Священная война

Погода последнюю седмицу портилась, дожди как заладили на день поминовения усопших, так до сих пор не прекращались. Они шли постоянно, с небольшими перерывами, то сильнее, то едва морося, по утрам над водою плыл стылый туман, проникая в отсыревшие палатки и спальные мешки. Деревья, которые на юге Скайрима давно зеленели молодыми листиками, здесь, на севере, до сих пор стояли голые, угрюмые, молодая трава пробивалась кое-где, хотя приближался уже к концу месяц Второго Зерна. Пропитанная влагой земля хлюпала под ногами, вода затекала в сапоги; портянки, высушенные вечером над костром, к утру снова напитывались противной сыростью. А очередным утром, когда воины выползли из сырых палаток греться к костру, они увидели, что низкие серые тучи сыплют тяжёлыми хлопьями мокрого снега, сразу таявшего и превращающегося в грязную кашу. - Опять зима, - с досадой сплюнул Мьоллнир, протягивая к костру озябшие руки, - зимой её не было, сейчас явилась. - Хоть бы сплошной снег сейчас не упал, - Несбьорн пощупал свои портянки и повесил их поближе к огню сушиться. – Идти по снегу – дурное дело, выследят нас аки оленей в тундре. - Хоть ты назад возвращайся, - Вестгейр повернулся к огню спиной, грея её. - Тебя погода испугала? – презрительно фыркнула Гормлейт, подпирая плечом дерево и не выказывая никакого недовольства погодой. Настоящего воина не должна беспокоить погода. - По такой погоде, - спокойно ответил Феллдир, не глядя на неё, - жрецы сидят по храмам. Многие не высылают патрули. Мы за две седмицы встретили только три патруля, и те на главных трактах. Данные разведки по северу будут неверными. Гормлейт чуть скривилась, но отвечать ему не стала. - А насчёт храмов что скажешь? – Мьоллнир пошевелил пальцами над огнём. - Усилилась защита, - кивнул маг, - у некоторых сильно. У двоих я до сих пор не могу вычислить проход. - Нас боятся, - радостно потёр ладони Йотунн. - А нам теперь проходить это «нас боятся», - проворчал Мьоллнир, поворачиваясь к огню другим боком. – А сколько храмов можно пройти? - Все, которые мы проверяли, кроме двух. Какие-то легче, какие-то сложнее, но непроходимых пока что только два. И над этими двумя явно работали ученики Йолмира – слишком чётко прослеживается его почерк. Не его стихии, но его стиль плетения и аккуратность – никакой небрежности, все силовые линии педантично закручены в нужные узоры, без излишней кривизны и лакун, без разрывов и провисаний. Такая защита в магическом зрении виделась красочной тканью с вышитым на ней непонятным орнаментом, завораживающим своей ритмичностью и совершенством. Не придраться, не подкопаться, не расплести с наскока. И какая же защита должна стоять на Фолгунтуре, где верховным жрецом стоит Йолмир, если на провинциальных храмах его учениками сплетено такое совершенство? Но к Фолгунтуру соваться опасно – местность равнинная, болотистая, большей частью проходима только по гатям, и если что-то пойдёт не так – их отряду даже спрятаться негде. Нет, Фолгунтур, да и остальные крупные храмовые города, им сейчас не по зубам, и ещё несколько лет об их захвате не стоит даже мечтать. Сначала уничтожить все мелкие храмы, потом более крупные и лишь после этого начинать думать об уничтожении городов. - Один из наших прошлогодних храмов заселили, - Хакон сел на бревно, снял сапоги и протянул ноги к костру. - Два, - поправил его Феллдир. – И защиту многократно усилили. - Уроды, - сплюнул Йотунн. – Мы их тута давим, а они плодятся, аки кролики. - Слышь, колдун, - позвал Несбьорн, - а можно разрушить храмы, чтобы селиться там было нельзя? Стены у таких храмов крепкие, при их строительстве использовалась магия, с помощью которой и обтёсывались камни, и усиливались, и скреплялись между собой. Таран такие стены не возьмёт, вернее, возьмёт, но слишком долго придётся долбиться в одно место, чтобы проделать в ней пролом. Да и пока они будут работать тараном, нет гарантии, что их не заметят жрецы. А магически… - Надо подумать, - после довольно длительного молчания отозвался Феллдир, - теоретически это возможно. - Ты, это, подумай, - попросил его сотник, - а то смысла нету: мы тута бьём их, а им хоть бы хны. *** Погода улучшилась лишь через седмицу, когда отряд разведчиков вышел к морю Призраков двумя лигами западнее устья Белой реки. Низкие серые тучи разошлись, открыв ясное голубое небо и низкое неяркое солнце. За три дня тундра, до этого серая и голая, зацвела всевозможными цветами. И на этом цветном великолепии ещё мрачнее смотрелось пожарище – почерневшие стены из рваного камня, провалившиеся крыши, а чуть поодаль – недавняя братская могила. Сами по себе так деревни не горят, тем более на берегу моря, тем более застроенные каменными домами. Это деревянные дома в летнюю сушь могут вспыхивать от выкатившегося из очага уголька, но не каменные с земляными полами в весенние дожди. - Дракон, - угрюмо констатировал Мьоллнир очевидное, когда их маленький отряд обошёл деревню из двух десятков домов, где было сожжено всё, что могло гореть, а местами расплавились даже железные топоры и раскрошился камень. - Колдуна малолетнего, видать, жрецам не отдали, - Йотунн не смотрел на Феллдира, - вот и спалили опять. - В лиге отсюда посёлок рыбаков есть, - деловито сообщил Хакон, - там у отца, который Хреин, родня дальняя живёт. Может, они скажут, что тут было. В рыбацкую деревушку, лепившуюся на узком берегу между морем и скалами, пошли только Хакон с Феллдиром. С невысокого перевала были хорошо различимы покосившиеся хаты, крытые дранкой и дёрном, с десяток утлых лодчонок на берегу, развешенные повсюду снасти. Несколько босоногих баб в рваных юбках перебирали утренний улов, двое мужиков чинили лодку, по отвесным обрывам носились почти голые дети, в нос бил стойкий запах рыбы и водорослей. - Хакон сын Хреина, - подслеповато сощурился высокий худой рыбак с неимоверно волосатыми руками и ногами и клочковатой бородой, - помню, да. Из одежды на нём была лишь набедренная повязка из шкуры тюленя. Всё его тело покрывали оспинки, а на правой ноге недоставало части ступни с тремя пальцами. - Рыба-убийца, - ответил он на немой вопрос Хакона, пошевелив двумя оставшимися пальцами. – Было дело, да. Шторм налетел, покуль в море были, лодку, того, на рифы кинуло, разбилася. Покуль мы с Хьором выплывали, нас и покусали. Ему кусок мяса с плеча вырвали, а мне, вона, кусок ноги. Да ничего, да. Заславиха, вона, давеча одёжку стирала, далёко зашла, так яе стая так и уволокла в море. Покуль мужики прибегли, без обеих рук вытягнули. Памёрла баба. А добрая была, - Хьялм сумрачно поковырял пальцами ноги песок. – Глянеть – як солнышко осветить. Дочка у яе засталася. Ревёть всё, мамку кличеть. Малая ещё, не разумееть, что нету больш мамки. Хакон скорбно опустил голову. Хильду, жену Заслава, он хорошо помнил – Хреин после усыновления привозил его сюда показать дальней родне. Она тогда только-только вышла за Заслава и гордо носила надувающийся живот, и вся она была словно бы светлой, чистой, от её улыбки становилось легче на душе. Лицом она не вышла – рябая, носатая, и коса как мышиный хвост, но стоило ей улыбнуться – и казалось, сама Кин благословила их. Хакон тогда серьёзно сказал ей, что если с её мужем что-то случится, то он, Хакон, готов на ней жениться и усыновить всех её детей. И за это в тот же день был бит рыбаками, потому как выяснилось, что желающих жениться на ней, пусть и с чужим приплодом, было полдеревни. И вот не стало Хильды, совсем ещё молоденькой бабёнки – она была старше Хакона всего-то на пять вёсен. - Ладно, - он решительно повёл плечами, словно бы сбрасывая с себя горький груз, - да примет её в своё лоно Кин. Скажи мне, Хьялм, вот что. За что сожгли деревню, что за теми холмами? Рыбаки колдуна маленького жрецам не отдали? - Да не, - ещё больше понурился рыбак, - якие жрецы. Жрецы-то сюда вовек не сувалися. Старосты наши оброк отвозять в Саартал, и всё. Нема у нас колдунов. - А что стало с деревней? – не понял Хакон. - Дракон прилетел и спалил. Люди-то сюда прибегли, кто успел. Весна-то была, шторм, море две седмицы не утихало. Дракон прилетел и спалил, да. - Не может быть, - не поверил Феллдир, - драконы прилетают только по приказу жрецов. - Може, жрецы и приказали, кто ж то ведаеть, - пожал худыми плечами Хьялм. – Тольки не требовали они никаких детишек. Може, староста ихний где согрубил жрецам, когда оброк отвозил. Да не спросишь у него уже. Сгорел тама ихний староста, да, когда людей своих спасал. Сынок его, который старшой, у нас сейчас живеть. Дык он с батькой ездил последний оброк отвозить, каже, ничего не было. Отдали оброк жрецам, на бумаге крест поставили – и всё, и поехали. - То есть дракон, - никак не мог поверить Феллдир, - просто прилетел и сжёг деревню? - Так и было, - подтвердил рыбак. – Шторм, дождь льёть, дракон огнём плюётся, хаты горять, их заливаеть, он опять огнём. Добре, что шторм был – огонь заливало, людей много убежало. Да деревня всё одно сгорела, да. Мы-то зарево увидали, баб с детишками в пещеры попрятали, а сами на холм поднялися глядеть. Весь день дракон летал, покуда всё не сгорело. Феллдир нахмурился своим мыслям, но ничего не сказал. - Вот так оно всё было, - вздохнул рассказчик. – Мы потом пошли туда, людей похоронили. Люди оттудова-то кто к нам пришёл, кто в другие деревни к родичам. Никто тама отстраиваться не захотел. - Может, - предположил Хакон, - жрецы решили, что вы повстанцы? Феллдир с сомнением покачал головой. - Да якия ж с нас повстанцы? Мы ж тольки и умеем, что рыбу ловити… Да, Феллдир сын Бьяре, - Хьялм посмотрел на него, - Майса-то в конце зимы третью дочку Бьяре родила, да. Видать, всё своё семя он на тебя отдал… К своим они вернулись к вечеру, когда солнце скатилось на самый горизонт, и яркий дневной свет сменился приглушённым серым. Начиналось лето, сумерки были длинными, постепенно, минуя ночь, переходили в такой же длинный серый рассвет. Воины, устроившиеся в расселине скал, за время их отсутствия насобирали плавника, разложили костёр и наловили рыбы, которая теперь жарилась на горячих камнях. - Я ничего не понимаю, - признался Феллдир, когда Хакон закончил их недолгий рассказ. – Жрецы не жгут просто так селения. Они понимают, что если они будут так уничтожать людей, что им не у кого будет набирать детей с магическим даром. И некому будет кормить их. Они жгут селения, только если им отказались отдать магического ребёнка, или напали на них. А если они в ту деревню и не заглядывали никогда… - А если и взаправду решили, что там повстанцы? – предположил Несбьорн с явным сомнением в голосе. Ему ответили такие же сомневающиеся взгляды. - А если нам мстят? – выдвинул более реалистичную версию Мьоллнир. – Мы уничтожаем храмы, они взялись уничтожать деревни. Все посмотрели на Феллдира. - Не думаю, - поразмыслив, покачал он головой. – Мстить нам нужно так, чтобы мы чувствовали это. Например, крупную деревню где-нибудь в центре Скайрима подвергнуть децимации… - Чему? – неприязненно спросила Гормлейт. - Казнить каждого десятого, - объяснил ей Тьярви, ножом ворочая рыбу на камнях. - Да, - кивнул Феллдир, - и сделать это показательно, чтобы об этом узнал весь Скайрим. А просто так сжечь глухую рыбацкую деревушку – это бессмысленно. - А если это только ты такой на пакости гораздый? – хмуро спросил Йотунн. – А остальные жрецы до этой твоей деми… деци… Короче, до казни каждого десятого не додумались? Феллдир с сожалением посмотрел на него. - Выдумывать пакости, как ты говоришь, - тяжело отозвался он, - я научился именно от жрецов. И децимацию придумал не я, жрецы её применяют. И они много ещё чего придумали… плохого. И на фоне того, на что жрецы способны, сожжение драконом ни за что глухой деревушки выглядит очень странно. К тому же Хьялм говорил, - он повернулся к остальным, - что дракон жёг деревню днём и в проливной дождь. Днём люди бодрствуют, могут вовремя увидеть дракона и убежать, а дождь тушил пожары и давал людям возможность спастись. Жрецы бы подождали хорошей погоды и наслали бы дракона ночью, чтобы люди сгорели раньше, чем проснулись. Это эффективнее. - А если всё же староста им нагрубил? – подумав, предположил Тьярви. - Старосту избили бы плетьми, - покачал головой Феллдир. – Или отрезали бы какую-нибудь часть тела. Или казнили бы – но только его одного. - Снёрхавк и Эльгзеле тоже этой зимой сожгли, - резко напомнила Гормлейт. – И это вам странным не кажется. - Снёрхавк сожгли по делу, - совершенно спокойно ответил Феллдир, не взглянув на неё. – Они отказались отдать двух магических детей, а кроме этого, убили младшего жреца, приехавшего за ними. А вот Эльгзеле, - он чуть пожал левым плечом, - там я не уверен. Селяне убили троих послушников, которые забрели к ним в долину. За послушников деревни не жгут, жрецы сами их иной раз убивают за пустяки. К тому же после убийства послушников жрецы в деревне не появлялись, а значит, вряд ли они могли знать, что послушников убили, и убили именно в Эльгзеле. - А если их специально заслали в Эльгзеле, - рассудил Хакон, - и решили, что если они не вернутся, значит, их там убили? И деревню можно сжечь. - Это возможно, - неохотно кивнул Феллдир, - но зачем? Эльгзельцы исправно платили подати, у них не было потенциальных магов, вернее, были, но или девочки, или мужчины, уже вышедшие из того возраста, когда их есть смысл забирать в жрецы. Тем более Эльгзеле – деревня, удалённая от всех трактов, те послушники пришли в неё через три перевала. Я считал, что они сбежали из храма погулять и просто заблудились. Я бы поверил, что это была провокация, если бы у жрецов с деревней были конфликты. Но конфликтов не было. - Воевода думал, - сообщил Мьоллнир, - что жрецам стало известно наше убежище, хотели сжечь нас, но перепутали с Эльгзеле. - Да, я знаю это. Но если бы жгли нас, на нас послали бы не одного дракона, а не менее трёх, и с отрядом жрецов… Эльгзеле – спорный случай. Там ещё можно считать, что жрецы всё же узнали, что послушников убили там, и решили проучить деревню. Хотя за послушников наложили бы штраф и казнили бы выборочно нескольких человек. Или жрецам действительно донесли, что повстанцы в регионе Карт-сьо, и нас перепутали с Эльгзеле. Там ещё можно причину притянуть за уши. И сожгли Эльгзеле под вечер и в хорошую погоду – это соответствует их тактике. Но сожжение этой рыбацкой деревушки я никак не могу объяснить. Очень медленно сгущалась вечерняя серость, невдалеке шумело море, неся с собой сырость и запахи рыбы, по небу плыли редкие облака. Цвела тундра, и повсюду высились серые останцы. В скалах пели птицы, звенели комары. Наступало ещё одно боевое лето. И сколько их ещё будет, такими-то улиточными шагами? - Феллдир, - позвал Мьоллнир, - сколько нам ещё ждать, когда Тьярви сможет без тебя убивать жрецов? Феллдир посмотрел на ученика. Самое главное – не убивать жрецов. Это не сложно, нужно только не идти в лоб и бить исподтишка, когда жрец не ждёт нападения. Самое главное – уметь видеть защиту и находить проход в ней, а он только-только учился пользоваться магическим зрением, еле-еле мог различать сильные магические следы. Хотя надо отдать ему должное – он работал над собой не покладая рук, без ропота выполнял всё, что задавал ему Феллдир, и поэтому при весьма посредственном магическом потенциале уже показывал очень хорошие результаты. Некоторые гораздо более одарённые послушники и за пять лет не достигали того, чего Тьярви достиг за три, и если всё так и будет продолжаться, то… - Два года, сотник, - спокойно ответил Феллдир. – Через два года он сможет проходить магическую защиту. Боевой маг из него будет слабый, без посоха ему не будет смысла идти в бой. Но он сможет видеть магические потоки и пользоваться поисковыми заклинаниями. И это главное. - Два года ещё давить жрецов по одному, аки мух на окне, - проворчал Йотунн. - А через два года будем давить по две мухи, - хохотнул Несбьорн. - И черепаха выходит к морю, если она идёт, - серьёзно заметил Хакон. – Идти черепашьим шагом лучше, чем не идти никак. - Верно говоришь, - кивнул Мьоллнир. Гормлейт промолчала. Она вообще чувствовала себя в этом отряде чужой. Тоскливо было часами, а то и днями лежать в засаде, караулить то дорогу, то тракт, тоскливо коротать бесконечные вечера у костра, зная, что ни завтра, ни послезавтра боя не будет, а если они и встретят патруль, то обойдут его за полверсты, потому что таков приказ воеводы – только разведка, никаких боёв. Постоянно прятаться, как зайцы, и ползать по горам, как змеи. Каждый день видеть проклятого Феллдира, занимающегося с Тьярви своей проклятой магией. Каждый день видеть Мьоллнира, который уже не первый год сотник, а она – рядовой воин. И терпеть. Она чужая в этом отряде, ей скучны разговоры о храмах и патрулях, а рассуждения о том, что лучше идти черепашьим шагом, чем никак, вызывали только желание взвыть. Она чувствовала себя птицей, которой связали крылья, и теперь она может только ковылять на своих коротких птичьих лапках. А когда она начинала объяснять им, что они не черепахи, а птицы, которым дано летать, она натыкалась на снисходительное хмыканье, поэтому она сжимала зубы и молчала. Она знала, что не будет легко. Она знала, что нужно зацепиться хотя бы за этот разведывательный отряд, чтобы потом иметь право пробиваться в боевой. Разведка когда-нибудь закончится. Когда-нибудь начнутся бои. Нужно только терпеть. Опять терпеть. Она три года терпела, и вот – опять!.. Молодая женщина сжала зубы. Я воин. Я выдержу всё, и даже ваших черепах. Зато потом вы увидите, как может летать птица!