Священная война

Путь домой снова лежал через Равинбю – все остальные дороги шли горами и высокими перевалами, на которых ветер уже укатал снег до состояния льда. Мьоллнир попытался было сунуться на Седловой перевал, но на середине подъёма, когда ветер едва не сдул Тьярви и Домхильду в пропасть, отказался от этой затеи – выше было только хуже, а рисковать жизнями воинов на пустом месте он не желал. Оставался единственный, ещё возможный путь – взять южнее, обойти с юга хребет, выйти на дорогу, ведущую на Валтум, и уже оттуда лесом пробиваться через невысокий Лесной перевал в родную долину – обычно даже в самые снежные зимы он оставался проходимым. Не выгорит это – придётся в Равинбю дожидаться весны. - Сотник Хреин и пять его воинов тута уже два дня как стоят, - сообщила ему старостиха Нанна, когда Мьоллнир, выставив дозоры и отправив воинов топить баню, прежде всего озаботился вопросом перевала. – Он решил тута зимовать. Вы, можа, пройдете ещё, но поспешайте – ще пару деньков такого, - она махнула рушником в сторону двери, за которой выла метель, - и даже тама не пройдете. Однако, коли вы тут зазимуете, - усмехнулась она, - бабы против не будуть. - Завтра пойдём к перевалу, - решил Мьоллнир, - глянем, как тама. Его перспектива зимовать в Равинбю скорее радовала, чем печалила: горячая печка, бойкая, хозяйственная и ещё нестарая старостиха – чем плохо? А то, что после этой зимы у него родится ещё один ребёнок – так Нанна не Гормлейт, она знает, что такое растить детей без отца, и не откажется признать отцовство и принять помощь его рода. Да и Эйла с Видаром будут на виду. Но прежде чем заваливаться на зиму на печку в горячих объятьях старостихи, нужно всё же проверить, может, Лесной перевал ещё проходим. Гормлейт утром встала в мрачном настроении, и причиной этому были зима и вынужденное ничегонеделание. Зиму она любила только в детстве, когда они с мальчишками строили из снега крепости, обстреливали друг друга снежками и летали с горок на салазках и лыжах. А потом она выросла из детских забав и делать зимой стало нечего. Пока она ещё жила в родительском доме, мать заставляла её прясть, ткать и шить, и хоть она и ненавидела эту нудную бабью работу, она всё же скрашивала ей бесконечные зимние дни. Однако когда она переселилась в свой собственный дом, где её никто не принуждал к постылому ткачеству, она поняла, что просто сходит с ума. Она бы встала на лыжи и ушла в лес, но далеко и без надобности из поселения никого не отпускали, она охотилась – но не каждый же день. Ей пришла даже в голову мысль ткать – нудное, но разнообразие, но когда она представила, что мальчишки будут показывать на неё пальцем и насмехаться, что она, великий воин, взялась за бабью работу, она ужаснулась и отказалась от этой затеи. Она пробовала вышивать, но оказалось, что она не умеет этого делать: пальцы, привычные к мечу, держали иголку неловко, нитка постоянно рвалась, стежки выходили неровные, ткань коробилась. Несколько дней она помучилась с вышиванием и бросила – не её. Тренироваться с мечом или с луком – не с кем, да и не целый же день. И вот сейчас она отчаянно пыталась напустить на себя уверенный вид, а самой от тоски хотелось выть. На улице по-прежнему мела метель, да ещё и усилилась, так что ни о каком походе к перевалу не могло быть и речи, Фригг возилась у очага, дети играли у себя в углу, периодически начинали реветь, не поделив какую-нибудь игрушку, бабушка их привычно успокаивала. Дети Гормлейт раздражали, она старалась на них не смотреть, но не слышать их вопли она не могла. Хакон с утра взялся чинить кровать, которая совсем рассохлась и грозилась развалиться от малейшего толчка, дети бросили игру и побежали смотреть, а когда Хакон не видел – то и помогать. Молодая женщина пошла прогуляться по деревне и поискать остальных, но все были чем-то заняты. Мьоллнир с Ээрикке вёдрами вычерпывали воду с кусками льда из подвала старостихи, Несбьорн с Йотунном в другой хате перестилали прогоревший пол, Домхильда зашивала рубаху и пела собравшимся около неё детишкам балладу о походах атморанцев на драккарах, Тьярви сидел за столом, читал книгу и время от времени что-то записывал на кусок толстой серой бумаги. В хате Гертруды она застала Кетиллёг и Феллдира. На скамье лежал малец, две женщины держали его за ноги и плечи, а на животе у него был небольшой разрез. Феллдир и Кетиллёг стояли рядом, и колдун, отогнув край разреза, показывал что-то травнице. - Вот он, видишь? - Вижу, - кивнула Кетиллёг, внимательно рассматривая что-то в ране, - и его надо вырезать? - Обязательно. Придержи края. Девушка раздвинула края раны, Феллдир сунул в разрез пальцы с зажатым в них маленьким скальпелем и вскоре вытащил оттуда похожий на жирного червяка красный кусок плоти длиной в пол-ладони. Малец – ему явно не было ни больно, ни особенно страшно – поднял голову, чтобы посмотреть. - Енто оно у меня болело? – с любопытством спросил он. - Оно, - кивнул колдун, бросая вырезанный кусок на подставленную заранее тарелку. Гормлейт, на которую никто не обратил внимания, поморщилась и поспешила закрыть дверь. Воины Хреина и сам Хреин, заметно хромающий, с лопатами и хохотом расчищали от снега деревенскую улицу, а метель за ними засыпала её опять. Вестгейр и Тандри совсем не по-воински играли в снежки с четырьмя детьми. Гормлейт какое-то время понаблюдала за ними, затем развернулась, пошла к дому, расчехлила лук, забросила за плечи колчан и вернулась на улицу. В овраг она решила не спускаться – за седмицу почти беспрерывных метелей там намело снега выше человеческого роста – просто пошла в конец огорода к ладно сбитому забору. Одна доска забора была чуть выше и шире остальных, её Гормлейт и выбрала в качестве мишени, примерилась, оценила силу ветра, отошла на семь саженей медленно вынула из колчана стрелу и наложила её на тетиву. Ветер довольно постоянный, дует почти всегда в одном направлении – да и не удивительно в овраге-то. Семь саженей, поправка на ветер. Молодая женщина взяла упреждение и выстрелила. Мимо больше чем на локоть, значит, упреждение нужно брать больше. Она прицелилась ещё раз, даже прикрыла глаза, чтобы почувствовать, где нужно остановиться. Наверно, здесь. Выстрел. Нет, теперь недолёт. Следующая стрела. Не просто пристреливаться, а чувствовать, какое должно быть упреждение. Выстрел. В цель, но… Гормлейт глубоко вздохнула, совершенно не заботясь о том, что ветер задувает ей снег за ворот осеннего кафтана. Выстрел, как и удар меча или копья не должен быть механическим, его нужно чувствовать: как меч или копьё – продолжение руки, так и стрела – продолжение её руки. Не выстрелить и гадать, попадёт или не попадёт, а точно знать, что попадёт. Молодая женщина закрыла глаза, прислушалась к себе, своим рукам, луку, затем медленно, очень медленно вынула из колчана стрелу, приоткрыла глаза и точно так же медленно натянула тетиву. Ветер бросал в лицо колючие снежинки, стыли пальцы. Здесь, здесь нужно остановиться. Плавно отпустить тетиву. В цель. Следующая стрела… Она вернулась домой только к обеду, спокойная и сосредоточенная. Стрельба из лука словно бы забрала всю злость, всё раздражение и всю тоску, что преследовали её с начала метелей. Даже беготня детей вокруг очага уже не трогала её, словно бы она происходила в другом мире. Гормлейт насухо вытерла лук и стрелы, проверила каждый наконечник, отцепила тетиву и положила лук на шкуру рядом со своим вещевым мешком. Горячая миска наваристых щей приятно согрела руки и нутро, а с сытостью накатила умиротворённость. Она сидела на шкуре около очага и лениво смотрела на огонь. Время от времени с противоположной стороны очага проносились то Эйла, то Видар, то оба вместе. Вьюга на улице стала как будто бы затихать, и Гормлейт подумала, что, может, они сегодня всё-таки пройдут перевал и доберутся до родного поселения. От этих мыслей её отвлек звук драки и последовавший за ней рёв Видара. Она машинально повернула к ним голову, чувствуя, что спокойствие и умиротворённость уже отходят, и заметила на груди у Видара бусину на шнурке, вывалившуюся из-под рубахи. В голове закопошились нехорошие подозрения. Над очень похожей бусиной, только не яшмовой, а агатовой, в предгорьях Фолкрита на двухдневном привале магичил колдун, и теперь та бусина висела на шее Агнара. Сердце взорвалось яростью. Гормлейт вскочила, метнулась к Видару, схватила его в охапку и, не обращая внимания на его истошный вопль, сорвала у него с шеи колдовской амулет. Мальчик вцепился в него с недетской силой и заорал так, что во дворе зашёлся лаем волкодав. Из чулана прибежала Фригг, Гормлейт вырвала из пальцев ребёнка бусину и швырнула Видара матери. - Как ты посмела?! – она едва удерживалась, чтобы не схватить Фригг за грудки и не приложить пару раз о стену. – Как ты посмела одеть на моего ребёнка эту проклятую штуку! Предательница! Она выскочила на улицу, со всей силы хлопнув дверью, чуть не сорвав её с петель. Глаза застилала чёрная пелена бешенства, она почти не видела, куда бежит. Опомнилась немного только тогда, когда испуганная Гертруда, в хате которой недавно были Феллдир и Кетиллёг, пролепетала, что колдун и травница давно ушли, а куда, она не ведает. Гормлейт помчалась к старостихе Нанне, около хаты которой застала всех воинов в сборе. Она молча выхватила меч и ринулась на Феллдира. Дальше произошло всё в мгновение ока. Колдун спокойно посмотрел на неё, затем кто-то перехватил её за запястье и вывернул из её руки меч, а напоследок её лицо обожгла оплеуха. Она-то и привела её в чувство. - Ты посмел колдовать в моём доме! – яростно процедила она, подступая к Феллдиру. Тот спокойно смотрел на неё, ожидая объяснений. Она швырнула ему в лицо амулет Видара. Колдун незаметным движением поймал его. - Ты посмел испоганить мой дом своим проклятым колдовством!.. - Это не твой дом, - холодно напомнил ей Мьоллнир, держа в опущенной руке её меч, - это дом твоей матери. - Это мои дети! – теперь она перенесла свой гнев на него. - Это не даёт тебе право подвергать опасности всю деревню, - сурово произнёс Хреин. - Здесь жрецы не ходят, - она цедила сквозь зубы, - или ты хочешь сказать, что среди нас найдётся предатель? - Жрецы, - нахмурился Хакон, - могут найти деревню и без предательства. Валтум всего в двух днях пути отсюда. А в полудне пути – оживлённый тракт. - Тебя не спрашивают! – рявкнула на него сестра, подскочила к Феллдиру, вырвала у него из рук злосчастный амулет и сунула его под нос сотнику. – Это ты сказал его сделать? - Да, - в голосе Мьоллнира звучал лёд, - я. Потому что я не хочу, чтобы однажды пришли жрецы и забрали Видара. - Жрецы сюда не придут! – зло припечатала она. – А если тебя это так тревожит – иди и убей его! - Ты хочешь признать меня его отцом? Она запнулась. У неё самой не поднималась рука убить ребёнка, а если бы его убил Мьоллнир, она бы этого не видела. Так, было двое детей в доме, стала одна Эйла. Но если она сейчас признает Мьоллнира отцом, это будет равносильно, как если бы она это сделала на тинге – два десятка воинов свидетелей, которые подтвердят на тинге её слова. И род Мьоллнира получит право на Видара. Но Мьоллнир не убьёт его – оденет на него этот проклятый амулет и заберёт в свой род. - Нет, - холодно сказала она, - это не твой ребёнок, и ты не имеешь права вмешиваться в дела моей семьи и моего рода, - она размахнулась и изо всех сил швырнула бусину в лес на краю оврага. Ей хотелось его раздавить, но она знала, что камень, да ещё на снегу она раздавить не сможет. - Гормлейт, - негромко и почти спокойно произнесла Кетиллёг, делая шаг вперёд, - ты понимаешь, чем ты рискуешь? - Я ничем не рискую, - всё так же холодно ответила она. – И не вмешивайся в дела, которые тебя не касаются. - А ты помнишь Хёггате? Гормлейт на пятках развернулась к ней. - Я. Помню. Хёггате! – отчеканила она. – И это не твоё дело! Наступило молчание. - Мои воины все здесь? – Мьоллнир оставил бессмысленную ссору. – Детей только нет. - Агнар и Агвид, - сообщила Домхильда, - у горшечницы. - Дык что, тут их кидаем? – почесал бороду Несбьорн. - Кому? – возразила воительница. – Тут в каждой хате своих по выводку, чтобы ещё чужих им кидать. С собой треба брати. - Добре, - кивнул Мьоллнир. – Кетиллёг, ходи забери их. Остальные – собираемся и выходим. Можа, пока метель улеглась, перевал пройдём. - Воеводе передавай, что мы тута зимуем, - напомнил Хреин. - Ясное дело, передам. Воины начали расходиться. Мьоллнир швырнул под ноги Гормлейт её меч и, не глядя на неё, скрылся в хате старостихи. Молодая женщина подняла оружие, обтёрла его и убрала в ножны. «Вот увидишь, ничего с Видаром не случится! Жрецы Равинбю не найдут!» Но на душе было пусто и тяжело.