Священная война

Деревня Равинбю, насчитывавшая двадцать домов, располагалась на склонах длинного оврага. По его дну бежала неширокая каменистая речушка, образовывавшая за последними домами небольшую запруду, где купались дети и стирали бельё бабы. На склонах же протянулись и террасы, сложенные из мелкого валунника, на которых росли овёс и картофель. По краям оврага начинался низкий смешанный лес, где все деревья заметно клонились к востоку – почти круглый год здесь дули западные ветра. Вела к деревне лишь неширокая тропка, отходившая от Западного тракта; пройти или проехать по ней мог лишь пеший или конный – телеги застревали в камнях и корнях. Равинбю лежала в стороне от пути, по которой отряд Мьоллнира возвращался домой, но уже четвёртые сутки свирепствовала непогода – пронизывающий северный ветер с моря Призраков нёс холод и сырость, а низкие серые тучи почти непрестанно сыпали холодным мелким дождём. Да и вообще за последний месяц, что они провели в походе, в сумме только пять дней порадовали их солнышком, а всё остальное время если и не шёл дождь, то задувал промозглый ветер. Все воины, даже Гормлейт, мечтали о крыше над головой и жарком очаге, и поэтому когда Несбьорн предложил сделать небольшой крюк и заглянуть в Равинбю, где жили семьи некоторых повстанцев, в том числе и Фригг с внуками, все радостно согласились. В Равинбю вошли поздно вечером. В лесу было темно, под ногами чавкала грязь; когда спускались по склону оврага в деревню, Хакон поскользнулся, не удержался на ногах и под хохот соратников на штанах съехал почти до самой речки. Трое волкодавов молча вынырнули из темноты, обнюхали гостей, приветственно завиляли хвостом и отошли, признав своих. В ближайшем хлеву закопошились свиньи. Незваным гостям навстречу выскочили две полураздетые женщины с вилами наперевес. - Свои мы, девоньки, свои, - вышел вперёд Мьоллнир. – В поход ходили. Приютите нас, а? А то промокли и замёрзли, как цуцики. - Ох, батюшки мои, - всплеснула руками старшая из женщин, признав сотника, - в такую погоду – да в поход! Мы баню сегодня топили, мылися. Она тёплая ещё, сейчас раскочегарим. Вас в одной хате селить? - Ба-аня! – в восторге воскликнули продрогшие до костей воины. - Да как угодно нас селить, - махнул рукой Мьоллнир. – Знамо, что тесно у вас, чтобы семерых в одну хату пихать… *** Утро выдалось таким же серым, дождливым и ветреным, как и предыдущие, но после ночи в тёплой сухой избе оно уже не казалось столь мерзким и противным. Мьоллнир открыл калитку, ведущую во двор Фригг, и про себя отметил, что она совсем покосилась, да и хлев поправить надо. Чувствовалось отсутствие в хозяйстве мужской руки. Прошлый раз он был тут перед самым походом и успел только залатать крышу дома, протекавшую в нескольких местах. Он рассчитывал поправить и ступеньки крыльца, но починка крыши растянулась вместо пары часов почти на целый день, и на всё остальное времени не хватило. Он обещал Фригг, что подскочит к ней после похода, но куда чинить крыльцо или хлев в дождь? Сухая погода нужна, по мокрому дереву работать – только хуже сделать. Фригг уже встала и доила козу, около неё вертелись оба внука: белобрысая, как и мать, Эйла тоже пыталась дёргать за вымя, а Видар, волосы которого имели непонятный мышиный цвет – и не материнский, и не русый отцовский – стоял чуть в сторонке и внимательно, приоткрыв рот, наблюдал. Когда сотник, склонив голову, чтобы не удариться о притолоку, ступил в хлев, мальчик поспешил спрятаться за бабушку, а Эйла оставила козу и застенчиво потупила глазки. Фригг тепло улыбнулась несостоявшемуся зятю. - Спит ещё Гормлейт, - ответила она на не высказанный вопрос, и Мьоллнир сдержал вздох облегчения. Не по-мужски это – таиться, ждать, пока она не будет его видеть, но он знал, что если Гормлейт узнает, что он ходит к детям, это будет скандал. А он скандалов не хотел. - Кто это пришёл, дети? – улыбнулась Фригг. - Папа, - девочка переборола робость и подошла к нему. Мьоллнир улыбнулся, присел на корточки, обнял дочь, а потом достал из кармана две ленты, красную и синюю, и нитку ярких стеклянных бус, купленных им на ярмарке в Данстаде. Эйла, не веря своему счастью, протянула руки и осторожно взяла подарок, боясь нечаянно уронить или запачкать. Мьоллнир вынул бусики из её ручки и надел ей на шею. - Прости уж, - развёл он руками, - косички плести не умею. Девочка повертелась, попыталась посмотреть на себя со стороны, а потом, сверкнув грязными голыми пятками, бросилась вон из хлева. - Любоваться на себя в зеркало побежала, - засмеялась Фригг, проводив её взглядом, - с тех пор, как ты принёс тот осколок, она каждый день перед ним вертится. Она попыталась отступить в сторону, чтобы Мьоллнир мог подойти к Видару, но мальчик вцепился ей в юбку и ни за что не хотел покидать безопасного места. Мьоллнир опять ощутил укол горечи – его собственный сын не узнавал его. Видар никогда не шёл к нему, всё прятался за бабушку. Впрочем, он и к другим людям не шёл. - Гормлейт они вообще вчера не признали, - с печалью поведомила ему Фригг, - рёв подняли. Хакона тоже, но потом Эйла оттаяла, подошла к нему и даже что-то стала рассказывать. А Видар как забился под кровать, так никакими уговорами вытащить не могли. Вылез только когда она спать пошла. Да они её-то и видели всего два раза за свою жизнь. Мьоллнир достал из кармана подарок и для сына – фигурку саблезубого тигра из дерева. К оружию ребёнок относился без интереса, зато любил всяческих животных и часами мог наблюдать за цыплятами на подворье. Когда Мьоллнир это заметил, он вырезал сыну из дерева петуха, и после этого Видар хоть и не стал признавать его, но, по крайней мере, перестал реветь в его присутствии. И сейчас было видно, что он хочет взять игрушку, но боится подойти. Мьоллнир вздохнул, встал и передал игрушку Фригг. Видар почти выхватил из её руки тигра, посмотрел на отца и попытался улыбнуться. Но тут же сам испугался собственной смелости и спрятал лицо в бабушкиной юбке. - Еды вам хватает? – спросил Мьоллнир, вставая. – Можа, зверя какого принести? - Еды хватает, не жалуемся, - Фригг села на скамейку перед козой, снова берясь за её вымя. – Строчки и сморчки уже пошли, да и зелень какая-никакая выросла, куры хорошо несутся, коза неплохо доится. Седмицу тому Ахти тут был, оленя на всю деревню принёс, а Наннины мальчуганы через день ходят на нижнее озеро рыбу ловить, и нам перепадает. Так что – не надо нам ничего, спасибо. За калиткой появилась голова Несбьорна. Десятник высмотрел Мьоллнира, отворил калитку и зашёл во двор, за ним показался Феллдир. - Приветствуем, хозяюшка, - поклонился он Фригг. – Мы тута ищем своих, подумали, у вас должен кто-то быть. - Гормлейт и Хакон у меня, - кивнула женщина. - И сотник тута, - хмыкнул Несбьорн. – Осталось отыскать Йотунна. - У Виены он вчера остановился, - вспомнила Фригг, - это второй дом от запруды. - А Тьярви где? – спохватился сотник. - Спит, - коротко ответил Феллдир, не спуская глаз с Видара. Детей Мьоллнира он видел впервые, до этого в Равинбю ему бывать не доводилось. И если Эйла – она как раз вышла из дома в сопровождении Хакона и Гормлейт – была обычной девочкой: в магическом зрении её аура переливалась всеми оттенками от розово-белого до вишнёвого, с редкими вкраплениями магических нитей, то Видар просто сиял голубым. У него и аура была больше, чем у сестры, и магические голубые нити в ней подавляюще преобладали над немагическими вишнёвыми. К семи годам голубых нитей должно поубавиться, но даже с учётом этого мальчик был потенциально весьма сильным магом. - Это Видар? – на всякий случай уточнил он, опускаясь на корточки. Мальчик прятался за бабушку, но выглядывал из-за неё и очень внимательно рассматривал Феллдира. - Да, - подтвердил Мьоллнир, чуя неладное. Помолчал и прямо сказал: - Не нравится мне твоя рожа. Ты сейчас скажешь, что он колдун. - Да, - Феллдир поднял голову и спокойно посмотрел на Мьоллнира, - потенциально он очень сильный маг. Фригг горестно ахнула, Мьоллнир посуровел, Хакон нахмурился, а Несбьорн цокнул языком. Гормлейт неверяще уставилась на мальчика. У неё в голове не укладывалось, чтобы её сын – да был колдуном. Она нордка, истинная нордка, и рожала она не абы от кого – а от мужчины из рода Мьолль, и её сын не может быть колдуном! - Врёшь! – резко выкрикнула она, на пятках разворачиваясь к Феллдиру, которого до этого старалась не замечать. - Нет, - его голос и лицо были предельно спокойны. - В его роду не было колдунов! - Способности к магии не передаются по наследству. У родителей, не способных к магии, могут родиться магически сильные дети. Или у потенциально неплохих магов может родиться ребёнок, к магии не способный. Это свойство самого ребёнка, а не наследство родителей. - Ты говоришь, - Мьоллнир перевёл разговор в деловое русло, - что он сильный колдун. Это значит, жрецы, если найдут его, заберут? - Да. Гормлейт вздрогнула и сжала зубы. Боги, за что мне ещё и это! И ведь чуяла она, что неладно с этим мальчишкой, недаром он засиделся в её животе на целый месяц, что бы там ни утверждала Кетильгерд! Ещё не родившись, он умудрился испоганить ей жизнь! В её роду – и колдун! Теперь же позора не оберёшься… Она раздражённо посмотрела на Видара, который, вцепившись в руку Фригг, не спускал глаз с Феллдира и даже неуверенно пытался ему улыбаться. В душе начала закипать злость – злость на всё: на сына, оказавшегося колдуном, на Мьоллнира, пришедшего сюда, хотя она запретила ему приближаться к детям, на Феллдира, сообщившего ей эту новость… - Ты когда-то говорил про то, - вспомнил Мьоллнир, - что делал себе амулет, который… как там… - Маскирует магическую ауру, - понял его Феллдир, - и жреческие артефакты не определяют меня как мага. - Ты можешь ему сделать такой же? Гормлейт заскрежетала зубами, из последних сил пытаясь не взорваться. При ней – законной матери – сотник и колдун решают, что делать с её сыном, даже не спросясь её мнения! А она не намерена терпеть проклятое колдовство в собственном доме! - Могу. - Нет! – яростно прошипела Гормлейт, делая шаг к нему и угрожающе нависая над ним. – Ты не посмеешь марать своим проклятым колдовством мой дом и моих детей! Я запрещаю тебе даже прикасаться к моему сыну! Феллдир поднял голову, внимательно посмотрел на неё, затем поднялся на ноги. - Амулет не позволит жрецам, - совершенно спокойно объяснил он, - распознать в нём мага… - Ты слышал, что я сказала? - её голос напоминал рычание волчицы. – Не смей поганить своими магическими штучками мой дом и моих детей! Или я не посмотрю на то, что ты… что за тебя принесена клятва ручательства, и перережу тебе твою проклятую глотку! Мьоллнир безнадёжно покачал головой, Фригг печально смотрела на дочь. - Если ты его убьёшь, - сурово напомнил ей Хакон, - это будет преступление против брата по оружию. Гормлейт вспыхнула, сжала побелевшими пальцами эфес меча, висевшего у неё на поясе. Она ненавидела, когда ей напоминали, что он её брат по оружию, потому что если колдуна ещё можно убить, сославшись на законы рода, то убить брата по оружию – это навлечь на себя немилость Шора. А это было для неё хуже всего на свете. - Как хочешь, - Феллдир не стал усугублять конфликт. – Только имей в виду, что если его обнаружат жрецы, они заберут его. - Здесь жрецы не ходят, - процедила она сквозь зубы. – О Равинбю они не знают. - Когда-нибудь могут узнать, - со скучающим видом сообщил ей Несбьорн. - Равинбю, - холодно напомнила ему Гормлейт, - спрятана так, что посторонние её не найдут. Или ты хочешь сказать, - в её голосе прозвучала угроза, - что среди нас найдётся предатель? Несбьорн уже набрал в грудь воздуха, чтобы объяснить ей, что на Равинбю могут случайно выйти грибники или охотники из близлежащих деревень, да и жрецы способны проследить, что на неприметную тропку в лесу иногда кто-то сворачивает, но Мьоллнир выразительно посмотрел на него и покачал головой. Он понимал, что с Гормлейт сейчас спорить бесполезно. Пытаться её переубедить – это только пуще распалить её гнев, а толку всё равно не добиться. А ругаться без толку – это не достойно воинов. Несбьорн, так ничего и не сказав, выдохнул, посмотрел на Гормлейт, затем предложил: - Тогда лучше убить его, чтобы из-за него проблем не было. Молодая женщина вздрогнула и посмотрела на Видара. Мальчик, держась одной рукой за бабушкин рукав, другой сжимал деревянного саблезуба и рассматривал его. И улыбался. Гормлейт скользнула взглядом по его мышиного цвета волосам, счастливой улыбке, тоненькой ручке, крошечным пальчикам, держащим игрушку, таким же маленьким ножкам. Рука опять легла на рукоять меча. Да, Несбьорн прав, его лучше убить. Она мать, она вправе это сделать. И это нужно сделать, чтобы он не принёс им проблем, но… Она попыталась вытянуть меч из ножен, но поняла, что по её рукам разлилась предательская слабость. Она убивала стражников, она убивала врагов, но… Но убить беззащитного ребёнка, который… Который вот так улыбается. Который вот так беззащитно смотрит на какую-то игрушку как на величайшее в мире счастье. Который так доверчиво держится за бабушкину рубаху маленькими пальчиками. Убить это маленькое существо… Она представила, что всё же достаёт меч и вонзает в его тельце, а ребёнок смотрит на неё своим застенчивым взглядом, ручка его разжимается, и его ослабевшие окровавленные пальцы роняют на грязную землю игрушку, на которую он ещё несколько мгновений назад смотрел с таким бесконечным счастьем. Его нужно убить… Видар осторожно отпустил рукав Фригг и взял саблезуба двумя ручками, перевернул его, посмотрел на его живот, с любопытством погладил пальчиком. Убить… Нет, я не могу. Шор, я не могу… Она с отчаянием ждала, что Шор ей ответит, хоть что-нибудь, пусть обвинит в трусости – она признавала, что сейчас она просто струсила, пусть будет суров, обличителен, беспощаден… Но Шор молчал. А ей до боли хотелось хотя бы почувствовать, что она не одна сейчас… Зачем она его рожала… Родила бы одну Эйлу – и не терзалась бы сейчас страшным выбором – убить или не убить ребёнка. Шор, прошу, скажи хоть что-нибудь… Коза, о которой все забыли, ткнулась мордой в пол, выискивая потерявшиеся соломинки. На улице шелестел дождь, в углу со звоном падали капли, протекавшие сквозь прохудившуюся крышу, словно отсчитывая время жизни. Маленький мальчик дёргал саблезуба за клыки и счастливо улыбался… Шор, я не могу. Она отпустила рукоять меча, словно выныривая из омута. Фригг и воины смотрели на неё. - Чего уставились? - грубо бросила она, отчаянно надеясь, что никто не заметил её терзаний. – Несбьорн, раз ты такой смелый, иди своих детей убивай, я посмотрю, как ты это сделаешь! Десятник, повинуясь незаметному жесту Мьоллнира, ничего не ответил. - Раз у нас больше нет вопросов, - сотник поспешно отодвинул кадку с молоком, пока коза, занятая поиском соломинок, его не опрокинула, - собираемся и уходим. Завтра нужно быть дома. «Не заметили!» - невольно обрадовалась Гормлейт. На душе стало легче. Она развернулась и вышла из хлева вслед за Несбьорном. Фригг поймала взгляд Феллдира, затем Мьоллнира, Мьоллнир тоже вопросительно посмотрел на Феллдира. Тот глазами указал на Гормлейт, сотник поморщился, одними губами неслышно сказал: «Потом», и вышел вслед за Гормлейт. *** Мьоллнир нашёл Феллдира на вырубке, где он собирал цветки лаванды и высматривал, не растёт ли здесь заодно и пушица. Пушицы не было, а она была нужна – и ему для зелий быстрого восстановления магических сил, и для защитных амулетов для воинов. Её ареал начинался гораздо восточнее, в тундре долины Белого Потока – собственно, во всём Скайриме она только там и встречалась, и очень редко попадалась в других местах. Одно такое место он нашёл – верстой восточнее селения на длинном скальном уступе, но проблема была в том, что на тот уступ он залезть не мог – в высоту он в самых низких местах достигал шести саженей, и если на первые три сажени ещё можно было вскарабкаться, цепляясь за камни и корни растений, то последние три представляли собой голую отвесную скалу. А на вершине не было ни деревца, ни подходящего камня, за которые можно было бы забросить и зацепить верёвку. В прошлые годы получалось набирать пушицу во время походов, когда они близко подходили к долине Белого Потока, но в этом году из-за непогоды военные походы ещё не возобновились, а время её цветения уже подходило к концу. - Надо поговорить, - бросил сотник Феллдиру. Они присели на нагретый солнцем валун, Мьоллнир сорвал травинку, пожевал её, решительно отбросил её в сторону и прямо спросил: - Ты можешь сделать Видару амулет, который спрячет его от жрецов? - Спрячет его магическую ауру? - Да. - Могу. Но как Гормлейт? – Феллдир тоже сорвал травинку, помял её в пальцах. Сотник досадливо скривился: - Ей не нужно это говорить. Она ненавидит магию, и за своей ненавистью не видит опасности. Рано или поздно жрецы узнают о Равинбю и придут за Видаром. И Фригг вынуждена будет его отдать, потому что сопротивляться им не сможет. В деревне одни бабы с детьми, там всего два взрослых мужика, и те калеки: Асфаст без ноги, Урм – без глаз. Видара они не отобьют, а надеяться, что успеют спрятать его - я не настолько наивен. - Воевода знает? - Я говорил с ним. Он тоже сказал, чтобы ты сделал амулет. Что тебе для этого нужно? - Во-первых, сутки быть рядом с Видаром, чтобы видеть его ауру. - Сделаем. - Во-вторых, примерно такой кусок, - он показал пальцами, - аметиста, яшмы, опала или подобного им камня. Обработанный или нет – не имеет значения, но лучше обработанный, чтобы Видару было удобнее его на шее носить. - У девок поспрашивать, - призадумался Мьоллнир, - или у Дагбьярта – у него в родне все сплошь рудокопы, у них должно быть. - Всё, больше ничего. - Добре, - сотник поднялся на ноги. – Я достану камень и отпрошу тебя у Хреина. Только Гормлейт, сам понимаешь, ни слова. - Понимаю. Феллдир какое-то время ещё посидел на валуне, отдыхая и греясь на солнце и проводя взглядом высокую и всё ещё по-мальчишески худую фигуру сотника. Когда тот скрылся за соснами, маг потрогал холщовый мешок, прикидывая, хватит ему травы или нет. Было маловато, но вырубку он уже выбрал – подчистую срезать всё нельзя, должны остаться цветы, способные дать семена на будущий год. Поэтому нужно идти дальше и искать лаванду в другом месте. Феллдир встал, сориентировался и направился к скалам. После того, как они покинули Равинбю, распогодилось, и уже седмицу сияло солнце. Измученная холодом и дождями земля начала подсыхать, пошли в рост рожь и овёс, да и овощи на огородах заметно ожили. Взбодрились и люди, уже начавшие беспокоиться, что весь урожай сгниёт. И сейчас Феллдир, осторожно ступая по сухой иглице и веткам, вдыхал горячий запах хвои, земли, лесных трав. С голубого неба светило невысокое ещё утреннее солнце. Уже на подходе к скалам Феллдир приметил за зарослями ежевики, крапивы и сныти человека. Рубаха вроде бы была слишком яркой для мужской, и маг остановился, всматриваясь в смутно различимый у подножия скал силуэт. Подойти и выяснить, кто это, было необходимо: скорее всего это кто-то из своих, а вот если сюда зачем-то пожаловал чужак, воевода должен это знать. Однако за те несколько мгновений, пока он высматривал подходы к скалам, чтобы приблизиться незаметно, человек принялся ловко карабкаться вверх по слегка наклонной здесь скале. Когда он поднялся над кустарниками, Феллдир ступил за дерево и прищурил глаза, затем, уже не таясь, пошёл в ту сторону. Кетиллёг – а это была она – уже взобралась на две сажени и, упёршись ногами в едва приметные уступы и одной рукой вцепившись в выступающий кусок скалы, второй пыталась дотянуться до камня повыше. Феллдир покачал головой – он уже трижды падал отсюда, именно на этом месте. И ещё дважды – с уступа чуть-чуть повыше. Девушка, однако, оказалась более ловкой, чем он, она сумела дотянуться до камня за мгновение до того, как земля под её ногами осыпалась, и повисла на одной руке, высматривая, за что зацепиться второй. И тут ей не повезло – острый камень, за который она держалась, треснул, отломался, и она полетела вниз. Феллдир дёрнулся по направлению к ней и машинально сплёл заклинание воздушной подушки. Кетиллёг мягко скатилась на землю, тут же молниеносно выхватила кинжал и метнулась за дерево. - Прости, - негромко произнёс он, не шелохнувшись, - у меня машинально вырвалось. Кетиллёг вышла из-за дерева, убирая кинжал за пояс. - Я не видела, что это ты, - призналась она. – Почувствовала магию и решила сначала спрятаться, потом разбираться. Мало ли, жрецы сюда забрались, - она помолчала и добавила: - Спасибо. Феллдир посмотрел на скалу. - Я сюда пять раз пытался забраться, не получилось. - И уже не заберёмся, - покивала она, тоже рассматривая склон. – Без того камня цепляться теперь не за что. Ты за пушицей туда лез? - Да. - Я тоже. - Я пытался пройти дальше и найти подъём, но в ту сторону, - он кивнул головой налево, - прошёл почти лигу, там вообще не подняться. - Там есть подъём, - она показала направо, - я в прошлом году забиралась. Но там идти около версты. Пошли вместе, может, вдвоём мы и раньше сможем подняться. Однако их надеждам не суждено было оправдаться – весенние непрекращающиеся дожди размыли земляной склон, оголив скальное основание, и забраться на него стало вообще невозможно. Они прошли уже версты две, а изменений к лучшему не наблюдалось, временами даже казалось, наоборот – склон становится выше. Феллдир присматривался к близкорастущим деревьям, прикидывая, какое из них можно срубить так, чтобы оно верхушкой легло на уступ, но поблизости от скал росли только кустарники да невысокие кривые деревца, которые не выдержали бы веса человека. - Скоро Седловой перевал уже будет, - Кетиллёг остановилась передохнуть, - туда уже нельзя соваться. Она убрала за ухо выбившийся из косы локон и рукавом вытерла вспотевшее лицо. Солнце светило жарко, испарялась после дождей влага, и от этого было душно. - Ещё с версту можно пройти, - Феллдир прислонился спиной к скале и тоже утёр лицо рукавом. – Если ничего не найдём, придётся думать. - Ладно, - согласилась девушка, нащупывая на голове заколку и закалывая ею непослушный локон, - давай пройдём ещё. Через полверсты характер склона не изменился, так что Феллдир уже начал прикидывать, что проще будет вернуться на первоначальное место, срезать несколько молодых сосёнок и сколотить лестницу, как Кетиллёг придержала его рукой. - Стой, - тихо произнесла она и указала рукой вперёд. Впереди за деревьями смутно просматривалась какая-то стена. - Это не храм, - сразу отмёл первую же мысль Феллдир, - блоки слишком большие. И кладка не нордская. Присутствия магии он не чувствовал, никакой, даже реликтовой. Поколебавшись, он рискнул применить поисковое заклинание, но оно показало, что в радиусе семидесяти саженей никого нет. Поэтому они осторожно приблизились к непонятному сооружению. Когда они подошли ближе, стало ясно, что беспокоились они зря – это были развалины какого-то древнего сооружения, частью ушедшие под землю, частью разрушенные ветрами, дождями, землетрясениями и корнями деревьев. Сохранилась только часть стены из гигантских блоков – некоторые из них достигали размера маленького дома. По земле были разбросаны фигурные блоки поменьше, куски каких-то барельефов, статуй. В одном месте друг на друга громоздились каменные цилиндры с идеально отшлифованными гранями, диаметром в сажень, один такой блок лежал чуть в стороне, рядом с ним возвышалась гигантская каменная чаша, полная грязной застоявшейся воды и лесного мусора. - Что это? – с удивлением спросила Кетиллёг, осматриваясь. - Не знаю, - признался Феллдир, рассматривая развалины магическим зрением. Магии здесь не было совершенно, серый с какими-то мелкими блестящими вкраплениями камень был чист от неё. - Что-то очень старое, - он показал на один из блоков, - все углы и рёбра сглажены, такое бывает только если им сотни лет. – Он помолчал. – А может, и больше. - Эльфы? – затаив дыхание, предположила Кетиллёг. - Я видел сооружения глубинных эльфов, но они строятся только под землёй. И таких огромных блоков они не используют. И кладка у них другая, обыкновенная, как у нас. А здесь блоки всех возможных форм. - А снежные эльфы? - Снежных эльфов я никогда не видел, и никаких их сооружений тоже. Когда я… В Фолгунтуре мне попалась книжка со сказаниями снежных эльфов, переведённая на нордский. Язык был тяжёлый, сюжет – запутанный. Вроде бы дракон похитил эльфийскую принцессу, какой-то маг пошёл её спасать, потом дракон обратился в человека, убил этого мага, поглотил его душу, эльфы пошли на него войной, а в конце все умерли. Помню, я логики поступков героев понять не мог. Так там было описание города снежных эльфов, - он прикрыл глаза, пытаясь вспомнить текст, - построен из белоснежного камня на вершинах высочайших гор, шпили его храмов пронзали небо, и их стены были чисты, как лёд. Помню, я думал, что они всё себе строили из снега, потому их и назвали снежными. Может быть, - он посмотрел на гигантскую чашу, - это выдумки или преувеличения, не знаю. Но больше мне ничего про них не попадалось. - Но если это не глубинные и не снежные эльфы, - девушка обвела рукой развалины, - и не люди это строили, то тогда кто? - Есть ещё аэдра, даэдра… - И? – она уловила его заминку. - Драконы, - он не смотрел на неё. – Но это не даэдра, у них всё… другое. Совсем другое. Про то, строили у нас аэдра что-нибудь или нет, я никогда не слышал. А драконы… Он помолчал. Кетиллёг не спускала с него внимательного взгляда, но не торопила его. - Я читал легенды о драконах, нам наставники рассказывали о них. Конечно, большую часть всего, что они нам вбивали, это было то, что они величайшие в мире, выше всех богов, и мы обязаны перед ними преклоняться, что люди – это никто, а драконы – это всё. Его взгляд потемнел, по голосу его было слышно, что ему тяжело это вспоминать. Девушка сделала шаг к нему и стала рядом почти вплотную. - Но в некоторых сказаниях, если отбросить… восхваления, создаётся впечатление, что они жили почти как люди, строили города, проводили какие-то исследования. Помню, в одном сказании они прокладывали дорогу и строили мост через реку… Хотя зачем он им, если они летают… Говорилось ещё о том, что драконы воевали со снежными эльфами, поливали их города огнём, и те от драконьего огня плавились… Это отсюда я, наверно, решил, что раз плавились от огня, значит, они были из снега. Хотя от драконьего огня даже железо плавится. А снежные эльфы замораживали драконьи города, и те от холода трескались. Они оба невольно посмотрели на руины, пытаясь определить, разрушились ли они из-за очень сильного холода. Но разрушиться они могли из-за чего угодно, и просто из-за старости. - Смотри, - вдруг воскликнула девушка, указывая рукой на развалины ещё одной гигантской стены, которая вплотную подходила к скалам и врастала в неё. Блоки, складывавшие её, были частично растрескавшимися, частично расползшимися, и на них можно было забраться, а с них – и на уступ. - Полезли, - кивнул Феллдир, рассматривая стену. Проблема была только в том, чтобы влезть на самый нижний блок, дальше уже было просто. - Подсади меня, - предложила Кетиллёг, - а я тебе спущу верёвку. Уступ, тянувшийся вдоль хребта почти на две лиги, их ожиданий не обманул – он весь белел пушистыми головками. А кроме неё здесь росли ещё лаванда, которой недоставало Феллдиру, паслён и встречался драконий язык. - Не надо, - остановила его травница, когда он потянулся к жёлтым цветкам драконьего языка, - его ещё рано собирать. - Почему? - Он не набрал ещё всей своей силы. Через несколько дней стоит за ним прийти. Феллдир присел на корточки перед цветком, посмотрел на него. - Он уже полностью распустился, почему его рано брать? Кетиллёг села напротив него. - Я не знаю, как тебе объяснить. Я потомственная травница, моя мать, бабка, прабабка – все они тоже были травницами. И я от них, наверно, чувствую травы. Я смотрю на язык дракона – и я просто чувствую, что он ещё не вступил в свою полную силу, когда он сможет быть больше всего полезен для зелья или мази. То есть, если ты его сорвёшь сейчас и сделаешь из него мазь от ожогов, у тебя получится нормальная мазь от ожогов, да. Но если ты сорвёшь его, когда он достигнет полной силы, мазь будет сильнее. А ещё некоторые травы для разных целей нужно срывать в разное время. Например, голубой горноцвет, если ты его хочешь использовать при простуде, лучше собирать ночью или ранним утром, а если при болях в желудке – то вечером и желательно после солнечного дня. - Меня не учили этому, - посмотрел на неё Феллдир. - Я знаю. И меня… Меня учили, как и когда собирать, как сушить и какие травы для чего используются, но вот именно чувствовать само растение – это у нас само что-то есть. Поэтому я не могу смотреть, - она чуть улыбнулась, - когда кто-то собирает травы не тогда, когда они в своей полной силе. Давай я буду собирать за нас двоих, а потом поделим? Феллдир поколебался, но кивнул, а затем сказал: - Когда я был… в Фолгунтуре, среди послушников была девочка. - Девочка? – удивилась Кетиллёг. – Девочек ведь жрецы не берут. - Берут, - тяжело признался Феллдир, - но очень редко. - Кстати, а почему? - Девочки не выдерживают присутствия драконьей магии и в храме быстро умирают. В Фолгунтуре послушников было около ста пятидесяти, из них только девять были девочки – и это за все десять лет, что я там был. Из этих девяти только две дожили до посвящения в младшие жрицы, но обе умерли при посвящении. - Может быть, их жрецы… - девушка не решилась продолжить. - Нет, - понял он её, - с девочками ничего не делали. Они умирали сами. Так вот, среди тех девочек была одна… Ей было лет шесть, и она всё время возилась с цветами и травами на аптекарском огороде, говорила с ними. Меня один раз отправили за… не помню уже, за чем. Ползучкой, наверно. Я пришёл, а она мне говорит, что её ещё нельзя срывать, и сказала примерно, как ты сейчас, что они ещё не сильные. Я, конечно, не стал её слушать, потому что если бы я пришёл без ползучки, мне бы… было больно. - Как её звали? – серьёзно спросила Кетиллёг. - Не помню, - признался он. – У неё было какое-то необычное имя, не нордское. И прожила она у нас месяца два всего – быстро зачахла. - Не нордское имя? – нахмурилась девушка. – И ей было шесть лет… Я буду права, если скажу, что это было лет десять-двенадцать назад? - Да. - Джулин? Феллдир замер. - По-моему, да. Но я не уверен. Да, в её имени что-то было – ж, дж… Кетиллёг поднялась на ноги, разминая начавшие затекать икры. Феллдир встал вслед за ней. - В семье брата моей матери, - тихо произнесла она, - есть традиция старшим девочкам давать имя Джулин. Я не знаю, откуда это имя взялось, никто уже не помнит, оно много поколений передаётся. И лет десять назад или около того старшая дочь дяди пропала. Они жили на берегу Белой реки, зима была снежная, а когда начали таять снега, пошли проливные дожди, река вышла из берегов и смыла много деревень на равнине. Много людей тогда погибло и пропало. Думали, Джулин тоже утонула. - Я не знаю, как она попала в храм. Но судя по её поведению, её не насильно отобрали у родителей, и под заклинанием она не была. Она не рвалась домой, возилась с травами, всем нам улыбалась. Может быть, нашли её где-то, увидели магический потенциал и взяли. - Что с ней сделали, когда она умерла? В склеп? - Нет, детей до семи лет в драконьих склепах не хоронят. Бросили в общую яму, куда все ненужные трупы бросают. Кетиллёг посмотрела на белые головки пушицы, качающиеся под лёгким ветром. Феллдир тоже отвёл глаза. Он не сказал ей, что прежде, чем бросить её тельце в общую могилу, над ней ставили опыты некроманты, вырезали на ингредиенты внутренние органы, а потом она недели две разлагающимся трупом ходила по подвалам… - Знаешь, - девушка повернулась к нему и прямо посмотрела на него, - не говори никому про Джулин. Пусть все думают, что она утонула в половодье. - Не скажу, - серьёзно пообещал Феллдир. - Спасибо, - она снова посмотрела на пушицу и вздохнула: - Ладно, пошли. Не знаю, как тебя, а меня десятник только до полудня отпустил. Они вместе посмотрели на солнце. - До полудня уже немного, - согласился Феллдир. – Пошли.