Священная война

Последняя седмица выдалась пасмурной, осенние тучи низко ходили над землёй, цепляясь за вершины гор и заволакивая перевалы густым туманом, от которого мгновенно отсыревали одежда и волосы. По утрам на почве уже случались заморозки. Ночью шёл дождь, но к утру неожиданно распогодилось, ветер разогнал тучи, и долину осветили белесые лучи неяркого осеннего солнца. Они играли бликами на воде, отражались от желтых листьев деревьев, слепили глаза. Гормлейт, вышедшей поутру из дома, сразу пришлось даже зажмуриться, пока глаза привыкали к свету. Воздух был чист и упоительно свеж, солнце золотило вершины гор, чётко прорезавшие светло-голубое небо, так что Гормлейт невольно вдохнула полной грудью, поражённая открывшейся ей неожиданной красотой. Вроде бы уже два года она видит эти горы, но сейчас в них словно было что-то, что она смотрела на них и не могла оторвать глаз, а душа начинала петь и проситься на волю – взлететь в это высокое, омытое дождями и рассвеченное солнцем небо, и парить вольной птицей, свободной от забот и тревог… Сегодня был день посвящения, третьего в её жизни и последнего. Если она его не пройдёт, путь в воины ей будет отныне закрыт. Нет, обычая, запрещавшего проходить посвящение более трёх раз, не было, но считалось, что если Шор отверг тебя три раза, значит, путь воина – это не твой путь. Сиди дома, веди хозяйство, рожай детей, паши поле или добывай руду в каменоломне – но про оружие и битвы забудь. Но путь мирного селянина или рудокопа – это не её. Если Шор не примет её и на этот раз, значит, ей один путь – в изгои. Она сжала зубы, отгоняя от себя тоскливые мысли. Нет, нельзя предаваться им сейчас, когда до посвящения оставалось всего пара часов. Она сильная, она воин – и она должна пройти это посвящение, и пройдёт, чего бы ей это ни стоило. Последние два месяца, когда срослись порванные лёгкие и поломанные кости, и когда она смогла нормально ходить и двигаться, она тренировалась как не в себе, не давая себе передыху и не позволяя отдыхать больше, чем того требовалось телу, чтобы восстановить силы. Она не могла допустить третьего провала. Зато после памятного боя с драконом почти перестали приходить ночные кошмары. Сны оставались тревожными, беспокойными, утром она часто просыпалась с тяжёлой и больной головой, но выматывающая бессонница отступила. Зато часто стал сниться Феллдир, причём почти всегда в облике дракона: то он летал над горами, то сидел на скале, сложив крылья, а один раз заговорил с ней. Звуки его голоса, не по-человечески глубокого и сильного, сбили её с ног, незнакомая речь отдалась во всём теле густым гулом, словно раздирая его на мелкие частички и собирая опять. Когда Гормлейт проснулась, тело продолжало гудеть, а в голове засело слово, одно из тех, которое говорил ей дракон: «Кин»… Гормлейт вернулась в дом, вынула из горшка несколько варёных картофелин и кусок жареного мяса. Нужно было растопить очаг, разогреть еду, но женщина чувствовала, что не способна сейчас на это. Ей и есть-то не хотелось, но она заставила себя проглотить несколько кусков мяса, заедая его холодной картошкой и ломтем чёрствого хлеба. Червячок тревоги не давал чувствовать себя спокойно и точил изнутри всю последнюю седмицу с того самого момента, когда воевода объявил дату очередного посвящения. До этого посвящение казалось ей далёким, которое когда ещё будет, а тут вдруг оказалось, что оно состоится всего через семь дней. А она не готова! Ещё не так легко лежит в руке меч, ещё не чётко летит с свою цель копье, ещё стрелы могут ложиться точнее, ещё щит не сидит в руке как продолжение самой руки, ещё… И она не успевает всё сделать! Она нервничала, порывалась тренироваться даже ночью, но отец заловил её за этим и отправил в постель, пригрозив, что если она не будет спать по ночам, он не допустит её к посвящению. Она провертелась ту ночь с боку на бок, наутро встала с больной спиной и тупой головой и на утренней тренировке проиграла почти все поединки со старшими воинами. Это заставило её осознать, что таким образом она проиграет и на посвящении, взять себя в руки и следующей ночью усилием воли заставить себя задавить точащее её беспокойство и уснуть. Это помогло, все последующие тренировки прошли уже в привычной колее. Спала она и сегодня ночью, хоть и уснула далеко за полночь, но утром не могла справиться с терзавшим её беспокойством. Всё валилось у неё из рук, кусок не лез в горло; настроение постоянно менялось: то её охватывали счастье и уверенность, что она обязательно пройдёт посвящение, то воображение начинало ей рисовать картины, как её противник выбивает у неё из руки меч, и она, под смех и улюлюканье зрителей, навсегда уходит из поселения куда глаза глядят… Она тряхнула головой и сжала зубы. Солнце поднялось высоко, воины уже должны собираться на тренировочной площадке, а зрители – занимать места вокруг тинга. Надо идти и ей. Она проверила оружие, натянула сапоги, проверила оружие второй раз, удержала себя от того, чтобы проверить его в третий, распрямила плечи, подняла голову и, всем своим видом выражая уверенность и невозмутимость, шагнула за порог дома, едва не стукнувшись головой о притолоку. В конце концов, чем бы ни закончилось посвящение, сегодня – её последний день позора: или она выигрывает ритуальный поединок, становится воином и все насмешники затыкаются, или она проигрывает и уходит в изгнание. Третьего быть не может. *** На холме собрались уже все поселяне: сама ритуальная площадка, огороженная верёвкой, была пуста, кандидаты плотной кучкой толпились у северного её края, воины ровными рядами, чётко по сотням выстроились у восточного. Зрители располагались вокруг тинга, выдерживая необходимые три сажени, ближе которых подходить к ритуальной площадке было запрещено. Несколько воинов из молодых, прошлого года посвящения, натягивали вторую верёвку, отмеривая как раз эти три сажени, чтобы зрители – в основном бабы и дети – разгорячённые зрелищем поединков, не приближались к тингу. Ещё несколько устанавливали соломенные мишени, в которые испытуемые будут метать копья и стрелы. Гормлейт, став чуть в сторонке от основной группы кандидатов, лихорадочно всматривалась в воинов, пытаясь понять, кто остался в селении – кто-то должен был остаться следить за возможными сигналами с дозоров. В дозоры, она знала, вчера вечером ушли Хакон и ещё девятеро из молодых, но в селении на сторожевой вышке должны остаться воины постарше. Сотники все здесь, десятники… Несбьорна нет, и нет Йотунна и Кальва из его десятка. Значит, они и остались в селении. Все те, кого крайне редко, а то и вовсе никогда, могла победить Гормлейт, были здесь. Ахти, Аудбьорн, Дагбьярт. И голову на отсечение, что против неё выйдет кто-то из них. Гормлейт сжала зубы и упрямо подняла голову. Не имеет значения, кто выйдет против неё. Если Шор того захочет, она одолеет и Ахти, не захочет – её победит и сопляк прошлого года посвящения. И нельзя думать о поражении, нельзя. Она победит, она пройдёт это посвящение – чего бы это ей ни стоило! А если нет… Если нет – она уйдёт в изгнание, без них станет великим воином и героем, и они ещё пожалеют, что она не в их рядах! Запел горн. Гормлейт отвлеклась от собственных мыслей и посмотрела в сторону огромного валуна, на котором в праздничном медвежьем плаще стоял Игг и трубил в ритуальный рог. Чистый пронзительный звук плыл по долине, отражался от гор, и казалось, что горы откликаются и передают этот клич по всему Скайриму, чтобы вся страна была свидетелем сегодняшнего торжества, когда Шор примет новых воинов в свою дружину. На мгновение Гормлейт показалось, что она видит, как все норды останавливаются, прерывают свои дела и смотрят в небо, туда, откуда несётся зов горна. А за спиной воеводы разливалось золотисто-белое сияние, и молодая женщина осознала – Шор. Сам Шор пришёл сегодня сюда. Я пройду это посвящение! Горн смолк. - Братья и сёстры, - могучий голос воеводы разнёсся по тингу. – Мы сегодня здесь, чтобы вознести хвалу Шору, великому конунгу воинов и владыке Совнгарда! Тому, кто своей волей направляет наше оружие в сердце врага, кто ведёт, воодушевляет и ободряет воинов и протягивает свою длань преданным ему! Братья и сёстры, те, кого Шор принял в свою дружину, и те, кого он примет сегодня, вознесём хвалу нашему конунгу! Воины единым движением обнажили мечи. Те, кто должен был сегодня проходить посвящение, были без оружия, в одних лёгких кожаных доспехах, вытянули руки ладонями вверх. Гормлейт поймала несколько насмешливых взглядов – в восемнадцать вёсен приветствовать Шора с пустыми руками – не позор ли это? Может, лучше Кин молиться, чтобы мужа даровала да выводок сопливых детишек? Не дождётесь! Я стану воином! Шор великий, Совнгарда хранитель, Да славится имя твоё в веках прошедших             и веках грядущих. Будь славен, бессмертный воитель И конунг великий, учитель воинов смелых,             за тобой идущих. Как потоки с горы бьёт ключом твоя воля. Ты мчишься подобно коню, покорителю степей             и владыке простора. Ты оседлал буруны ненастного северного моря, И теперь ты летишь штормовыми ветрами,             неудержимо и скоро От твоих стрел нет предателям защиты, Копьё твоё, остро отточенное, не знает промаха             и пощады врагам, Твой меч и твоя сила воедино слиты, Ты поражаешь им врагов духа своего             и даруешь победу нам. Славься, Шор, славься. Воины вернули оружие в ножны, посвящаемые опустили руки. Зрители за двумя верёвками выдохнули и зашевелились. Первым испытанием воевода объявил стрельбу из лука, и первые трое подростков шагнули на ритуальную площадку. Им вручили лёгкие короткие луки и по три десятка стрел, и ребята, немного нервничая, заняли позицию в двадцати саженях от мишеней. Игг, самолично убедившись, что все знают правила, отошёл в сторону и велел начинать. Это было лёгкое задание, все трое отстреляли свой первый десяток стрел превосходно. Воевода, никак не выразив своего отношения к этому, велел подручным выдернуть стрелы из мишеней, а испытуемым – отойти на вторую черту, ещё на двенадцать саженей. Здесь результаты стрельбы были хуже, лёгкие стрелы сносил даже слабый ветерок, одна стрела и вовсе едва не пролетела мимо мишени, зацепившись наконечником за самый её край. Однако всё это было ожидаемым, воевода признал стрельбу годной, трое подручных споро повыдёргивали стрелы из мишеней, а испытуемые отошли ещё на двенадцать саженей – предельная, хотя уже не эффективная дистанция, с которой можно стрелять из этих луков. Первые стрелы ожидаемо до мишеней не долетели. Лучники взяли выше, и из второго залпа одна из стрел вонзилась в низ мишени. Во время третьего залпа подул ветерок и снёс стрелы на добрые несколько локтей. В общем, когда стрелы закончились, в двух мишенях торчало по три стрелы и в одной – две. Ахти взял колчан с десятью стрелами, лук у одного из испытуемых, стал на черту в сорок четыре сажени, крякнул и стал посылать стрелу за стрелой в мишень. Все десять застряли в соломе. - Учитесь, птенцы! – хмыкнул он. Воевода признал результаты стрельбы хоть и отвратительными, но достаточными для того, чтобы испытуемые были допущены к следующему этапу состязаний, юноши, уже успевшие перепугаться, что они вылетели, сдержали вздох облегчения и вернулись к своим, а на тинг вышла следующая троица, в том числе и Гормлейт. - О, - ухмыльнулся рыжий тринадцатилетний Абби, более всех любивший поиздеваться над ней, да и над другими тоже, - наш «великий воин» ещё не подтирает задницы детишкам? Гормлейт ничего не ответила и постаралась, чтобы на её лице не отразилось никаких эмоций, хоть подобные издевательства и бесили её до трясучки. Не доставит она ему удовольствия видеть свои чувства! Испытаний на умение владеть оружием она не боялась – и луком, и мечом, и копьём она орудовала превосходно, но расслабляться поостереглась, да и не могла при всём желании – перспектива ритуального поединка висела над ней, подобно злому року, и женщина не могла даже на мгновение забыть о нём. И напряжение сказалось на первом же выстреле с двадцатисаженной дистанции. Нет, она не промахнулась, и выстрелила не хуже остальных двух подростков. Но в том-то и дело, что всего лишь не хуже, а ей нужно было гораздо лучше, поэтому она взяла себя в руки, глубоко вдохнула, выдохнула и сосредоточилась, выкинув из головы все посторонние мысли. Это не замедлило сказаться – весь десяток стрел ощетинился из самого яблочка. У остальных – она мельком взглянула на них – разброс был вплоть до внешнего круга, и особенно порадовало, что у Абби в яблочко попала только одна стрела, а это значит, что на большем расстоянии разброс будет ещё больше. С тридцати двух саженей в яблочко попали четыре её стрелы, остальные шесть заняли внутренний круг. Валька в мишень попала всеми стрелами, но ни одной в яблочко, у Абби же две стрелы вообще пролетели мимо. Воевода мрачно посмотрел на рыжего, который ухмылялся уже не так уверенно, но всем троим велел отходить на последнюю дистанцию, хотя Гормлейт заранее внутренне злорадствовала – если с тридцати двух саженей он умудрился не попасть, то с сорока четырёх не попадёт и подавно. Её ожидания оправдались. Сама она промахнулась по мишени дважды, Валька – пять раз, а Абби – все десять. Воевода сурово отчитал ему, что с таким позорным результатом не с врагом воевать, а отхожие места чистить, и Абби, покраснев от стыда и понурившись, под насмешки и улюлюканье зрителей покинул ритуальную площадку, чтобы присоединиться к женщинам и детям. Гормлейт внутренне улыбнулась – месть свершилась. Остальные тринадцать подростков отстрелялись кто лучше, кто хуже, но все прошли на второе испытание, хотя на Багги – закадычного дружка Абби – воевода хмурился, но всё же, посовещавшись с сотниками, решил допустить его к метанию копья. Копье метали трижды и тоже с трёх дистанций, меньших, правда, чем при стрельбе из лука, и вот здесь Багги засыпался. Попал по мишени он только с ближней дистанции, и то еле-еле, так что и без продолжения было ясно, что с дальних он промажет. И он промазал, и под обидный свист зрителей покинул тинг. Настроение Гормлейт ещё улучшилось, хотя напряжение от этого только усилилось – это будет позор, если она после ритуального поединка разделит участь Абби и Багги. - Как издеваться над слабыми и строить козни, - тихо и сурово напутствовал его Ахти, - так ты горазд. А как показать себя на воинском испытании – тело слабо. Тратил время тренировок на то, чтобы обижать тех, кто не может дать тебе сдачи, не так ли? Я предупреждал, что таких Шор не примет, ты не внял. Что ж, может, сегодняшний день будет для тебя и твоего дружка уроком, что не в умении делать гадости заключается воинская доблесть. Потом шли поединки с каждым из испытуемых – ещё не ритуальные, а тренировочные, чтобы воины могли посмотреть, как подростки могут сражаться друг с другом. Мечи им выдали деревянные, щиты – тренировочные, а так как ребят осталось семнадцать, то для чётного количества к ним вышел четырнадцатилетний Галинн, младший брат Кетиллёг, посвящённый в прошлом году. Он заправил за ухо тёмный локон, тоже взял деревянный меч и тренировочный щит и стал напротив Гормлейт, оставшейся без пары. Воевода коротко дунул в рог, и противники скрестили оружие. Галинн, вопреки её ожиданиям, оказался крепким воином, и дотянуться до него мечом она смогла далеко не сразу. Поединок они закончили последними, и хоть Гормлейт и победила, бой оставил у неё неприятный осадок и ещё больше усилил тревогу. Если какого-то мальчишку она не может победить в первые несколько ударов, то что же будет на ритуальном поединке против опытных воинов?! Игг коротко дунул, приказывая поменяться парами и снова начать схватку. Однако из всех остальных противников поволноваться заставила только Валька – она значительно уступала Гормлейт в силе, но была необычайно ловкой и буквально порхала вокруг неё, мгновенно уклоняясь от ударов и заходя с боков. Но итог был предрешён: из семнадцати поединков с семнадцатью разными противниками она не проиграла ни разу. Семнадцать побед… Только над кем – над неумехами, которые и меча-то толком держать не умеют! Позор вообще скрещивать оружие с такими! После поединков воевода отправил к женщинам ещё двоих, сурово объяснив, что двигаться в бою как черепахи позволено только черепахам, но никак не воинам. Затем, почти без перерыва, пошли схватки против двух и против трёх противников. Юноши и девушки тяжело дышали, вытирали пот, Гормлейт же, снова выиграв все поединки, даже не запыхалась. После этого круга посвящения Игг и сотники посовещались, но в итоге воевода объявил, что в последний ритуальный круг проходят все. Гормлейт выдохнула, чувствуя, что тревога начинает перерастать едва ли не в панику, настолько, что мышцы стали будто бы ватными, и по ним разлилась противная слабость. Вот и всё, вот оно, единственное, что действительно имеет значение в посвящении. Всё предыдущее было только разминкой. Их осталось пятнадцать. Воевода в наступившей тишине велел им всем войти на площадку тинга и тянуть жребий, чтобы определить очерёдность, с которой они будут выходить на ритуальный поединок. Гормлейт вытянула палочку с пятнадцатью насечками. Пятнадцать насечек. Последняя. Они выстроились в шеренгу, от первого до пятнадцатого. Воевода велел взять свои мечи, вытащить их из ножен и вытянуть вперёд, сам же, воззвав к Шору и позвав его быть свидетелем сегодняшнего посвящения и принять в свою дружину тех, кто достоин этого, прошёлся вдоль шеренги, несильно ударяя своим мечом по мечам испытуемых. Звон железа слился в единый гул, вот звякнул меч Дагвида, тринадцатого по счёту, меч Дагрун, его сестры, меч Гормлейт… Треск прервал песнь мечей. Гормлейт даже не сразу смогла понять, что произошло, а потом словно бы чужими глазами увидела, что судорожно сжимает в руке только рукоять, а отломившийся клинок лежит на земле у её ног. Весь окружающий мир исчез. Гормлейт не видела ошеломлённых сотоварищей по посвящению и застывших воинов, не слышала шушуканий женщин и восклицаний детей. Она видела только рукоять в своей руке и обломок лезвия у своих ног. И слышала лишь гулкую пустоту в теле и на душе. Шор, что я сделала такого, что ты даже не допускаешь меня к ритуальному поединку? За что, Шор, за что?.. Это ещё не был провал, она знала. Она могла выйти на поединок в честь Шора, но только если кто-то из воинов согласится подарить ей своё оружие. Не просто отдать один из тренировочных мечей, а поднести свой личный без права получить назад. Личные мечи были хорошими, проверенные не одним боем, прекрасной закалки и заточки, передавались иной раз от отца к сыну… Ни один уважающий себя воин не расстанется добровольно с тем, что было частью его и носило имя, данное ему воином или даже его предками, тем более ради неё, в судьбу которой стать воином многие не верили. И дарителем не может быть родич… Хакон, почему ты не здесь?.. Хакон уже не считался её братом, не был родичем. И Гормлейт знала, что он без колебаний бы расстался со своим мечом ради неё. Но его здесь не было… Шор, за что?.. А потом уши уловили какой-то шорох. Она подняла глаза и увидела, что прямо напротив неё стоит Феллдир и спокойно протягивает ей на вытянутых руках меч, держа его на раскрытых ладонях. Она даже не сразу смогла понять, что он хочет. Колдун… Если она примет его дар, он отныне станет её братом по оружию. Колдун – и брат по оружию… Если не примет – не пройдёт последнее в своей жизни посвящение. Принять дар из рук проклятого колдуна, которого она всегда гнобила, и признать его равным себе – или отказаться и навсегда лишиться возможности войти в дружину Шора?.. «Выбирай, что тебе важнее». Она протянула руки, словно бы не свои, и, не чувствуя пальцев, приняла меч. Наверно, нужно было что-то сказать, но язык словно онемел и не повиновался, Феллдир же, спокойно кивнув, развернулся и ушёл к своей сотне, а она продолжала держать в руках меч, не в силах поверить и до конца понять, что это всё произошло на самом деле. И сломанный меч, и дар колдуна, который она приняла – это всё не сон… Она пришла в себя, только когда закончился уже третий поединок, и счастливо улыбающаяся Валька под приветственные крики воинов и зрителей заняла своё место в сотне Мьоллнира. Гормлейт очнулась и завертела головой, выясняя, где два первых испытуемых. Один из них, невероятно гордый, стоял в сотне Ахти, второго видно не было. Значит, не прошёл. Четвёртый поединок, пятый… Ещё двоих воинов Шор призвал в свою дружину. Чем ближе подходила её очередь и чем меньше ребят становилось перед ней, тем сильнее нервничала Гормлейт, не в силах ничего с собой поделать. Чтобы отвлечься, она тайком рассмотрела своё новое оружие и попробовала его балансировку. Меч сидел в её руке как влитой, позолоченная рукоять словно бы затачивалась именно под неё, он не был ни слишком тяжёл, ни чрезмерно лёгок. Балансировка отличалась от той, к какой она привыкла, центр тяжести приходился чуть ли не на середину клинка, но… но это было правильно, словно бы все мечи и должны такими быть… - Гормлейт дочь Фригг! Она вздрогнула, едва не выронив клинок, и только сейчас осознала, что перед ней больше никого нет. Дагвид и Дагрун уже стоят в сотне Хреина, а воевода на поединок вызывает её. Она перехватила меч непослушными пальцами и на негнущихся ногах шагнула на ритуальную площадку. Против неё выступил Дагбьярт, обнажил меч, выставил его вперёд и замер. Гормлейт повторила его движение, ожидая горна, но горн молчал, а Дагбьярт стоял, в упор смотрел на неё и словно бы чего-то ждал. Гормлейт начала нервничать, пытаясь вспомнить, может, она что забыла в ритуале. А потом её накрыло золотисто-белое сияние. «Ради чего ты хочешь стать воином?» «Ради свободы Скайрима». «Готова ли ты ради свободы Скайрима отказаться от славы и восхвалений?» «Я… Да, я готова…» «Готова ли ты служить своему народу, как предки твои служили?» «Готова…» «Готова ли ты, что свободу Скайриму может принести другой?» «Го… Нет, я… Тогда получится, что я зря живу в этом мире…» «Готова ли ты отказаться от чести быть освободительницей Скайрима, если будешь видеть, что другой сможет принести ему свободу лучше, чем ты?» Вдох, выдох. «Да. Я готова». «Готова ли ты не соперничать с другими героями в деле свободы Скайрима, а объединять свои силы с их силами?» «Да». Сияние исчезло. Коротко и резко пропел горн. Дагбьярт сделал резкий выпад. Гормлейт закрылась щитом и скользнула в сторону. Тревога прошла, тело снова подчинялось ей, в голове впервые за всю седмицу поселилась кристальная ясность. Она знала – сегодня она пройдёт посвящение. Сегодня она войдёт в дружину Шора. Удар, выпад, удар, закрыться щитом, уход, удар. Меч летал, как продолжение руки, и словно бы пел гимн славе и воинской доблести. И словно бы все её предки сейчас стояли вокруг и смотрели на неё… Вот щит Дагбьярта принимает её удар. Треск – и он раскалывается надвое. Воин поднимает руку с мечом, обозначая окончание поединка и своё поражение. И победу Гормлейт. Она победила. Три года унижений, позора и изматывающих тренировок не прошли даром. Сегодня она завоевала право пировать в кругу воинов в честь Шора. Она заняла место в сотне Ахти, принимая поздравления её новых соратников. Посмотрела в сторону сотни Хреина, выискивая Феллдира, но тот не смотрел в её сторону, а переговаривался о чём-то с другими воинами. Оно и к лучшему, не готова она разговаривать с ним. Поблагодарить нужно будет, но… но это можно будет сделать попозже… потом. И спросить, что это за меч, не магический ли. Впрочем, нет, магического оружия Шор бы не допустил. Вокруг ликовали воины, принимая в свои ряды новых соратников, с которыми они будут плечо к плечу в кровавых боях выдирать свободу для своей страны. Над горами солнце заливало своими лучами долину и людей, словно бы торжествуя вместе с ними. Гормлейт подставила лицо солнцу и засмеялась. К ней подошёл отец, молча вынул из её руки меч и некоторое время держал его в своих, задумчиво изучая его. Затем вернул дочери. - Носи этот меч с честью, Гормлейт дочь Фригг, - сурово произнёс он. – Это оружие твоих предков. Его ковали норды, когда их драккары ещё бороздили просторы атморанских морей. Когда кузнецы ещё умели вкладывать душу в оружие. Такие мечи обладают своей волей, и раз он выбрал тебя, значит, он посчитал, что твоя рука достойна его держать. Он помолчал, затем добавил: - Будь достойным воином, дочь. Ты сделала свой выбор перед лицом Шора, помни же отныне об этом. Гормлейт склонила голову: - Обещаю. «Шор, я обещаю сдержать слово, данное мною».