Священная война

- Дракон… Летний день стоял жарким, солнечным, в лазоревом небе не было ни облачка, заливались жаворонки, парили ястребы. Тундра долины Белого Потока с восточных склонов Картского хребта просматривалась на лиги вперёд, далеко на горизонте угадывалась вершина Глотки Мира. И по правую руку от неё, еле различимый на таком расстоянии, в полуденном мареве парил дракон. - Уже третий за последнюю седмицу, - заметил Лейф, щурясь и прикрывая глаза от бокового солнца, пытаясь рассмотреть далекие размытые очертания. - Может, тот же самый, - буркнула Гормлейт, однако, тоже не спуская с него глаз. На этом дозоре они лежали уже двое суток. Очередные двое суток вроде как и важной, но такой нудной работы – просто лежать на плоском камне, укрывшись за обломком скалы, и пялиться в тундру, где она уже выучила не просто все деревеньки, великаньи стойбища и дороги, но и все валуны, редкие поля, озёра и даже лужи И вот так лежать и смотреть на тундру, смотреть и лежать. Хотя всё одно так лучше, чем дома – на этой опостылевшей скале она хотя бы знала, что приносит хоть какую пользу своим существованием. От этого становилось легче, и даже ночью, особенно если приходило северное сияние, она могла спать. Беспокойно, постоянно просыпаясь и ворочаясь, но наутро чувствуя себя отдохнувшей. И даже постоянная глухая тоска не казалась такой уж беспросветной. - А он приближается, - несколько встревожившись, заметил Лейф, нащупывая в кошеле на поясе трут и огниво. - До него много лиг, тебе кажется, - Гормлейт всегда бесила излишняя мнительность этого юного воина, всегда воображавшего себя великим. - Посмотрим, - насупился тот. Однако через несколько часов стало точно ясно, что дракон приближается. Он летал кругами, петлями, отклонялся то к северу, то к югу, то поднимался высоко в небо, становясь едва различимой точкой, то идя почти у самой земли. Несколько раз он поливал пламенем землю – один раз это была деревенька на пять дворов, два раза всё произошло слишком далеко, чтобы можно было рассмотреть, что стало его жертвой, и несколько раз он начинал охотиться на лосей, медведей и мамонтов. На мамонтов охота, однако, не удалась – стойбище великанов находилось рядом, они прибежали и принялись метать в дракона огромные валуны. После пары попаданий дракон взревел и покинул поле боя, направившись теперь к горам Карта. - Сигнальный огонь! – резко приказал Лейф. Инстинктивной реакцией Гормлейт было огрызнуться, на каком основании он смеет ей приказывать, и никуда не пойти, но она сжала зубы и промолчала. Скользнула со скалы в замаскированный лаз, проползла по нему с десяток саженей, выбралась на другую сторону скалы и, скользя на сыпучем курумнике, помчалась к сигнальной точке. Там в небольшой пещерке были сложены сухие смолистые сосновые дрова, сухие же лучинки и мох. Молодая женщина торопливо вытащила всё это на площадку перед пещерой, быстро сложила костерок, высекла искру и, осторожно подкладывая к ней сначала сухие травинки и мох, а потом и тонкие щепки, развела огонёк. Он взялся хорошо, так что вскоре она подбросила в него дров. Костёр загудел, разгораясь, а далеко внизу, в поселении, забегали люди, заметившие огонь и знавшие, что он означает. Гормлейт, убедившись, что в поселении предупреждены, метнулась назад к дозору. Дракон был совсем близко, настолько, что можно было рассмотреть его покрытое шипами и чешуёй тело коричнево-оранжевого цвета, уродливую голову, на которой прятались в торчащих выростах глазки, и кожистые крылья. Левое крыло было надорвано едва ли не до половины, видимо, это был след от камня, брошенного великанами, хотя видимых проблем дракону оно не доставляло. Гормлейт, невольно затаившая дыхание, чувствовала, как у неё начинает быстрее биться сердце, а кровь – бежать по венам в сладостном предвкушении битвы. Она знала, что вдвоём с этим слабаком Лейфом они не выстоят против летящего на них древнего зла, хорошо, если они смогут его хотя бы подранить. Но это бой – настоящий. И пусть она погибнет – смерть будет избавлением от этой постылой жизни!.. Кольнуло сожаление, притушившее запал битвы. Она не хотела погибать сейчас – не выполнив своей миссии, не освободив Скайрим от драконов. Да, пав в битве, она попадёт в Совнгард, но… но… Гормлейт зло мотнула головой, отгоняя постыдные мысли. Негоже воину бояться смерти! Если она погибнет, она вернётся в Нирн, чтобы снова встать на путь воина! Дракон, однако, не полетел на них. Он долго кружился совсем рядом, так что дозорные рассмотрели даже его налитые кровью глаза и полоску тёмной чешуи на спине, а затем взял севернее, облетел соседнюю вершину и выплюнул столп пламени на её западный склон. Молодая женщина, до рези в глазах пытавшаяся рассмотреть, что привлекло его внимание, похолодела. - Хакон! – вскричала она, пытаясь вскочить на ноги, однако сильная рука Лейфа вовремя прижала её к земле. – Дурак, отпусти, там Хакон!.. - Лежи, дура! – рявкнул ей на ухо Лейф. – Дозор засветить хочешь? Нас вся тундра видит! - Трус! – презрительно выплюнула Гормлейт, сбрасывая с себя его руку, однако вняла здравому рассудку и быстро поползла к тайному проходу. Пнула ногой Лейфа, пытавшегося её задержать, кубарем выкатилась из расселины, разодрав об острые камни лицо и руки, и только оказавшись прикрытой от долины скальной грядой, вскочила на ноги и понеслась по склону вниз, наискосок высокого перевала к соседней горе, где располагался дозор, в котором сидел сегодня Хакон. - Вернись, - проорал её напарник и пригрозил: - Я воеводе скажу, что ты не подчиняешься приказам! - Говори! – на бегу крикнула она, перекатываясь через разъеденный ветрами валун. – Плевать я на тебя хотела! Гора была недалеко, рукой подать, нужно было всего лишь пересечь широкий перевал, а там взять левее и по неприметной тропке подняться к дозору, но перевал был покрыт крупными валунами, местами с острыми рёбрами, по которым бежать было практически невозможно. Здесь и при спокойной ходьбе ломали ноги – попадёт лодыжка между валунов, не так повернёшься – и готовься ковылять месяц с замотанной до состояния неподвижности ногой. Как Гормлейт умудрилась не то, что ничего не сломать – даже не упасть ни разу, она сама не понимала. Дракон кружил у западного склона, глаза застил пот, сердце от рваного бега колотилось где-то у горла, а в голове билась одна только мысль – Хакон! Хакон не должен погибнуть! И пусть формально он уже почти три года ей не брат, пусть он должен называть сёстрами дочерей Хреина – плевать! Он ЕЁ брат, ЕЁ, а не той своры веснушчатых девчонок, которые вешаются на него, стоит ему появиться на пороге дома. И пусть её злило, что он стал воином вперёд неё, пусть бесило, что с ним считаются сотники, а над ней смеются дети, пусть он ходит в походы и режет глотки проклятым жрецам, а она сидит в поселении и мучается ночными кошмарами – он её брат. Родной и единственный – после Вольскигге Фригг больше не родила Иггу детей. Может быть, это было потому, что, обгорев в пожаре, воевода стал немощен по мужской части, или потому что Фригг рожала Хакона, отбиваясь от наседавших на неё жреческих стражников, и порвала себе утробу – кто его знает. Родители не распространялись об этом. Да и не суть важно это: Хакон её единственный брат, и она не могла позволить себе потерять его! Перевал закончился, дорога пошла вверх. Дракон по-прежнему караулил западный склон и время от времени поливал его огнём, и это давало надежду, что дозорные живы. Тропинка, узкая настолько, чтобы только-только поставить ногу, петляла и цеплялась за валуны. Бежать было невозможно, приходилось продираться через обломки скал, перепрыгивать с уступа на уступ и ползти по практически отвесным утёсам над бурлящим в сотне саженей внизу порожистым ручьём. Гормлейт, уже разодравшей руки до крови и где-то подвернувшей ногу, хотелось выть от бессилия. Ей казалось, что она добирается до дозора уже много часов. Пару раз она даже смотрела на небо, удивляясь, что тени по-прежнему короткие, и день ещё не закончился. Она помнила, что при обычных условиях дорога между этими двумя дозорами занимает четыре часа. Так неужели прошло уже четыре часа? А потом перед ней внезапно разверзлось ущелье с перекинутым через него узким верёвочным мостком, за которым на высокой каменной площадке и располагался дозор. И за этим мостом завис в воздухе дракон. Женщина невольно замерла: казалось, только что дракон был далеко, казался маленьким и немного ненастоящим, а сейчас он висел в какой-то сотне саженей от неё, расправив крылья и зависнув в воздухе, уставившись в какую-то точку на склоне. Вот ему в морду прилетела стрела, меж валунов промелькнула и исчезла тень, дракон выплюнул по ней пламя, и это привело Гормлейт в чувство. «Драконы не могут извергать огонь слишком часто…» Она рванула по верёвочному мосту. Пятнадцать саженей. Нужно пробежать всего пятнадцать саженей по опасно раскачивающемуся мостку – и она снова будет на твёрдой земле, и пусть дракон попробует её там достать! Дракон не может сейчас полыхнуть огнём… Она не учла, что у дракона есть не только огонь – у него есть ещё острые зубы, лапы и крылья с когтями. Он заметил её, развернулся в её сторону с немыслимой для такого крупного существа скоростью, и Гормлейт увидела, как эта громада стремительно несётся на неё. Кровь ударила в голову, прошлась по венам, удесятеряя силу – женщина буквально перелетела мосток, почувствовав, как над её головой прошёлся ураган, сметая в пропасть камни с курумника, как клацнули у неё за спиной зубы и как с треском рвутся верёвки моста. Она не успела добежать всего какую-то сажень, как мосток ушёл у неё из-под ног. Она вцепилась в верёвки, с размаху влетела в скалу, за которую они были зацеплены, в мгновение ока вскарабкалась наверх и рванула в скалы. Драконьи когти с противным скрежетом процарапали валуны у неё над головой, оставляя там глубокие борозды, и почти мгновенно в неё ударила струя огня – Гормлейт каким-то чудом успела, совершив невероятный кульбит, перекинуть тело через двухсаженную гряду и прикрыться ею от огня. Камень раскалился и треснул. Женщина бросилась наверх по относительно ровному здесь сыпучему склону к дозорной площадке, где было чуть больше места для манёвров и где можно было бы наконец-то вытащить лук. Площадка с замаскированным дозором была обожжена, местами камень треснул, и с краю её лежало обугленное до углей тело. Слишком крупное для Хакона, значит, это второй дозорный. Краем глаза она уловила какую-то тень в пещере, ещё чуть выше по склону, но отвлекаться на неё не стала, выхватила из-за спины лук, кувырком, раздирая спину об острые камни, ушла из-под огня, наложила на тетиву стрелу и послала её в дракона, целясь в открытую пасть. Дракон уже был подранен – из его левого, уже вытекшего глаза торчало сразу три стрелы, одна застряла в чешуе под правым глазом. Её стрела исчезла у него в пасти, однако дракон не среагировал на неё, вытянул шею и рухнул на неё. Гормлейт перебросила лук за спину, выхватила меч, прыгнула выше на склон и со всей силы рубанула дракону по лапе, одновременно отпрыгивая ещё вверх, уходя от его зубов и крыльев. Меч оставил лишь царапину на чешуе. «Горло, - лихорадочно соображала женщина, мечась по курумнику, увёртываясь от наседающего на неё дракона. – Нужно подобраться к горлу или крыльям…» Она только сейчас начала понимать, каким это было легкомыслием выходить один на один на дракона. Тогда, у перевала Холодных Скал, их было несколько сотен, и пока дракон отбивался от одних воинов, другие имели возможность ранить его. А сейчас единственное, на что она была способна – это прыгать и уворачиваться от его огня, зубов и когтей. Мечом она могла достать разве что его лапы, покрытые толстой непробиваемой чешуёй, бить по которой означало сломать понапрасну меч. И всё, и ничего больше. «Нет, тебе не победить меня!» Дракон выплюнул по ней столп огня, Гормлейт бросила тело влево. Ноги опалило нестерпимым жаром, сапоги заполыхали, и в это время кто-то ухватил её за волосы и затащил в пещерку, какими здесь был пронизан весь склон. Женщина повалилась на пол и, сдерживая стон, стянула горящие сапоги. - Быстрее, - требовательно произнёс Хакон. У него был насквозь прожжён рукав куртки, из дыр виднелась покрасневшая, с лопнувшими волдырями кожа, но больше ран на нём не было. Юноша, бросив быстрый взгляд на выход, дождался, пока сестра сбросит сапоги, и поволок её вглубь пещеры, к каким-то бесформенным проходам. Едва они, расцарапывая руки, вскарабкались на какой-то уступ, дракон дыхнул огнём прямо в пещеру. Лицо и тело опалил жар, волосы начали плавиться, на какое-то мгновение стало нечем дышать. - Мост сожжён? – ровно спросил Хакон. - Разорван. - Значит, воины подойдут нескоро. - Ты ждал подкрепления с поселения? – Гормлейт сунула руки в свои спутанные волосы и с силой сжала кулаки. И здесь она вместо помощи принесла только проблемы… - Где-то через час, - размеренно кивнул Хакон, прислушиваясь к звукам снаружи, - должны были подойти воины с поселения, но раз мост разрушен, то им придётся обходить ущелье, а это ещё часа три. Но незадолго до нападения дракона я видел отряд Ахти у Крысиной переправы. Какой дорогой они пошли дальше, мне видно не было. Если в гору, значит, они где-то недалеко. Если долиной, то их можно не ждать. - Дракону можно стрелять по глазам, – Гормлейт решительно тряхнула головой, усилием воли сбрасывая накатившее на неё уныние. – Выколоть второй глаз, он не будет ничего видеть – и расправиться с ним! - Чтобы попасть дракону в глаз, нужно выйти из пещеры и прицелиться. У меня и у тебя маленькие луки и лёгкие стрелы. Здесь ветер дует со всех сторон. Прицелиться очень сложно. Мы с Коре расстреляли почти все стрелы, прежде чем смогли попасть дракону в глаз. И сколько я ни стрелял, не мог попасть во второй. У меня осталось две стрелы. - У меня полный колчан, и я стреляю метко! Хакон серьёзно посмотрел на неё: - Я тоже стреляю метко, сестра. Только дракон не сидит неподвижно, и ветер не дует ровно. - И ты предлагаешь, - она презрительно хмыкнула она, - сидеть здесь и ждать, когда нас спасут? - Нет, - его совершенно не зацепил её тон, - я предупреждаю, что нужно осторожно расходовать стрелы. Пока дракон занят нами, он не полетит жечь поселение. Значит, его нужно отвлекать на себя так долго, сколько это можно. Выстрелить – и спрятаться в пещеру. Гормлейт заскрежетала зубами, но ничего не ответила. Кровь кипела, душа жаждала битвы – безудержной, яростной, когда всё твоё существо становится песней битвы… а ей опять тыкали лицом в осторожность. Будь проклята эта осторожность! Сколько же ещё ей терпеть это унизительное ползанье по кустам вместо того, чтобы идти на врага лицо к лицу! Прогнулись под проклятого колдуна, а сами… Как они не могут понять, или как они смогли забыть песнь битвы, когда воин не ищет слабые стороны врага, а сам создаёт их! Сам творит его слабые стороны! Когда его воля сминает и сметает волю врага! Осторожность… Будь ты проклят, колдун, будь ты проклят!.. Она подняла перекошенное от ярости и бессилия лицо и встретилась с суровым взглядом брата. - Воля, - на его лбу снова пролегла складка, - это не только идти с оружием на врага. Воля – это идти против своих слабостей и страстей. Это пожертвовать всем ради своей цели. Всем – это и собой тоже. Не своей жизнью, а своими желаниями. Когда на первом месте стоят не твои желания, а твоя Цель. Если твоя цель – это сражаться лицом к лицу с врагом и героически погибнуть на поле боя – что ж, иди и погибни. Совнгард примет тебя. Но если твоя цель – это свобода Скайрима, и если её невозможно добиться воинским героизмом – что ты выберешь? – он подался вперёд. – Сестра, что ты выберешь? И что принесёшь в жертву? Ты выберешь героизм и пожертвуешь свободой своего народа? Или ты выберешь свободу своего народа и найдёшь в себе силы наступить на горло своим страстям? Гормлейт ошеломлённо смотрела на него, не в силах поверить, что это говорит её брат – тринадцатилетний мальчишка, у которого и борода-то ещё не растёт. И говорит так, что она всем своим нутром поняла – он прав. Прав от начала и до конца. С какой-то пронзительной ясностью она вдруг осознала горькую истину: желая стать воином, она думала о себе, а не о том, как освободить родину от засилья драконов и жрецов. Да, она хотела освободить Скайрим, но так, чтобы её имя и её подвиги прославились в веках, чтобы скальды сочиняли о ней баллады, а воины восславляли её как величайшую среди них. Она хотела освободить Скайрим, чтобы удовлетворить собственное самолюбие, и не допускала мысли, что это сделает кто-то другой, или что это можно сделать как-то иначе, чем громкими подвигами и славными битвами. А сейчас ей на какое-то мгновение показалось, что она стала выше и словно с высоты самого Шора смотрит на себя и видит всю свою мелочность. И словно сам Шор единственным глазом Хакона смотрел сейчас на неё. «Что ты выберешь – героизм или свободу Скайрима?» Ногти впились в ладони. «Свободу Скайрима…» «Готова ли ты ради неё отказаться от своей мечты стать героем?» Спазм сдавил горло. «Готова ли ты, если свобода Скайрима того потребует, отдать воинскую славу другому?» Во рту хрустнул зуб. «Готова ли ты, что, завоевав свободу Скайрима, ты не оставишь своё имя в памяти потомков?» Время словно остановилось. Весь мир замер. Застыл перед пещерой дракон. «Да…» Хакон резко дёрнул её за волосы, заставляя взлететь на уступ выше, и в следующее мгновение пещеру снова заполнило яростное пламя. Завоняло плавящимися волосами. Гормлейт выплюнула обломок зуба, сунула в ножны меч, выхватила из-за спины лук, вытащила из колчана стрелу, наложила её на тетиву и соскочила на землю, не обращая внимания на то, что раскалённые камни колют и обжигают её босые ноги. Дракон после плевка огнём не улетает сразу, ему нужно время, чтобы поменять положение тела, и пусть это занимает мгновения – можно успеть поймать его, когда он близко и относительно неподвижен. Она промахнулась – дракон уже успел повернуться боком, и её стрела чиркнула ему по носу. Дракон повернул к ней голову, Гормлейт торопливо выдернула из колчана вторую стрелу, но и её, хоть расстояние до головы дракона и было всего-то шагов двенадцать, снёс резкий порыв ветра. Огромная зубастая пасть клацнула зубами аккурат там, где молодая женщина стояла всего мгновение назад, тут же вперёд вылетела когтистая лапа и попыталась выцарапать врагов из пещеры. Хакон перехватил короткий одноручный меч двумя руками и со всей силы всадил его в не защищённую чешуёй нижнюю часть лапы и молниеносно выдернул назад. Дракон взревел, убрал поцарапанную лапу и наклонил уродливую башку ко входу в пещеру. Хакон и Гормлейт метнулись наверх по уступам, и пещеру опять заполнило вонючее пламя. Всё слилось в череду однообразных действий: выскочить из пещеры, выстрелить, спрятаться назад, попытаться мечом достать дракона по лапам, запрыгнуть на уступ, пережить огненный ад, выскочить из пещеры… Лишь пятнадцатой стрелой Гормлейт сумела достать дракона в глаз, да и то, в самый край, и глаз не вытек. Около перевала Холодных Скал у них у всех были большие мощные луки, и стрела, попадая дракону в глаз, впивалась глубоко и поражала и мозг, а сейчас… По бурундукам лишь стрелять, хорошо ещё, что стрелы эти с железными наконечниками, а не просто обожжённые на огне дротики. Хакон расцарапал дракону лапу, она сильно кровила, оставляя на камнях бурые с чёрным пятна, но эти раны никак не могли привести к смерти. А силы были на исходе. Когда Гормлейт в очередной раз выскочила из пещеры, ветер немного поутих. Дракон вертикально завис в воздухе, лишь едва-едва шевеля крыльями. Мелькнула мысль, что так нельзя висеть – воздух не удержит: птицы и все летучие насекомые держатся за воздух крыльями, а в таком положении крылья дракона на воздух не опираются. А он парит, словно мыльный пузырь… Размышлять, однако, было некогда. Гормлейт натянула тетиву, целясь в глаз, и задержала дыхание. Долго так стоять было нельзя, дракон не соломенная мишень, ждать не будет, но она рискнула, позволила потратить несколько лишних мгновений, чтобы прицелиться. И опоздала – шипастая голова метнулась к ней. Женщина выстрелила, стрела на противоходе вонзилась в глаз, погрузившись в него на половину древка. Глазное яблоко с противным плюхом лопнуло, разбрызгивая вокруг мутный солоноватый кисель, дракон яростно и обречённо взревел, так что со склона посыпались камни, и попытался ухватить зубами Гормлейт. Он промахнулся меньше чем на пол-локтя, огромные челюсти сошлись на луке – женщина едва успела отпустить его, и тут же разодранная до крови когтистая лапа сомкнулась на её туловище. Хрустнули рёбра. Хакон, рискуя попасть по сестре, вонзил меч ему в пальцы, дракон дёрнулся, невольно ослабил хватку, выпуская добычу. Гормлейт, преодолевая боль в поломанных рёбрах и проткнутых лёгких, выдернула из ножен меч и скользнула под драконье брюхо. От боли перед глазами было темно, она едва видела, что вокруг происходит. Вот перед глазами появилось брюхо, покрытое перламутровыми чешуинками, как форель, и женщина со всей силы всадила в него меч. Туша над ней взвыла, дракон дёрнулся, повернулся. Когти распороли ей бок, а могучий хвост отшвырнул её куда-то в сторону. Она успела сгруппироваться, влетела спиной в валун, рухнула на землю и некоторое время ничего не могла видеть. Когда тьма перед глазами рассеялась, ситуация изменилась. Дракон только-только неуверенно начал набирать высоту, как из лабиринта скал на курумник высыпал отряд Ахти с оружием наголо и рассредоточился, насколько это позволяло ограниченное ровное пространство; лучники, видимо, заранее обговорившие тактику, сделали залп по левому крылу, затем мгновенно – стрелы они загодя держали в зубах – второй. Дракон завалился на левое крыло и накрыл пламенем курумник. Одновременно с огнём на него обрушился поток воды, в результате чего часть воинов обдало кипятком и паром. Гормлейт, невольно поморщившись от резкой боли в шее, посмотрела в ту сторону, откуда прилетела вода. Колдун стоял на одном из скальных уступов с посохом в руках и сосредоточенно и спокойно наблюдал за драконом. И дракон почувствовал его, крутанулся в воздухе, издал рык, в котором прозвучали, как показалось Гормлейт, надежда и радость, развернул голову к Феллдиру и на несколько мгновений завис перед ним. Феллдир поднял голову, распрямился и посмотрел прямо в вытекшие глаза дракона. Молодой женщине почудилось, что они сейчас заговорят, зарычат, и проклятый колдун, взмахнув крыльями, взлетит и примется жечь воинов… Но колдун и не думал ни во что превращаться, и рык дракона сменился на разочарованный и отчаянный. Он выплюнул по Феллдиру столп огня, наткнувшийся на встречный поток воды; его левое крыло снова пронзили стрелы, оно лопнуло, наполовину порвавшись, и дракон завалился на бок и камнем рухнул на скалы. И в это время вперёд вылетел Хакон. Он вспрыгнул на валун, оттуда перескочил дракону на шею, балансируя по ней, пробежал три шага до головы, упал, вцепившись левой рукой в чешую, подтянулся, нависая над мордой дракона, а затем правой рукой вонзил ему в глаз меч, всаживая его по самую рукоять. Дракон застыл, словно пытаясь понять, что с ним сделали, а затем, ещё не издохнув окончательно, мотнул головой. Хакон не удержался, сорвался и отлетел в сторону, прямиком на острые скалы. Гормлейт ахнула, невольно дёрнулась, чтобы вскочить и подхватить брата, хотя до него было шагов пятьдесят. Рёбра пронзила резкая боль, дыхание перехватило, перед глазами потемнело. Она слышала крики воинов, а когда пелена с глаз спала, она увидела, что её брат, почти невредимый, поднимается с курумника, а колдун без сил сползает на землю. Она закрыла глаза. Не я… Опять, опять дракона убила не я… «Готова ли ты отдать воинскую славу другому?..» Из глаз покатились слёзы безнадёжного отчаяния. «Почему, почему нельзя быть героем…» Вокруг было светло, по небу плыли невесомые облака, шелестели листьями призрачные деревья, журчал такой же призрачный ручей среди призрачной же травы. Вдалеке возвышался огромный замок. «Почему нельзя быть героем? Можно». Могучий силуэт воина перед ней был едва различим, но она совершенно определённо знала, что это Шор. Значит, она в Совнгарде? Она погибла? «Я имею в виду, почему нельзя быть героем и освободить Скайрим?» «Твой главный враг – не жрецы и не драконы, а ты сама. Лишь победив себя, ты сможешь побеждать в боях. Пока ты не победишь себя, ничего в твоей жизни не сможет измениться, и даже моя воля здесь бессильна. Я могу помогать, но не могу тащить тебя там, где ты хочешь, но не способна пройти». «Хакон не побеждал себя, а убивает драконов!» «Почему ты решила, что Хакон не терзался выбором и не стоял на распутье меж двух дорог: той, по которой ему хотелось идти, и той, по которой долг требовал идти? Он стоял на распутье, и он сделал свой выбор. Он победил себя». «А колдун? Он жрец, он проклят, а он… А с ним носятся, как с писаной торбой!» «Спроси у него, почему он стал жрецом. И что ему довелось пережить». «Я не буду с ним разговаривать!» Взгляд Шора, почти невидимого, был спокоен и суров. «Твоя воля. Только помни, кто твой враг. И когда победишь его, сможешь победить и других»… Она с трудом разлепила глаза. Вокруг было темно, а прямо над ней висел магический светящийся шар. Она лежала на твёрдой лежанке. Кетиллёг рядом у стола размешивала какое-то зелье. «Помни, кто твой враг…»