упала, больно ударившись лицом о землю. Жрец ухватил её за волосы и оттащил чуть в сторону, остальные жрецы слаженно отступили назад, уступая место мечникам. В живых из двадцати ребят оставалось десять, остальные были либо сожжены молниями, либо раздавлены лошадьми, да и живые все были ранены. Они сражались до последнего, но стражники сильно и молча ударили по ним, и через несколько мгновений всё было кончено – ещё четверо рухнули на землю, истекая кровью, а остальных снова скрутила проклятая магия, обездвиживая и давая возможность стражникам быстро и профессионально их обезоружить и связать. И лишь один из подростков, каким-то образом умудрившись противостоять заклятью, вывернулся из цепких лап стражника, увернулся от прилетевшей в него молнии и рванул к воротам. Ему вслед полетели стрелы, одна из них застряла у него в боку, но подросток не сбавил скорости и вскоре исчез за воротами. «Трус!» - мысленно прорычала Гормлейт, пытаясь сопротивляться стражнику, который скручивал ей руки за спиной. Тело ей не подчинялось; несмотря на все усилия, она не могла шевельнуть даже пальцем, и ей оставалось только в бессильной ярости наблюдать, как её и ещё четверых её соратников тащат по каменным, сырым, с низкими потолками подвалам храма. - Пятеро, - с удовлетворением констатировал один из жрецов, когда их приволокли в мертвецкую и бросили перед ним на колени, - хороший улов. - Куда их? – хмуро поинтересовался один из стражников, без интереса скользнув глазами по пленникам. - В одиночные ямы, ночью приступим к пыткам. Ребята содрогнулись и затравленно посмотрели на свою предводительницу. Гормлейт снова мысленно зарычала. Я вам не сдамся, проклятые маги, вы ничего от меня не узнаете! - Попались, птички, - жрец с мрачным удовлетворением смотрел на их трепыхания. – Что ж, посидите в ямах, отдохните. Два дня скакали, ночью не спали, через костры прыгали да песни пели, утомились, небось. А мы пока прочешем Золотые горы. Гормлейт похолодела. Откуда они знают? Кто их предал?! - Кто предатель? – с трудом прорычала она, едва шевеля губами. Её рык больше походил на скулёж, слова можно было разобрать с трудом. - Вы сами, - издевательски ухмыльнулся жрец. – Вы открыто скакали от Золотых гор, значит, ваше логово где-то там. Умно вы там устроились, ничего не скажешь… Не думаете ли вы, что драконьи патрули, которые вы встречали, просто так пропускали вас? О нет, за вами просто следили и ждали, когда птичка сама впорхнёт в силки. Молодцы, вы оправдали все наши ожидания… Увести их! Их швырнули в каменные мешки. Яма, в которой оказалась Гормлейт, была глубиной в две сажени и шириной в сажень, со скользкими мокрыми стенами, поросшими слизкой плесенью, дырявым тюфяком, из которого вылезала гнилая, кишащая клопами солома, и кособоким ведром для справления нужды. Ведро после предыдущего узника так и не вынесли… Когда массивная решётка далеко вверху с лязгом и скрежетом захлопнулась, девушка рухнула на пол, не в состоянии сдержать слёзы отчаяния и бессилия. Боги, что же я натворила!..