Священная война

- Мы опоздали! - Жрецы нас уже ждут? - Не, дракон сделал за нас нашу работу! - Можа, он и сдох заодно? - Жди, как же. Вона летает, тольки что на головы не гадит. Семеро воинов вползли на вершину скалистого холма и залегли под прикрытием кустов жимолости. Храм внизу, зажатый на крошечном плато между двумя скалами, уже только дымился, соломенные навесы и деревянные надстройки на стенах превратились в пепел, среди которого можно было с трудом угадать обгорелые трупы. Само здание храма выстояло, однако лишилось части крыши и одного угла, сквозь пролом было видно, что внутри храма ещё что-то тлеет. - Драконьих душ я не чую, - прислушался к себе Феллдир, глянул на кварц – тот едва голубел, а затем выпустил поисковое заклинание. - Магов в храме нет, - вынес он вердикт. – Маги дальше, я бы сказал, за той скалой, где дракон летает. - Тама ещё один храм, - сообщил проводник Бруно, - таки жа мелкий. - Значит, полезли тот брать, - решил Мьоллнир. - Эк тебе неймётся, сотник, третий храм за сегодня. - Коли можем брать, нужно брать. В Фолкрите действовать приходилось быстро и предельно осторожно. Храмов в гористом лесном Фолкрите насчитывалось за сотню – притом что во всём остальном Скайриме их было от силы триста. Стояли они плотно, иной раз из одного храма можно было видеть два или три ближайшие, поэтому захватывать каждый храм приходилось очень быстро и очень аккуратно, чтобы не заметили соседи, а если заметили – чтобы не успели прийти на помощь. А потом так же быстро уходить. Заклинания слежения и предупреждения здесь висели на каждой дороге, а вблизи храмов опутывали и деревья. А вот крупных нордских селений здесь было мало, всё больше охотничьи заимки, небольшие хутора да пасеки пчеловодов. Лишь по берегам озера Илиналта теснились бедные рыбацкие деревушки и лесопилки. Причин этому было много – и крайне неровный рельеф, не позволявший распахивать большие поля, и частые сели после дождей, обвалы после землетрясений и лавины после снегопадов и оттепелей. Свою роль сыграло и наличие огромного числа жреческих храмов, хотя даже старожилы затруднялись сказать, что было первично: то ли жрецы пришли сюда первыми, и норды предпочли занять менее урожайные земли, но подальше от угнетателей, то ли жрецы потому и пришли, что норды по каким-то причинам обходили Фолкрит стороной и не докучали жрецам своим соседством. Лето уже заканчивалось, а количество захваченных храмов приближалось к тридцати – невиданное доселе количество. Могло быть и больше – храмы были сплошь мелкие, в трети из них помимо верховного жреца жили всего один или два младших, столько же послушников да с десяток стражников – но приходилось тщательно наблюдать, чтобы их не выследили жрецы. При такой плотности храмов засветиться было легче лёгкого, меры безопасности у повстанцев были жёсткие – без разрешения Феллдира нельзя было ступить ни шагу, на охоту ходили только в его сопровождении, чтобы не влететь ненароком в магическую сеть, отходить от лагеря более чем на пять шагов запрещалось, про песни и громкие разговоры у костра пришлось забыть. Один раз они едва ушли от облавы – дюжина жрецов да раза в три больше стражников уже взяли их в кольцо, и спасло их знание Бруно местности да решительность Мьоллнира: Бруно провёл их вершинами покрытых лесом скал к очередному небольшому храму, который сотник приказал брать быстро и без какой-либо подготовки. Феллдир лишь прикрыл воинов магическим щитом, чтобы их не сожгла защита храма, после чего они вскарабкались на стены, вырезали стражу, шесть воинов остались переодеваться в стражников, остальные восемнадцать ринулись зачищать храм. В битве погибло трое воинов, хотя обычно при нападении на столь маленькие храмы погибших не было, но захвачен он был в рекордные четверть часа. А пока воины расправлялись с последними жрецами, облава подошла к стенам храма и спросила, не видели ли они мятежников, на что переодетые стражниками воины указали направление на юг. Риск был огромным, потому как среди загонщиков могли оказаться жрецы или стражники этого храма и увидеть чужие лица, но иного выхода не было. Однако обошлось, облава ушла, а повстанцы смогли перевести дух. Помимо почти тридцати храмов, уничтоженных и частично разрушенных повстанцами, был ещё с десяток, брошенных жрецами. Видимо, напуганные размахом, они оставляли свои храмы и переселялись в другие, относительно крупные центры диоцезов, и повстанцам оставалось лишь их разрушить, чтобы жрецы потом не могли в них вернуться. Разрушение было ещё более сложной задачей, чем снятие магической защиты. Тонкие стены можно было разбить молотами, которые повстанцы специально носили с собой, изредка над храмом нависали скалы, от которых можно было отколоть кусок и сбросить на него. Но чаще всего стены храмов были толстыми, и тогда основная часть работы ложилась на плечи Феллдира и Тьярви – один из них в течение длительного времени замораживал стену, затем второй направлял в неё мощный поток огня, после чего воины изо всех сил лупили стену молотами. Три храма пришлось обойти, хотя они лежали очень удобно, прямо просились, чтобы их взяли – но там Феллдир обнаружил всё ту же неизвестную стихию в плетении. Как ни странно, теперь он её видел – едва-едва, на грани зрения – но она уже не была пустым местом. Серые нити вплетались в разноцветную ткань защиты, но при этом производили впечатление чего-то чужеродного, словно бы привнесённого извне и уже после того, как была создана остальная защита. Что это такое, и каковы свойства этой стихии, Феллдир не понимал, а потому предпочитал не связываться с ней. А к концу лета заметно возросло количество драконов – если весной летучую рептилию замечали раз в седмицу, то теперь не проходило и дня, чтобы крылатая тварь не пролетала у них над головами, к ним уже привыкли, как к птицам, и даже гадали, где их гнёзда и какова на вкус яичница из драконьих яиц. Мясо драконов было невкусным и ядовитым – его пробовали ещё после боя у перевала Холодных Скал и после небольшого кусочка смельчаки два дня мучились животом. Правда, Феллдир сильно сомневался, что у драконов есть гнёзда и кладки. И драконы изменились. То, что они стали мельче, это заметили все – те, с которыми им пять лет назад пришлось биться у перевала Холодных Скал, были в два раза крупнее – но помимо этого у них изменилась аура. Раньше в магическом зрении она выглядела тёмно-серой, теперь же она стала чёрной, как аура старших жрецов. И ощущения от близости драконов стали иными – к драконьей сущности словно бы примешалась человеческая. Объяснить это явление он не мог, но некоторые сопоставления вызывали тревожные мысли и догадки. Однако подтвердить их было нечем. И вот сейчас, лёжа на вершине холма, Феллдир до рези в глазах вглядывался в парящего над скалами дракона. Небольшой, с длинным хвостом и непропорционально большими крыльями, с двумя рогами на голове. У Феллдира чесались руки сотворить магическую линзу и рассмотреть его получше, но у него были подозрения, что драконы реагируют на магию, поэтому он боялся привлечь его внимание и вглядывался так. По бокам у него проходили две красные полоски, а на хвосте было пятно грязно-жёлтого цвета, по форме напоминающее цветок драконьего языка. - Эка, вои, глядите, - хмыкнул Несбьорн, засовывая в рот горсть горьковатой жимолости, - дракон и той храм за нас сожгёт. - И отлично, - отозвался Мьоллнир, наблюдая, как дракон выпустил столп огня по чему-то, что заслоняла скала, - у него это получается лучше, чем у нас. - Кабы они ещё деревни не жгли, - посокрушался Йотунн, - цены б им не было. Да, драконы не делали выбора между храмами и деревнями – воины уже видели возле озера Илиналта сожжённую рыбацкую деревеньку. Рыбаки, успевшие разбежаться при появлении дракона, как один утверждали, что их не за что было жечь. Был у них магический ребёнок – осенью прибился к ним, сказал, родители его утонули при шторме, а когда весной пришли жрецы, его отдали им – всё одно неизвестно чей, да и сопротивляться троим жрецам им не по силам. И подати платили исправно, и за околицей у них всего один повешенный болтался – недостаточно низко поклонился жрецу, а потом и согрубил ему. Так что жрецам ни к чему было жечь их деревеньку… И ладно бы такая деревня была одна, но весенняя разведка показала, что таких селений, сожжённых ни за что, ни про что, за зиму в Скайриме набралось пять – и это только те, которые лазутчики видели своими глазами. Слухи доносили ещё о трёх, которые не удалось проверить, итого – восемь. Были, конечно, и сожжённые храмы – четыре мелких и один центральный диоцезный – от Тельятоппа[11], в котором проживало в сумме более тридцати жрецов, остались только руины и обгорелый скелет дракона на них. Окрестные жители рассказали, что дракона было два, и они почти сутки кружили над храмом, пока не разрушили его практически до основания. Спасся ли кто из жрецов, селяне не знали – они сидели по пещерам в окрестных горах и им было не до возможных беглецов из храма. Что за перемена произошла с драконами, Феллдир не понимал. Раньше они строго подчинялись верховным жрецам и Алдуину, а сейчас вдруг отбились от рук. Или они получили приказ жечь селения без предъявления обвинения? Сомнительно. Ладно – деревни, это ещё можно понять, но зачем жечь храмы, где живут драконосозданные, над жизнями которых Алдуин трясётся? Или это не Алдуин, и в войну вступила какая-то третья сила, которая воюет и против жрецов, и против простых нордов? Но кто это может быть? Даже нет – кому такое может быть под силу? Глубинным или снежным эльфам? Да неизвестно вообще, существуют ли они. Аэдра или даэдра? Кто их знает. Или сами драконы взбунтовались? Или Алдуин решил отказаться от идеи возрождения драконьей расы через драконосозданных и просто уничтожить человечество?.. Дракон с красными полосками, похоже, закончил жечь храм, взмыл выше и пролетел над затаившимися повстанцами, едва не касаясь их брюхом. Воинов так и подмывало всадить в его не защищённое чешуёй брюхо секиру, но поблизости могли быть жрецы, а привлекать их внимание было опасно, и поэтому все молча пропустили дракона, даже Гормлейт не высказалась в привычной язвительной манере. Она вообще после похищения Видара вела себя непривычно тихо, почти всё время молчала и за всё лето ни с кем не поругалась. Она перестала цепляться даже к Феллдиру, ни разу не напомнила ему о его прошлом и – самое невероятное – лишь слегка морщилась, когда он применял магию. Дракон уже пролетел над ними, но тут случилось непредвиденное – на холм, под которым прятались их остальные товарищи, взбежал лось, и дракон тут же плюнул по нему огнём. Даэдра бы с лосём – сам дурак, что вылез – но струя огня попала бы и по воинам, затаившимся под холмом. Разбегаться было некуда – с двух сторон поднимались скалы, с одной – заросший переплетённым кустарником проход, и с четвёртой – каменистый склон холма, по которому и потёк огонь. Феллдир в последнее мгновение выбросил вперёд руку с защитным пассом и выкрикнул заклинание щита, накрывая им воинов под холмом. Абсолютно непроницаемым щит не был, и огонь достал воинов, опалил им лица и волосы, но никого не сжёг, зато магия привлёкла внимание дракона. Тот сделал крутой вираж, высматривая внизу её источник, заметил семёрку лазутчиков и изрыгнул на них струю огня. Феллдир бросил ему навстречу поток воды, потушившую огонь и превратившуюся в кипяток и пар, а Мьоллнир крикнул, срывая с плеча лук: - Лучники! Залп стрел вонзился в крылья дракона, Мьоллнир выругался – все должны были стрелять по левому крылу. Такая тактика возникла ещё несколько лет назад – если при появлении дракона звучала команда лучникам, то они должны были целиться в левое крыло, чтобы быстрее его порвать и вынудить дракона сесть на землю. Но первые же тренировки показали, что больше половины воинов не различают право и лево. Нет, если дать им время подумать, они вспомнят, в какой руке держат щит, и сориентируются, но проблема в том, что в бою этого времени нет. К тому же в бою мало того, что нужно быстро вспомнить, где лево, но ещё и сообразить, где лево у дракона, и вот сейчас выяснилось, что с этим большие проблемы. Из-под холма, пущенный из пращи, вылетел камень и ударил дракона в левое крыло, вслед за ним на это же крыло обрушилась целая лавина камней. Полёт дракона потерял уверенность, он стал заваливаться на левый бок. Лазутчики вновь выпустили по нему стрелы, а затем Хакон с силой метнул копьё, которое вонзилось прямо в кость, поддерживающую крыло. Кость хрустнула, и дракон рухнул на землю, с треском сминая собою кусты и своё же крыло и ломая рога лося. Зарычал, окатил лазутчиков огнём, на что Тьярви выставил магический щит, а Феллдир ударил силовой волной, которая смела драконий огонь и вернула его дракону. Кожа на его морде зашипела, тварь пронзительно взревела и попыталась зубами дотянуться до обидчиков. Йотунн живо отпрыгнул в сторону – и скатился с холма, а Гормлейт отбросила лук, выхватила из ножен меч, метнулась к дракону, в невероятном прыжке вскочила ему на голову и, как два года назад Хакон, вонзила его по самую рукоять ему в глаз. Рёв стал слабее, дракон в последнем усилии повернул голову к Феллдиру и встретился с ним тускнеющим взглядом. … Он, с зубчатой короной на челе и в торжественном королевском одеянии, восходит на драконий трон Бромьунара, и жрецы всего Скайрима преклоняют перед ним колени. И сам Алдуин посвящает его в сокровенные знания древнейшей и могущественнейшей расы драконов, равной которой в Нирне нет и не будет. И вот он одним мановением руки сметает войска снежных эльфов, посмевших подняться против священной власти драконьих жрецов… Удар в челюсть выкинул его из транса. - Нормально? – серьёзно спросил Хакон. - Да, - сипло проговорил Феллдир, приходя в себя. – Спасибо. Дракон ещё едва подёргивал хвостом и крыльями, а Гормлейт торжествующе извлекала меч из его глаза. Феллдир подошёл поближе, осматривая уничтоженную тварь и стараясь на всякий случай не смотреть в его потухнувший глаз с размытым вертикальным зрачком. Мелкий, костистый, чешуя тонкая, хотя твёрдая – меч или копьё её не проломит, две красные полосы по бокам, жёлтое пятно на хвосте, два небольших рога, причём правый рог короче и толще левого. Под горлом небольшая полоска более тёмного цвета. И неотступное ощущение чего-то человеческого, словно бы к его драконьей сущности примешивалась человеческая, причём слитая с ней в неразрывное целое. А в магическом зрении его аура была чёрной с редкими размытыми нитями тёмно-серого. Один к одному аура старшего драконьего жреца… По слухам, которые он запомнил, ещё живя в храме, старшие жрецы умели оборачиваться драконами. Один раз он даже подсмотрел этот процесс, и это точно были не иллюзия и не розыгрыш. Старшего жреца Гайнкеля к этому готовили долго, на несколько седмиц поселили в крипте, где он постоянно медитировал и постился, после чего его привели на ритуальную площадку за храмом, и сам Алдуин провёл над ним длительный ритуал с песнопениями на драконьем и смешиванием своей крови и крови жреца. И после этого прокричал что-то на драконьем, и Гайнкель медленно принялся оборачиваться драконом. Дракон получился очень маленьким, даже меньше того, которого они сейчас уничтожили, и взлетел… Феллдиру повезло, что за подглядыванием его застал Йолмир, а не Арбруник или кто-нибудь из других жрецов, иначе ждала бы его смерть на месте. Йолмир самолично всыпал ему двадцать плетей материализованной тут же плёткой, а затем полчаса читал эмоциональную лекцию, сути которой Феллдир не уловил, хотя слушал очень внимательно и пытался понять. Через полчаса Йолмир замолчал, посмотрел на разинувшего рот младшего жреца, махнул рукой и со словами: «Ты всё равно ничего не поймёшь», посадил себе на плечо своего ворона и пошёл. Феллдир опомнился, бросился за ним и спросил, обернётся ли Гайнкель назад в человека. Йолмир рассердился и со словами: «Я же тебе это только что вдалбливал!» всыпал ему ещё десять плетей, после чего в сердцах бросил: «Нет, он больше человеком не станет, сил не хватит, так тебе понятно, тупая твоя голова?» Феллдир истово закивал, и Йолмир ушёл. Больше Гайнкеля он никогда не видел. Неужели теперь Алдуин массово обращает старших жрецов в драконов? Но зачем тогда они жгут собственные храмы? Да и против повстанцев старший жрец опаснее, чем такой небольшой дракон… Второй храм дракон успел сжечь, от него, как и от первого, остались лишь дымящиеся руины. Повстанцам там делать было нечего. Феллдир вычеркнул с карты ещё два храма. - Смотри, - Хакон сел рядом с ним и подтянул к себе карту, - вот здесь, - он показал пальцем, - мы захватили уже все храмы. Вот центральный храм диоцеза, Ропвинд[12]. С севера и востока храмов уже нет, и жрецы в тыл к нам не выйдут. Мы можем его взять? - Воинов мало, - сразу отмёл идею Мьоллнир и пояснил: - Туда не меней сотни нужно, а нас всего две дюжины. - А сходить за подкреплением? – с невольной надеждой предложила Гормлейт. Только в центральных храмах диоцезов были документы обо всех жрецах, послушниках и стражниках диоцеза. И только там они могли найти сведения о том, куда отправили Видара. Видар снился ей почти каждую ночь в тяжёлых и гнетущих снах. То его увозили под самым её носом в Бромьунар, а она не успевала его догнать и отбить. То они находили его только через несколько лет, и он им заявлял, что он жрец и навсегда останется жрецом, а не пойдёт к нордскому быдлу. То его пытали и на её глазах приносили в жертву Алдуину, а ребёнок надрывно кричал, и она просыпалась от этого фантомного крика. Неужели она всю оставшуюся жизнь будет просыпаться от крика сына, которого она по сути своими руками отдала проклятым жрецам?.. - Подкрепление в Фолкрите негде прятать, - степенно отозвался Хакон. – Даже две дюжины воинов не везде пройдут, чтобы не попасться на глаза жрецам. Мы потому и вычищаем Фолкрит от мелких храмов, чтобы в следующем году можно было прийти с сотней или даже двумя и взять диоцезные храмы. Молодая женщина сцепила руки так, что побелели костяшки. Только в будущем году… Она знала, что сначала нужно избавиться от мелких храмов, понимала, что лезть в большие ещё рано, но надеялась, что хотя бы к осени они смогут захватить хотя бы один храм. Но уже конец лета, а они уничтожили только двадцать девять храмов. А в Фолкрите их почти сотня. А если точнее – семьдесят два тех, у кого на эмблеме есть две косые линии. - Можно попробовать проникнуть в храм незаметно, - спокойно предложил Феллдир, не взглянув на неё, поэтому и не увидев вспыхнувшую на её лице надежду. – Но не в Ропвинд. Он стоит на вершине горы, в основном вырезан в горной толще. Лес растёт только у подножия, и между входом в храм и лесом – скалы с южной стороны хребта и голый склон с северной. - И тайных выходов там нет? – Несбьорн сунул в рот горсть жимолости. - Должен быть как минимум один. Вполне возможно, что он кончается в каком-нибудь ближайшем храме. Но жрецам с храма местность должна хорошо быть видна, а мы не сможем прочесать местность и ни разу не выйти на открытое пространство. - Риск не оправдан, - согласился Мьоллнир, тоже обрывая с куста горьковатые ягоды жимолости. – Тогда как насчёт Спёкеплато[13] или Крокигвегга[14]? - Крокигвегг проще будеть, - сунул пятерню в бороду Бруно. – Низко в долине, лес кругом… - И шестая стихия в магической защите, - покачал головой Феллдир. – Я не рискну иметь с ней дело. Причём здесь она была не добавлена после создания основной магической защиты, а однозначно вплетена при её создании, что говорило о том, что верховный жрец храма владеет этой стихией. Пять лет назад верховным здесь был Смолинснел, но уже тогда он был старым, и его аура потеряла последние тёмно-серые нити и стала полностью чёрной, что говорило о том, что смерть его уже недалеко. Вряд ли он мог прожить пять лет. Значит, верховный жрец поменялся, и кто им стал, неизвестно. Тогда не верховный жрец ли Крокигвегга вплетает нити шестой стихии в защиты других храмов? Но какой же мощью он должен обладать, чтобы помимо защиты своего храма поддерживать защиту ещё нескольких, удалённых от него на десятки лиг? Феллдир знал только одного человека, чья сила не имела себе равных, - Йолмира, но вряд ли Йолмир перебрался из Фолгунтура в Фолкрит. Хотя кто знает. Он был не от мира сего, и о мотивах его поступков иной раз можно было только догадываться. - Тогда Спёкеплато, - Бруно почесал бороду. – Тама и лес, и скалы проходимые. Да и храмов не так много. - А защита? – Хакон глянул на Феллдира. - Обыкновенная… Мьоллнир, нужно ещё захватить какой-нибудь храм из диоцеза Крокигвегга. - Зачем? - Мне нужно знать имя верховного жреца Крокигвегга. - Тама много храмов, - Бруно вытащил из бороды репейник, - любой можно брати. - Возьмём, - согласился Мьоллнир. *** Хакон сидел, привалившись к корням дуба и смотрел на пламя костра. Уже близилась ночь, солнце спряталось за горы, и по земле пролегли сырые тени. В воздухе зазвенела мошкара, потянуло свежим воздухом после дневного солнцепёка. Воины сидели по склонам оврага, в котором они устроили привал. Кто-то дремал, кто-то латал рубаху, кто-то чистил оружие или кожаный доспех, Вестгейр чинил щит. Несбьорн, дежурный сегодня, помешивал варево в котелке, Йотунн держал над огнём рёбрышки горного козла. Хакон закрыл глаза, привычно вслушиваясь в лесные запахи. Вот ухнула сова – настоящая сова, а не дозорные, где-то вдалеке прошлёпал лось, прохрюкал кабан, ветер зашелестел кронами деревьев. Ветер слабый, значит, погода пока портиться не будет. А потом звуки стали доноситься словно издалека, а когда он открыл глаза, то увидел, что сидит, привалившись к валуну, перед ним колосится небольшое поле пшеницы, а вокруг простирается холмистая степь. Юноша встал, ухватил рукой колос, сорвал его. Колос пахнул соломой и молоком. Жать уже пора, скоро зерно начнёт сыпаться… Это был сон, он знал, но хоть во сне можно заняться любимым делом – сажать и собирать хлеб. Хотя бы здесь можно подержать в руке серп, или косу, или грабли, хотя бы здесь можно идти за плугом и бросать в тёплую землю зёрна, а потом наблюдать, как из них проклёвываются молодые зелёные ростки. Плуг вместо меча, уборка хлеба вместо убийства врагов, вечер на завалинке своего дома, а не в военном лагере в горах. Если начинают сниться такие сны, значит, он устал. Он всегда уставал к концу боевого лета. Хакон не любил убивать, это было несправедливо. У каждого человека свой путь, каждый человек приходит на землю, чтобы выполнить определённый долг или выучить определённый урок. А убийство прерывает исполнение этого долга, и человеку снова придётся родиться на земле, чтобы продолжить то, что ему не дали сделать в прошлой жизни. А ведь у него могла быть иная судьба и иные цели, а приходится снова учить старый урок, прерванный чьим-то ударом меча. Но освободить Скайрим, никого не убивая, невозможно. Значит, нужно убивать, снова и снова прерывать нити чужих судеб, чтобы его дети и внуки могли распахивать поля и сеять хлеб. Пусть не на их руках, а на его будет кровь, и на его душе – ответственность перед теми, чей путь на земле он насильно прервал… Хакон потрогал пальцем мелкие зубцы серпа, захватил мозолистой рукой несколько колосьев и одним чётким движением срезал их под корень. Пахло нагретой на солнце соломой, в высоком чистом небе раздавались звонкие трели жаворонков. Где-то далеко остался лесистый Фолкрит, военный лагерь, где он спит под дубом, залитый горем и кровью Скайрим… Хакон разогнулся, вытер рукавом пот со лба и заметил высокую женскую фигуру на холме. Женщина что-то несла на руках, она была одета в длинный зелёный сарафан, а голову вместо селянской косынки покрывала длинная белая шаль. Когда женщина приблизилась, он увидел, что на руках она несёт, прижимая к себе, маленького ребёнка. Юноша отложил серп и поспешил к ней. Женщина донесла ребёнка до поля, уложила его на пшеницу и склонилась над ним. Когда Хакон подошёл к ней, он признал в ребёнке своего племянника. Видар то ли спал, то ли был без сознания, его худенькое тельце сплошной коркой покрывали шрамы и синяки, дышал он тяжело и прерывисто, всхлипывая сквозь сон. - Пусть полежит здесь, - мелодично произнесла женщина, и колосья пшеницы качнулись в такт её словам. – Земля, возделанная с любовью, даст ему сил. - Кин? – юноша попытался рассмотреть лицо женщины. Та подняла голову и улыбнулась. - Матушка… Фригг была молодой, статной, её золотые косы струились по спине, а глаза смотрели мудро и сострадательно. - Он не выдержит долго, - она посмотрела на внука. – Его магия слишком человеческая, чтобы вынести гнёт драконьей магии. Я поддерживаю его, как могу, но я не всемогуща, чтобы противостоять силе драконов. - Где он? Матушка, где его искать? - У Мирака… - Хакон, продирай глаза, а то мы всё мясо сожрём! Юноша открыл глаза. Пока он спал, почти стемнело, а воины столпились около костра, с вожделением глядя на прокопченные рёбрышки, которые Йотунн срезал с палочек, на которых они жарились. Хакон осмотрелся. Феллдир сидел в стороне и просматривал бумаги, захваченные сегодня из очередного мелкого храма. - Феллдир, кто такой Мирак?.. *** С Мираком Феллдир знаком не был, но наслушался о нём немало во времена своего жречества. Его нордского имени никто не знал, он сам в храме выбрал себе драконье имя, заявив, что оно принадлежит ему по праву. Откуда он взялся и какого он рода, тоже было неизвестно. Говорили, что он, как и Йолмир, сам пришёл в храм и заявил, что хочет быть жрецом, говорили, что он учился весьма охотно и старательно и годам к двадцати, уже став младшим жрецом, превзошёл всех своих учителей. Он набивался в ученики к Йолмиру, но тот почему-то отнёсся к нему настороженно, хотя всегда сам выискивал себе наиболее одарённых учеников. Почему – одному Йолмиру ведомо. Мирак вроде как утверждал, что Йолмир испугался его знаний и не захотел, чтобы его ученик затмил его своими умениями и знаниями, но Феллдир в этом откровенно сомневался – не тот человек был Йолмир, чтобы переживать из-за того, что кто-то добьётся больше, чем он. Его не интересовало, что знают и умеют другие. Его интересовало только, что знает и умеет он сам. На момент бегства Феллдира из Фолгунтура Мирак ходил уже старшим жрецом, но почему-то не сменил себе имя, хотя когда в старшего жреца вселяют душу дракона, жрец получает и имя того дракона. Йолмир как-то во время одного из занятий мимоходом упомянул, что «Мирак» и есть имя его дракона, скривился, ни за что велел всыпать одному из учеников десять плетей, после чего как ни в чём не бывало раздал всем новые задания и принялся объяснять, как их выполнять. Именем «Мирак» были подписаны распоряжения из центрального храма диоцеза Крокигвегга. И на Крокигвегге стояла магическая защита, в которую была вплетена шестая, неведомая Феллдиру стихия… *** Феллдир молчал. Молчал и Хакон, молчал и присевший рядом с ними Мьоллнир. Молчала Гормлейт. - Рискнём? – наконец нарушил тяжёлую тишину Мьоллнир. - Я не знаю той стихии, - прямо ответил Феллдир. - Можно потренироваться, - предложил Тьярви. – Взять мелкий храм, где вплетена эта стихия. Феллдир посмотрел на него: - Я не чувствую той стихии и никак не могу воздействовать на неё. А кроме этого, - его взгляд потемнел, - я уверен, что это ловушки. Не зря шестая стихия вплетена именно в те храмы, которые проще всего взять. Которые прямо просятся, чтобы их взяли. Я привык доверять своему чутью, и оно воет, чтобы мы не трогали их. Воины помрачнели. - Сотник, - он повернул к нему голову, - если ты прикажешь… - Нет, - тяжело, против собственной воли отказался Мьоллнир. – Я не прикажу брать храмы с ловушками. Гормлейт неверяще уставилась на него. - То есть ты отказываешься, - севшим голосом переспросила она, - от спасения собственного сына?! Мьоллнир сжал кулаки и ответил холодно и яростно: - Как видеть Видара и Эйлу, так я не отец. Как защитить Видара от жрецов, я не отец. А как спасать его из храма, в который он попал по твоей глупости, то я вдруг стал отцом! - Что-то изменится, - со сдерживаемой яростью спросила она, - если я признаю, что ты его отец? Она готова была сейчас и на это. Она готова была сейчас на очень многое, только чтобы вытащить Видара из храма. Пусть мёртвым – это лучше, чем участь стать жрецом. - Ничего не изменится, - жёстко отрезал Мьоллнир. – Между жизнью одного ребёнка, пусть и моего сына, и жизнями многих воинов, за которых я ответственен, я выберу жизни воинов. Я сотник, и я не в праве жертвовать воинами в угоду собственной прихоти. - Ты бесчувственная скотина! - Сестра, - сурово произнёс Хакон. – Мьоллнир заботился о твоих детях. Он приносил матушке еду, детям игрушки. Он поставил ей хату и хлев и сколотил мебель. Он привёл к ней козу, чтобы у них было молоко. Он приказал Феллдиру сделать для Видара амулет, чтобы его не нашли жрецы. Ты же отдала матушке Видара и Эйлу и ни разу ничем ей не помогла. И ты выкинула амулет Видара. Почему же теперь ты обвиняешь его, когда он между личной выгодой и долгом выбирает долг? Мы все клялись Шору ставить долг перед народом Скайрима выше личных чувств. Почему ты обвиняешь его за то, что он сейчас остался верен клятве? И каждое слово било точно в цель. Хакон всегда знал, куда бить… - А если, - она почти не слышала, что говорила, - он у нас мог стать магом? И как маг сражаться против жрецов? – она с отчаянной решимостью в упор посмотрела на Феллдира. Тьярви поражённо присвистнул. Чтобы Гормлейт сама предложила отдать собственного сына в маги – эт точно что-то ей в голову ударило. - Я не возьму его в ученики, - без эмоций, ровно ответил Феллдир. – Он намного сильнее меня. Если в нём проснётся магия, у меня не хватит сил сдерживать её и контролировать. Гормлейт вскочила, хотела бросить им в лицо обвинение в том, что они предатели, или изверги – она сама не знала, что кричать, потому что в нордском языке не было слов, чтобы выразить все её эмоции, но поняла, что от ярости и отчаяния не может произнести ни слова. Она рыкнула, резко развернулась и бросилась в лес. В голове билась одна мысль – самой мчаться в Крокигвегг, самой спасать сына и плевать, что она погибнет. Но едва она, не видя дороги, сделала с десяток шагов, перед глазами встало видение. Она стоит на краю пропасти и уже заносит ногу, чтобы ступить в неё. А на дороге стоит Шор и сурово смотрит на неё. Гормлейт замерла, время остановилось. Она так и стояла на краю фантомной пропасти, занеся ногу для шага. Одно неверное движение – и она полетит вниз… Хёггате… Равинбю… Крокигвегг… Она не погибнет там. Её поймают и будут пытать. И она под заклинаниями, притупляющими сознание и развязывающими язык, расскажет, где селение повстанцев. И полетят десятки драконов жечь его, а потом придут сотни жрецов и найдут всех тех, кто прятался от огня драконов в подвалах и горных схронах. Второго боя у перевала Холодных Скал не будет. Будет резня у озера Карт-сьо. И жрецы с драконами там выйдут победителями. Один неверный шаг… Гормлейт отпустила эфес меча и бессильно опустила руки. - Ещё два шага, - негромко произнёс Феллдир, - и ты влетишь в сигнальное заклинание. Она вздрогнула и обернулась на его голос. Как оказалось, она успела отбежать достаточно далеко от лагеря, голоса воинов доносились издалека, вокруг было темно, и силуэт колдуна едва выделялся на фоне деревьев. - Видара можно спасти, - сжала она зубы. - Как? Она села на землю, там, где и стояла, и уронила голову на руки. - Что это за стихия, о которой ты всё твердишь? Почему одну магию ты можешь пройти, а эту вдруг нет? Феллдир ответил не сразу. - Я чувствую магию, - объяснил он после некоторого молчания. – Как ты можешь прикоснуться к любому предмету, потрогать его и, например, передвинуть, так и я могу прикоснуться к магии и воздействовать на неё. Я могу воздействовать на землю, воду, воздух, огонь и пространство. Но, например, радугу или северное сияние я могу только видеть, а сделать с ними не могу ничего. И эта шестая стихия для меня как радуга или северное сияние: видеть – вижу, а воздействовать – никак. - Но ты же не пробовал! - Пробовал. Не на храмах, в другом месте. Я не чувствую её. А кроме этого любая магическая защита замыкается на того человека, который её создавал. Все нити магической защиты храмов тянутся к верховному жрецу, а конец этой нити уходит вверх и обрывается. Так не бывает, заклинание должно быть замкнуто или на себя, или на артефакт, или на человека, который его создал. Незамкнутое, оно мгновенно распадается. Значит, нить непонятной стихии тянется к кому-то, и если я эту нить трону, кто-то это почувствует. Может быть, придёт из мира драконов Алдуин или другой дракон, а может, эта нить прилипнет к тому, кто её коснулся, и я не смогу её снять. И тот, кто её вплетал, отследит по ней, куда пошёл тот, к кому она прилипла. Может быть, у неё какое-нибудь другое действие – я этого не знаю. - Но ведь можно попытаться попасть в храм как в Грёнвегге. - В Грёнвегге при стройке использовали камни с развалин, которые были пропитаны магией, которая отталкивала от себя любую другую магию. Там нам просто повезло. В Фолкрите таких развалин я не видел, и сколько охотников не расспрашивал, они тоже таких не встречали. Он не стал объяснять ей, что неведомая шестая стихия и остатки непонятной магии, пропитывавшей гигантские развалины и у Грёнвегга, и у Седлового перевала, имеют один и тот же корень. Он на руинах всеми способами пытался почувствовать её и хоть как-нибудь её изменить – и потерпел неудачу. Серая магия отталкивала его магию, и даже стихия пространства, которая в теории должна была повлиять на неё, не оказала никакого эффекта. Но, возможно, медитации на тех развалинах позволили ему научиться видеть неведомую шестую стихию. Может быть, со временем он сможет её и чувствовать. Но не сейчас. - Видара всё равно можно спасти, - упрямо повторила Гормлейт. - Как? – всё так же спокойно спросил он. - Хакон же видел сон! Если мама просила спасти его, значит, есть способ! - Ты видишь этот способ? - Это ты у нас мастер на всякие придумки! - Хакон может ошибаться, и Видар не здесь… - Хакон не может ошибаться, - прервав его, твёрдо покачала головой Гормлейт. – Он никогда не ошибается. Как-то в детстве… Ему лет шесть было. Родители послали нас за грибами. В лесу было место, где всегда росло много боровиков. Мы пошли туда, а потом он остановился и сказал, что идти туда не нужно. Я спросила, почему, и он ответил, потому что сойдёт сель и накроет то место. Дождей давно не было, никакого селя быть не могло, и я сказала ему, чтобы он не придумывал, и потащила его туда. Она помолчала, глядя в темноту. - Это было в лесу, деревья замедлили поток, поэтому мы только вымазались и поцарапались. Но сель пришёл, как и говорил Хакон, и залил то место в лесу. Потом взрослые поднялись в горы и сказали, что горное озеро прорвало запруду. Гормлейт машинально сгребла ладонью сухую иглицу с земли. - С тех пор я Хакону верю. И если он говорит, что Видар у Мирака, значит, он там. Феллдир прислонился спиной к дереву: - Если верить сну Хакона, то Видар долго не проживёт. То, что Фригг ложила его на землю, чтобы он набрался сил, говорит о том, что у него ведущая стихия земля, причём с большим отрывом от остальных. А из магов с ведущей стихией земли мало кто живёт долго, для них храм и оторванность от земли – смертельна. - Предлагаешь бросить всё и ждать, когда он умрёт? Это не самый худший выход. Пусть умрёт – но не станет жрецом… - Я ничего не предлагаю. Я говорю как есть. - Лучше смерть, чем быть жрецом, это да, но… Неужели никак нельзя проникнуть в храм? - Я верю себе. Моя интуиция не раз спасала меня от крупных неприятностей и даже смерти. И сейчас она воет, чтобы мы и близко не подходили ни к Крокигвеггу, ни к тем храмам, где есть нить шестой стихии. Я пойду туда только в одном случае – если так прикажет сотник. - Он не прикажет, - в отчаянии покачала она головой. – Скажи, а вот если бы это был твой сын, ты бы тоже его так бросил, как бросил Мьоллнир? - У меня нет сына, - его голос прозвучал предельно спокойно, - поэтому я не могу сказать, как бы я поступил, - он оторвался от дерева, сделал несколько шагов по направлению к лагерю, остановился и обернулся: - Между теми осиной и берёзой, в двух шагах от тебя, предупреждающее заклинание. Если ты его тронешь, в одном из ближайших храмов будут знать, что здесь гости. Он ушёл. Гормлейт осталась сидеть на земле, сжав голову руками. Феллдир вернулся в лагерь и нашёл Мьоллнира сидящим на стволе упавшей ели. Рядом с ним стояли Хакон и Несбьорн. Когда он подошёл, Мьоллнир поднял голову и зло бросил: - Ты тоже будешь обвинять меня, что я бесчувственная скотина, что не могу предать восстание ради своего сына, да? Я должен предать Скайрим? Несбьорн закатил глаза. - Слушай, колдун, - попросил он, - наколдуй ты ему самогона покрепче, пусть напьётся и утихомирится. Никто его не обвиняет ни в чём, а он бесится. - Есть мысль, сотник, - вместо ответа произнёс Феллдир, помолчал и признался: - Ненадёжная, но других вариантов я не вижу. Мьоллнир ответил не сразу, он тяжело вздохнул, опустил голову, а когда поднял её, на его лице злость уступила место решимости: - Говори свою мысль. Лучше ненадёжная, чем никакая. ________________________________________ [11] Драконье логово Двуглавый Пик (Shearpoint) между Вайтраном и Виндхельмом. [12] Северный и Южный бастионы Кричащий Ветер на северо-восток от Фолкрита. [13] Пещера Каирн Холдира на юго-запад от Фолкрита. [14] Курган Придорожные руины на северо-запад от Фолкрита.