Таверна "Рваные удила"

       «Ингарст — чудо-город! Волшебные фонари Алирцев, чудесные Эльфийские кварталы, невероятные Пеленсовы конюшни! А чистота, а ароматы! Сегодня сам Пеленс обещал показать новый вид грифонов! Такого вы раньше не видели! Приходите к нам прямо сейчас и вы будете поражены великолепным зрелищем!» Примерно такие выкрики (с поправкой на то или иное «великолепное зрелище»), как я уже узнал, всегда можно было услышать на Площади Колоколов. И не то что бы я был с ними не согласен, но особой прелести в «новом виде грифонов», например, в упор не видел. С вежливой заинтересованностью на лице (наёмники тоже люди, помилуйте!) я шёл мимо торговых рядов и небольших цветастых шатров, изредка улыбаясь действительно любопытным фокусам. Быть может, где-то в городе этим поздним вечером и царила тьма, но сейчас на Площади веселье шло полным ходом. Ловко маневрируя между пляшущими парами и уличными чародеями, я, наконец, выбрался на довольно-таки тихую улицу. Конечно, людей хватало и здесь, но сравнения с балаганом, царящим при свете магических огней, эта часть города не выдерживала. Харчевни, мастерские и скромные лавчонки — вот что мог увидеть здесь любой прохожий. Более опытный взгляд нащупал бы пару притонов или публичных домов. И только истинный обитатель трущоб Ингарста мог увидеть всю подноготную этих улиц. К счастью или к сожалению, но я относился именно к прохожим. Сейчас же мне требовался ночлег. Следующим утром я твёрдо был намерен найти этот город на карте и проложить маршрут к столице, в последнее время предоставившей мне приют. А уж по прибытию домой буквально мечтал разыскать Веллора, Диэлина и всех участников той славной попойки, чтобы вытрясти из них ответы на свои вопросы, удовлетворив, наконец, жгучее любопытство. Трактир с говорящим названием «Сырная похлебка» привлек к себе моё внимание. Прислушавшись к ощущениям, я пришел к закономерному выводу, что сейчас мне вовсе не помешает подкрепиться, да и разузнать что-нибудь о городе заодно. Войдя в харчевню, заполненную едва ли на четверть, я с пониманием покосился на скучающего вышибалу. Шкафоподобный мордоворот внушал ужас одним своим видом, но в бою, скорее всего, был медлителен. От него можно не ждать угрозы, и я расслабился, с обывательским интересом оглядываясь по сторонам. Постоялый двор был, пожалуй, слишком чист, но мне это даже нравилось. Он явно был новым, поскольку дым и ароматы вина не успели пропитать его стены: в воздухе стоял приятный запах древесины и ощущались едва уловимые нотки эля. Пройдя через весь шумный зал, я оказался у стойки, за которой стояла полноватая женщина средних лет, деловито раздававшая указания мелким разносчикам. Судя по всему, бизнес был семейным: детвора была разновозрастная, чем-то неуловимо схожая между собой. — Вечер добрый, миледи. Какие очаровательные малыши у вас! Удостоившись рассеянной улыбки, сменившейся заинтересованным взглядом, я потрепал одного из мальчишек по вшивой светловолосой головке. Низкий грудной голос хозяйки источал крайнюю доброжелательность и благосклонность. — О да, они у меня молодцы! Покойный супруг этого уже не увидит. Состроив соответствующую случаю гримасу скорби, я вздохнул, не отводя от женщины глаз. Кажется, ей это льстило. — Соболезную. И все же вы со всем этим справляетесь! Поразительная стойкость! Она немного зарделась, с родительской строгостью шлепнув одного из малышей, путавшихся под ногами. — Это всё дети, сама бы я ни за что не удержала бы трактир на плаву. — Но вы процветаете! — Я обвел зал рукой, пряча лукавую улыбку. — И я жажду попробовать ту самую сырную похлебку, о которой все говорят. Конечно, я ничего не слышал ни о какой похлебке, но расположить к себе эту трактирщицу было делом простым и полезным. Она, будто бы зардевшись, остановила девчонку лет десяти, куда-то несущую плошку, полную ароматной тягучей похлебки. И эта, без сомнения, аппетитная смесь досталась мне. Поддерживая необременительный разговор, я умял порцию сырного лакомства, а затем и ещё одну. Мне пришло в голову выпытать рецепт этого блюда и продать его за хорошие деньги в столице. Безызвестность некоторых мест всё-таки имеет свои плюсы… — Леди Довир, это было изумительно! — я поднял бокал с вином, показывая, что пью за её здоровье, но на деле едва касаясь кислой жидкости губами. — Вы — настоящее чудо Ингарста. Очередной гортанный смешок, который с моим похмельем казался куда более отвратительным, чем был на самом деле, прозвучал в ответ на относительно искренний комплимент. — Ох, милый мой, откуда же вы взялись в нашем городе? Приняв таинственный вид, я наклонился к ней, вынуждая повторить мой маневр, и, понизив голос до драматического шепота, с невероятной важностью ответил: — Из столицы! Наградой мне послужил восторженный вздох и светящиеся обожанием глаза. Я расхохотался. — А как здесь оказались вы? Вместо ответа Довир потупилась и мгновенно растеряла весь свой задор. Я уже успел пожалеть о вопросе, как она подняла на меня глаза, в которых стояли слёзы. — Мой муж привез меня сюда. Он был из Балазара. Я и сама знала, что хорошего от этого места ждать не надо, но Рофви был так обходителен, а я так влюблена! Мне говорили, что я слишком доверчива… Ах! Ну, вот и сейчас. Вам точно неинтересно слушать мою историю. Простите, Харвест. Я совсем заболталась. Отказать этой женщине, на моих глазах потухшей, я не мог. — Ну что вы, красавица! Если рассказ принесёт облегчение, я буду рад оказаться вашим слушателем. Робкая улыбка и надежда хозяйки трактиры были вознаграждением мне за эту маленькую услугу. Пока она изливала мне душу, какой-то проходимец за её спиной сливал в свою кружку остатки из бочки с элем. — Рофви был чуть старше меня, и лишь после свадьбы я узнала, что стала его собственностью. Он подарил мне всех моих детей, но разве это легко — рожать каждый год? К тому моменту, как он умер, я не выходила из дому не меньше нескольких лет. А случилось это, знаете ли, немногим более месяца назад. Он был прижимист и нанял слишком мало рабочих, выполняя часть работ наравне с ними. Вот во время строительства этого трактира на него и упала одна из балок. Случайность, конечно. Я всё ещё не могу решиться покинуть нашу улицу. Да и тем, что происходит за пределами таверны, я не очень-то интересуюсь. Разве что слышала в детстве ещё о роскоши столицы… Хотела бы я оказаться там хоть раз! Пораженный рассказом Довир, я несколько затянул паузу. Слышать о выходцах из Балазара мне доводилось редко — да и то в песнях бардов. Однако даже сентиментальные певцы-лгунишки не рисковали шутить о балазарцах. Обычаи и выходки этих варваров время от времени поднимали большой шум среди столичных штучек. Я искренне сочувствовал этой дородной женщине, на лице которой теперь мне явственно были видны следы былой красоты. — Я просто буду должен показать вам столицу! Как решитесь на путешествие — зовите меня, ведь нам будет по пути. Ну, а сейчас… наверху мне найдется местечко? Я, признаться, страшно устал. Она тепло, с материнской заботой мне улыбнулась, смахнула слезу изящным движением полной руки и громко окликнула одного из разносчиков. Пока он неуклюже пробирался к хозяйке заведения, она ловко выскользнула из-за стойки. Высокий паренёк с сальными волосами и мутным взглядом занял её место. Задумчиво выложив на стойку необходимую сумму, я отставил от себя бокал. Смахнув мои деньги в ладонь и буквально всучив мне их обратно, Довир на удивление легко взбежала вверх по лестнице, не прекращая свой доброжелательный щебет. — Какая плата, что вы! Я буду рада видеть вас у нас снова, мастер Харвест! И не вздумайте возражать, я выделю вам лучшую комнату! — Зазвенев ключами, она отперла массивную дверь и сняла со связки один ключик, протянув его мне. — Вот это вам. Я надеюсь — искренне надеюсь! — что вы непременно задержитесь в моем заведении. Вы чудесный, чудесный человек! Снизу раздался какой-то шум и звон разбиваемой посуды. Изменившись в лице, Довир обеспокоенно оглянулась, с доверительной улыбкой попрощалась и неизменной маневренностью посеменила обратно. — Простите, ничего нельзя оставить на сына! Он вылитый отец. Я забегу к вам попозже. Как только она достигла холла, снизу тотчас донеслись громогласные ругательства, тяжелые звуки ударов, а затем — тишина, которая вскоре заменилась обычным пьяным гулом. Подавив зевоту, я толкнул двери и переступил порог комнаты. Она была простой и даже несколько аскетичной, однако меня вполне устраивала. Большая кровать (что зародило во мне нехорошие подозрения), в некоторой мере колченогий стул, небольшой столик у стены, шкаф напротив него и дверца сразу за ним — вот и вся обстановка. Заглянув за эту дверцу, я догадался, что мне, в самом деле, достался номер-люкс. Там стояла огромная лохань с водой, а на стене висело зеркало. Ванная комната была редкостью в трактирах и совершенно точно стоила немалых денег. Я вернулся в спальню, бросив по пути длинный плащ на стул, уселся на кровать и с наслаждением стянул с себя сапоги. Запашок от них шел не самый приятный, что побудило меня отставить их подальше. Мои босые пятки заледенели, а я, подпрыгивая, добрался до кровати. Уже там я избавился от дублета и невероятно обрадовался, что мои кожаные доспехи остались в столице. Если до сих пор я чувствовал себя несколько беззащитным без них, то теперь ощутил облегчение от того, что их не надо чистить, подтягивать, а можно спокойно уснуть. Хлопковая рубашка и штаны, которые так и оставались на мне, освободили меня от необходимости искать одеяла, которые наверняка лежали где-нибудь в шкафу. Я чувствовал ещё некоторые последствия похмелья (без сомнений, вызванные количеством и разнообразием выпитого накануне: я всё подозревал, что в числе прочего был эльфийский самогон, последствия употребления которого могли быть обнаружены и неделю спустя после пьянки), так что решил поспать до позднего утра или даже полудня. В конце концов, всё к этому располагало. Оставив меч в изголовье кровати, я провалился в неприятный, рваный сон. Он не давал мне покоя, а лишь изматывал и заставлял метаться по простыням, сминая их и пачкая пахучим потом. Ночь вокруг была не слишком жаркой, сквозняк от окна к двери даже дарил мне неприятную прохладу. Запах опилок и копоти, несколько отличающийся от ароматов внизу, здесь захватывал всё безраздельно, пропитывая вещи, мебель, меня самого. Снился огромный пожар, звон и дребезжание лопающегося стекла, людские крики, кошмарное ощущение собственной обгоревшей плоти и соответствующее зловоние. В ту ночь мне казалось, что конец близок, город горит неугасимым огнём, а сам я лежу без движения и лишь наблюдаю за приближением жадных языков пламени, неотвратимо несущих мне смерть. Люди вокруг умирали в мучениях, война всплыла в памяти как кровавый призрак прошлого, заныл сильнее обычного когда-то распоротый в бою бок. Беспомощность перед лицом опасности всегда была худшим из моих страхов. Ужас, преодолеть который я был не в силах, захватил меня полностью, лишив возможности шевельнуть хоть пальцем. Мои конечности начали оплавляться, стены — весело потрескивать, я сам уже был готов смириться с тем, что новёхонький постоялый двор станет местом моей бесславной гибели. Молитвы всем богам стремительно всплывали в моей памяти обрывками из детства и юности. В последний миг я сумел собрать всю свою волю и сделать предсмертный рывок!.. Пол встретил меня невероятно прагматичной твёрдостью и шероховатостью деревянных половиц. Я вздохнул и перевернулся на спину, убрав лёгким движением ладони пряди мокрых волос со лба. По шее стекало липкое и тёплое нечто, которое я поначалу принял за пот. Коснувшись лица рукой, я негромко и хрипло рассмеялся. Упав с кровати из-за ночного кошмара, разбить себе нос — вот это позор для наёмника! Ещё какое-то время я остался лежать там, прислушиваясь к едва слышному шуму улицы и таверны. Должно быть, сейчас народу внизу было не так уж много. Кошмар рассеялся. Пришлось вставать, тащиться по неуютно холодному полу в ту комнату с лоханью и искать в полумраке горячильные камни. Усталости я, к вящему моему удивлению, не чувствовал. Разве что некоторую разбитость, однако, от неё лучшим средством была как раз бодрящая ванна. Мне подобные излишества на пути всегда встречались ох как нечасто, а потому пренебрегать такой отличной возможностью выскоблить себя дочиста не стоило. Зажигать свечи я не намеревался, поскольку колеблющееся вдали пламя уличных огней сносно освещало комнату. Камни нашлись на небольшой полочке в стороне от зеркала. Вполголоса проговорив положенные слова, я смотрел, как они медленно нагреваются в моих ладонях, и затем бросил их на дно бадьи с водой. Оставалось ждать. Я подошёл к высокому окну и выглянул в него. Небо было тускло-багрового цвета. Такое мне уже доводилось видеть в больших городах. Что-то казалось нелогичным. Что-то не давало покоя мне и мучило изнутри, однако стоило мне попытаться понять, что же именно, оно от меня ускользало. Клянусь, будь эта тайна говорящей, она бы премерзко хихикала, убегая от моего разума. Негромкие звуки закипающей воды заставили меня отвлечься от размышлений. Чертыхнувшись, я подскочил к ванне, даже громче требуемого выкрикивая обратную формулу заклинания. Единственным минусом горячильных камней для меня всегда было отсутствие температурных ограничений. И вот я вновь был вынужден ждать. В памяти начал всплывать прожитый день: недовольный и скупой возница, юная попутчица, въезд в город, разговор с упитанной хозяйкой трактира — и снова по кругу. Моя рука опускалась всё ниже к воде, которая не слишком быстро остывала. Ярким пятном в памяти вспыхнули и погасли неразборчивые слова селянина. «Вы щедры, путник!». Я судорожно втянул в себя воздух и резко выдохнул. Вот что было не так! Теперь я был занят куда более лихорадочным осмыслением всего увиденного. Ванна, в которую я торопливо забрался, уже потеряла своё значение. Мои мысли роились как раздражённые насекомые. Очевидно, что это был крупный торговый город, но мне он был не знаком. Вокруг него на часы езды простирались пустыри и поля. Старик говорил с тягучим южным или дворфийским акцентом. Какие могли быть маги в этой глуши? Какие, Проклятый Бог их побери, грифоны? Ингарст (или как его там называли?) больше походил на столицу, чем любой другой город, виденный мной прежде! Я костерил себя на все лады, пока руки намыливали тело и голову, выскребая грязь и довольно ощутимый ныне дух пота. В памяти торжествующе бились факты, которые делали очевидным несоответствие города и пейзажа вокруг него. Пена кончилась, а вода в бадье окончательно остыла к тому времени, как я пришел в себя. Непростительная ошибка, признаться. Какая-то информация об Ингарсте хранилась в моей черепушке, но ничего вразумительного я не мог припомнить. Всплывали какие-то страницы книг с иллюстрациями, какие-то слова о волшебстве и… россказни из детства. Этого, к сожалению, совершенно не хватало для прояснения огромного расхождения между бедняком, пустырём, деревенской девчонкой, старенькой клячей и шикарными кварталами, фонтанами, мифическими конюшнями, чудесами, жителями Ингарста. За окном ещё было серо, но через несколько часов должно было светать. Я принял решение немедленно искать ответы на свои вопросы.