Священная война

Воины встретили её мёртвым молчанием. Она взошла на холм, она остановилась, развернулась к воинам, и – тишина. Никто не сказал ни слова, никто не вздохнул, не шелохнулся, даже ветер и моросивший дождь утихли, а чёрный дым неподвижно завис над сгоревшим селением… И в этом молчании был весь приговор, который никто не взял на себя смелость произнести вслух. Все молчали, все смотрели на неё… и все понимали, что развязка может быть только одна. Она, не будучи воином, повела именем Шора воинов в бой… и проиграла. - Воины, - раздался тихий голос Фригг, в мёртвой тишине прозвучавший так громко, что все вздрогнули, - я знаю, что не имею права говорить на тинге, но я прошу дать мне слово. Когда она пришла, никто не заметил, но она стояла, напряжённо вцепившись пальцами в верёвку, огораживавшую поле, не смея шагнуть за неё. Игг тяжело развернулся к жене, заранее зная, что она предложит. И зная, что примет её предложение. - Говори, - обречённо кивнул он. - Законы предков говорят, - тихо произнесла женщина, - что жизнь родича можно купить кровью его родича. Я прошу позволить мне умереть сегодня вместо дочери. Горло Гормлейт сдавил спазм, глаза застила пелена. Она открыла рот, чтобы возразить, но не смогла выдавить ни звука. Шор, нет… Не такой ценой… Игг смотрел на жену остановившимся взглядом и тоже не мог ничего сказать. В страшном выборе между смертью дочери и смертью жены – он знал, что выберет смерть жены ради жизни дочери. Потому что жена не переживёт смерти Гормлейт. А он сильный, он переживёт. Он воин и мужчина, чтобы снести всё, что посылает ему судьба… Воины молчали. Сотники молчали. Молчал Игг, до последнего не находя в себе сил озвучить приговор и надеясь, что найдётся ещё какое-нибудь решение. Но другого решения не было. Молчание затягивалось. А потом вперёд вышла Кетиллёг. - Воевода, сотники, воины, - все головы, как одна, напряжённо повернулись к ней. – Законы предков говорят, что кровь родича можно купить кровью его родича – и отсечь того родича от своего рода. Некоторое время все молчали, пытаясь осознать сказанное. Фригг шумно выдохнула и сложила руки на груди. А затем все взгляды сошлись на Хаконе. - Хакон, - хрипло произнёс Игг, - согласен ли ты навсегда покинуть род своего отца ради жизни твоей сестры? - Да, - твёрдо ответил мальчик, - согласен. - Согласен ли ты своей кровью купить её кровь? - Согласен. - Согласен ли ты продолжить тот род, который согласится принять тебя в качестве откупа? - Согласен. - Сотники, - Игг всем своим мощным телом развернулся к ним, - согласен ли кто-нибудь из вас принять Хакона в свой род в качестве откупа? - Согласен! – поспешно выкрикнул Ахти, боясь, что его опередят. - Куда? – взревел Бьолф. – Тебе не положено, ты его родич с материнской стороны! - Про это законы предков не говорят! - Я тебе сейчас скажу, - и он смачно впечатал свой огромный кулак в живот Ахти. Ахти, которому недавно сломанные и лишь немного скрепленные магически рёбра мешали свободно двигаться, согнулся пополам, сдавленно цедя ругательства и понимая, что отвоевать Хакона сегодня ему не судьба. - Я возьму Хакона! - провозгласил Бьолф. - А вот хрен тебе, а не Хакон! – возмутился Рафнхилд, надвигаясь с кулаками на Бьолфа, однако был повержен на землю точным ударом локтем сзади в шею – Аудбьорн, понимая, что в силу своего возраста тягаться с более молодыми и сильными сотниками он не сможет, и отбить Хакона в честном бою ему не светит, всё же решил хоть себя показать и косточки размять. На Хаконе свет клином не сошёлся, а лет через семь можно будет и жену ему из своего рода сосватать, и породниться за счёт брака… И на таких благостных мыслях мощным ударом Хреина в грудь он был отправлен под стол. - Хреин, скотина, - прорычал Бьолф, размахивая внушительными кулаками, наступив по дороге на Рафнхилда, - ты уже колдуна себе прихапал! Тебе мало? - Меняю Хакона на колдуна, - прохрипел с земли Ахти, с трудом садясь. - А ты заткнись, а то добавлю! - Колдун в моей сотне по праву родства! – Хреин широким замахом двинул по челюсти Мьоллнира, тоже решившего попытать счастье. Не расставшийся ещё с юношеской худощавостью и не обросший мышцами молодой сотник удара не перенёс, хрипнул и осел на землю, пытаясь собрать глаза в кучу и вправить челюсть. А Бьолф попутно добавил ногой попытавшемуся вылезти из-под стола Аудбьорну. - Хреин, козёл ты безрогий! - Бьолф замахнулся ему в нос, однако противник отступил в сторону, отдавив запястье Мьоллниру, - а не зажирно тебе? - Моя сотня больше всего пострадала, - Хреин оказался более проворным, и левый глаз Бьолфа мгновенно заплыл. - Воевать надо уметь! – удар прошёл по лбу по касательной. - Я воевал! – рассвирепел Хреин. – А ты отсиживался как крыса под землёй! – подсечка не удалась – Бьолф ловко убрал ноги, и Хреин заехал носком сапога в нос Мьоллниру. - Знаю я, как ты воевал! Небось все штаны замочил! – летевший в челюсть Хреина кулак тот перехватил и попытался перейти на болевой, замешкался и получил от Бьолфа уже с правой руки по темечку. - Замочил! Кровью врага! - Хреин ударом снизу влепил свой кулак в нижнюю челюсть Бьолфа. Щёлкнули зубы, голова сотника дёрнулась назад, и Хреин мстительно пнул его ногой в живот, отправляя в недолгий полёт до земли. - Ещё кто-нибудь сомневается, что Хакон войдёт в мой род? – азартно прорычал Хреин, оглядывая остальных сотников. Сомневающихся не было. - Какие мужики подрались, - раздалось из толпы воинов, - и из-за кого – из-за мужика! - Я те мужика счас покажу! – пригрозил ему Бьолф. – Седмицу раком передвигаться будешь! - Слышь, колдун, - Хреин развернулся к своим воинам, - ты, кажися, в целительстве разбираешься. Вот и полечи этих слабаков, - он махнул рукой в сторону поверженных сотников. - Ага, - согласился Ахти, цепляясь за стол и с трудом, стараясь не делать лишних движений, поднялся на ноги, - а в награду можешь забирать Гормлейт. Феллдир, уже подошедший к холму, спокойно и внимательно посмотрел на опешившую от такого заявления девушку. - Она не маг, - покачал он головой. - А что, ты только с магами можешь? - Из не-мага мага выучить нельзя. Следующие несколько мгновений сотники и воины озадаченно таращились на колдуна, а затем Аудбьорн, широко ухмыльнувшись, сообщил. - Ты, Феллдир, не понял. Али ты с бабой не ведаешь, что делать? Так я расскажу, ты не переживай. Феллдир недоумённо замер, и только потом до него дошло. И впервые за всё время его пребывания у повстанцев у него на лице отразилась полная гамма эмоций, начиная от растерянности и потрясения и заканчивая ужасом. Воины грохнули хохотом, а Феллдир, побледнев, начал отступать назад, пока не ткнулся спиной в щит, выставленный кем-то из них. - Ты, это, - пригрозил Аудбьорну Хреин, - колдуна моего не запугивай, а то помрёт ещё от перепугу, болезный. - Держись, колдун, - дружески похлопал его по плечу один из воинов. – По секрету скажу, я бы тоже сбежал, если бы мне попытались её в качестве жёнушки всучить. - Ну её, - поддержал его другой. – Такая баба хороша в бою: выпустил вперёд – и шуруй себе сзади, барахлишко собирай. Но дома такую – не приведи Шор. - А ну прекратили, - рявкнул Игг. – Хакон, иди сюда. Мальчик степенно подошёл к отцу и опустился на колени. Игг вытащил из-за широкого кожаного пояса кинжал с цельной костяной рукояткой. - Я, Игг Бёрсен, - мрачно произнёс воевода, - отрекаюсь от своего сына Хакона и отсекаю его ветвь от ветви своего рода. Да прольётся твоя кровь, Хакон Одиночка, в сыру землю! – он замахнулся, и на шее мальчика, который не дрогнул и не дёрнулся, появилась большая царапина, из которой кровь небольшой струйкой потекла за шиворот и под одежду. Хакон чуть наклонился, давая нескольким каплям крови упасть на землю. Игг убрал кинжал за пояс, отвернулся и отошёл. Его место занял Хреин. - Хакон Одиночка, - провозгласил он, - желаешь ли ты войти в мой род на правах младшего родича? - Желаю, - твёрдо ответил Хакон. - Готов ли ты принять мой род как свой родной? - Готов. - Готов ли ты следовать законам предков и почитать предков моего рода как своих? - Готов. - Я, Хреин Расмуссен, принимаю Хакона Одиночку в свой род своим сыном, и нарекаю его Хакон Хреинсен! – Хреин бросил ему на шею костяной родовой амулет на толстой волосяной верёвке. – Отныне, Хакон Хреинсен, должен признавать ты меня как отца и Ауду Арнорадаттер как мать, и всех детей моих и её как родных старших братьев и сестёр. - Я признаю тебя, Хреин Расмуссен, своим отцом, и супругу твою – своей матерью, и детей твоих и супруги твоей своими старшими братьями и сёстрами. - Встань, Хакон Хреинсен, - сотник протянул ему руку и помог подняться, сердечно обнял и поставил рядом с собой. Кетиллёг протянула ему свой головной платок и помогла остановить кровотечение. Игг, не взглянув ни на бывшего теперь сына, ни на дочь, ни на жену, тихо рыдавшую от облегчения, что обошлось без казни её детей, вернулся на холм, снова опёрся руками о стол и смерил взглядом воинов. - У нас остался ещё один нерешённый вопрос, - угрюмо напомнил он. – Ахти, Аудбьорн, Рафнхилд, Йотунн, Хакон. Моя дочь Гормлейт задолжала вам поединки чести. Девушка вздрогнула от того, что о ней вспомнили. До сих пор не верилось, что её сегодня не казнят. Её даже не изгонят из рода. Вместо неё из рода ушёл Хакон. Хакон, которым она пренебрегала и которого считала сопляком – он, без колебаний, согласился собою купить ей жизнь. Мать, которая была готова пожертвовать собой ради неё. И Кетиллёг, жених которой погиб по её, Гормлейт, вине – именно она предложила единственный вариант, как заменить казнь на ритуальную казнь. А ведь могла промолчать и посмотреть, как свершится месть. И Гормлейт со стыдом поняла, что на её месте так бы и поступила. А если бы должны были казнить Хакона? Согласилась бы она пожертвовать статусом старшей дочери и наследницы воеводы и стать младшей, практически бесправной дочерью пусть даже и сотника другого рода? И честность внутри неё ответила, что вряд ли. Скорее всего решила бы, что раз он виноват, то и должен сам отвечать за свои проступки… - Гормлейт, - прокряхтел Ахти, - может быть, ты пожелаешь извиниться? Она вспыхнула, и оскорбление уже готово было сорваться с её языка, но в последний момент она удержала себя, глубоко вздохнула и промолчала. События сегодняшнего дня сильно подкосили её и перевернули её мировосприятие, и если раньше мир чётко делился на плохое и хорошее, чёрное и белое, люди были храбрецами или трусами, бабами или воинами, то теперь у неё вдруг открылись глаза на то, что в мире не всё так просто и однозначно. И что тогда не права была она. Не сотники были трусам, а она дурой. Не зная броду, не сунься в воду – а она кинулась с головой в омут и повела за собой других. А ещё она чётко осознала, что не победит ни в одном из этих поединков. Потому что в поединке чести руку правого направляет сам Шор, как и в поединке посвящения. И исход поединка решает не мастерство, а правота. Кто прав, тот и победит. А она была не права. - Ахти Уконпоика, Аудбьорн Аудбьорнсен, Рафнхилд Ульвсен, Йотунн Ликмундсен, Хакон Иггсен… то есть Хреинсен… Я, Гормлейт Фриггдаттер, приношу вам свои извинения за… за оскорбление, которые я вам нанесла, когда обвинила в трусости. Я признаю, что была не права… - Надо же, - тихо присвистнул Ахти, - волк за горой сдох и рак на горе свистнул. - Чудо, чудо, - согласился Аудбьорн. - Вои, - опомнился ошалевший Игг, который ожидал от дочери возмущения и гнева, но никак не извинений, хоть и таких кривых, - принимаете ли вы извинения Гормлейт Фриггдаттер? - Принимаем, - ответил за всех Аудбьорн. Воины согласно загудели. - В таком случае следует считать тинг законченным, - провозгласил Игг. – Возвращаемся к женщинам и уходим. Мы и так задержались в этих горах слишком долго. И заберите тело Сигваста, надобно придать его огню. - Оборотня? – затрясла головой Гормлейт. – Огню? Игг тяжело обернулся к ней. Девушка невольно сжалась. - Он не был оборотнем, - припечатал он. – Через несколько дней он стал бы им, но пока он ни разу не перекидывался, он не оборотень. И убив его сейчас, в поединке, я отправил его душу не в угодья Хирсина, а в Совнгард! А что касается тебя… Про посвящение в воины в этом году забудь, и в следующем тоже. - Я могу надеяться, – её голос невольно сорвался, - что я стану воином когда-нибудь? - Возможно. А пока мой тебе совет – выходи замуж и рожай. Чтобы не сидеть эти годы не при деле. - Позволь мне самой решать мою судьбу! – вспыхнула она. - Решай. Только помни: сейчас тебя выторговали, следующий раз такое больше не пройдёт. Гормлейт отшатнулась от него. Воины уходили с тинга, вдалеке, за сгоревшим леском, зашевелились бабы и дети, уже закончившие грузить телеги и вьючить лошадей жалким скарбом, который удалось спасти из пепелища, и первые подводы уже двинулись вниз по склону, на юг, через тундру Белого потока, в лесной Фолкрит, где будет чуть проще прокормить людей и животных в голодную зиму. Если, конечно, это им позволят жрецы… Несколько воинов задержались, чтобы разложить для Сигваста погребальный костёр. Гормлейт сама не заметила, как опустилась на колени. Шор, благодарю тебя за то, что позволил мне жить. Я буду воином, несмотря ни на что! Я буду воином, и враги будут бояться меня! И я приведу Скайрим к победе! *** Бьяре Толсторукий проводил их до южных предгорий Золотых гор, где повстанцы стали на ночёвку перед долгим и опасным переходом по голой открытой тундре. Дальше идти ему смысла не было, и нужно было возвращаться домой, к жене и дочерям. - Бывай, сын, - он хлопнул Феллдира по плечу, а потом не сдержался и обнял. – Служи Шору, а будешь в наших краях – заходи. И помни, что у тебя есть дом и есть семья, куда ты всегда можешь вернуться. С утра распогодилось, тучи слегка разошлись, и сквозь них иногда выглядывало тускловатое осеннее солнце, сверкая бликами на жёлтой листве деревьев. Феллдир посмотрел на воинов своей сотни, которые уже махали ему, чтобы он заканчивал прощание и занимал своё место в авангарде. - Разве может быть семья у жреца? – его голос невольно дрогнул. - Ты не жрец. Ты маг. Забудь думать о себе как о жреце. Ты воин, только оружие твое – не меч или копьё, а магия. - Возможно, - медленно кивнул Феллдир. Бьяре проводил его взглядом, пока он не занял своё место в сотне, и воины не тронули коней, потом взвалил на плечи свою котомку и зашагал на запад к Перепелиной реке, чтобы, следуя её течению, через несколько дней выйти к Карту. Десять лет назад была точно такая же погода, когда он покидал сожжённый Вольскигге, но тогда солнце, проглядывавшее из-за туч, казалось насмешкой над его изломанной судьбой. А кто знает, может, оно уже тогда ведало, что пройдёт десять лет, и судьба вернёт ему то, что отняла, и даже более – подарит надежду на победу тогда ещё такого призрачного восстания? Может быть, судьба и теперь знает всё, но не говорит? Бьяре посмотрел назад на пробивающееся сквозь тучи солнце на востоке. Не скажешь, что нам уготовано? Молчишь? Бьяре отвернулся, поправил съехавшую на одно плечо котомку и пошёл дальше. Молчи. Мы сами вырвем свою свободу из лап судьбы.

Конец первой части.