Игра света и тени

Опять непроглядная чернота, вязкая, липкая, беспощадная, словно смыкающиеся над головой воды. И сила ниоткуда не приходит. А так трудно дышать… Вдруг откуда-то две светящиеся точки, словно чьи-то зрачки в темноте, кружат, не дают погрузиться во мрак, ведут за собой… Свет! Придя в себя, Рукия не сразу поняла, где находится. Потолок и стены комнаты были персикового цвета, вокруг стояли выцветшие ширмы, когда-то расписанные в китайском стиле яркими цветами. Льющийся откуда-то сбоку приглушенный свет тоже имел слегка оранжевый оттенок. Сколько же она пролежала без сознания? Кажется, Маюри ее не догнал – вряд ли это его лаборатория, не выглядит он поклонником персикового цвета. Здорово же он ее напугал. Под головой, кажется, подушка. Вокруг – коробки, сундучки, какие-то засохшие цветы в вазах. Комната напоминала склад отживших свое вещей. Приподнявшись, Рукия увидела старуху Оцуки. Та сидела возле открытой веранды и блаженно улыбалась, перебирая какие-то побрякушки в стоящей у нее на коленях шкатулке. Рукия встала и приблизилась к ней. - Хисана-сан! Пришла меня навестить? Пришла посмотреть на мои драгоценности? Старушка давно уже выжила из ума. Бывали дни, когда она называла Бьякую Гинреем, но Рукию с сестрой пока еще не путала: видимо, внушение Бьякуи не упоминать при Рукии о Хисане было очень мощным. Но годы шли, и память все меньше служила Оцуки. - Иди сюда, Хисана. Вот, посмотри, какие они красивые, - Оцуки протягивала ей шкатулку. Рукия послушно взяла ее и посмотрела на ее содержимое. Удивительные вещи соседствовали в ней: ожерелье из драгоценных камней и высохшая веточка орехов, ключик от неизвестной двери с выгравированной на головке камелией, искусной работы старинные серьги, кольца, браслеты, крохотная фарфоровая куколка, какие-то старые булавки, морские ракушки, синяя стеклянная пробка. На фоне этих любовно подобранных, явно женских безделушек иноземным пришельцем выглядел крохотный самурай, дорогая игрушка, с тонко проработанными деталями и драгоценной инкрустацией. Доспехи крошечного самурая сияли серебром, а глухая маска – бронзой, только в уголках резьбы сохранились остатки позолоты. Благодаря ему шкатулка старой девы становилась похожей на детский сундучок с сокровищами. - Да, очень красиво, - вежливо сказала Рукия, возвращая шкатулку. Старушка просияла. - А вот это? Это колечко мне подарил Бьякуя на день рождения. Уже и не помню, сколько мне тогда исполнилось, я ведь уже была седой старухой, когда он только родился. - Оцуки засмеялась дребезжащим смехом. – Взамен другого кольца, которое он до того выменял у меня вот на этого самурая. Сказал, что кольцо дороже, и обмен был нечестный. Ничего он не понял: очень даже честный! Этот игрушечный самурайчик мне всегда нравился, смотри, какой бравый и волевой. А колечко не нравилось, нет, оно было некрасивое, хотя и с блестящим камушком, и на нем был вырезан герб Кучики. - Зачем Бьякуе ваше кольцо? Оно бы было ему мало, - улыбнулась Рукия, думая о своем. Игрушка действительно роскошная и вполне могла принадлежать маленькому наследнику клана, но зачем бы он стал выменивать его на какое-то кольцо, даже если уже вырос? Старушка что-то путает, что неудивительно в ее дряхлом возрасте. - Конечно, мало. Он выменял его для одной девушки. Но это большой секрет – Гинрей не должен узнать. - Для какой девушки, Оцуки-сан? – Рукия была удивлена. - Я не должна тебе этого говорить, Хисана… - Оцуки беспомощно посмотрела на свою молодую гостью и тут же простодушно попыталась перевести разговор на другое, - Ты знаешь, этого самурая Бьякуе подарил Соджун. Это была его любимая игрушка. А Гинрей после смерти сына не разрешал внуку увлекаться детскими играми, говорил, что чем раньше Бьякуя повзрослеет, тем лучше, и вообще не стоит привыкать к пустым удовольствиям. Только недооценил, что внук во всем похож на деда, в том числе и упрямством. Бьякуя нашел один старый семейный тайник и спрятал там свои детские сокровища, чтоб Гинрей их не забрал. Правда, играть с ними он перестал… Никто не знает этого, кроме меня… Я наблюдаю, я все вижу, а меня – никто. Я так хотела, чтоб Бьякуя мне отдал этого самурайчика. Он подрос – и выменял. Знаешь, Хисана… - Я не Хисана, Оцуки-сан, я Рукия - сестра Бьякуи. - Девушке прежде и не приходило в голову, что Оцуки живет столь насыщенной жизнью, пусть и в вымышленном мире, где прошлое перемешалось с настоящим, реальное – с воображаемым, а люди – с принадлежащими им вещами. Не старость, а второе детство, в каждом сундучке – волшебное сокровище, за каждым поворотом – приключения и тайна. Словно охотник, азартный, зоркий, проницательный, старушка выслеживала свою добычу – понравившиеся предметы, люди же в ее сознании были лишь тенями, слишком много их сменилось на ее памяти. - А, Рукия, ты пришла посмотреть на мои сокровища? - Оцуки-сан, скажите, а для какой девушки Бьякуя выменял у вас кольцо? – осторожно спросила Рукия. Внутренний голос подсказывал, что знание не принесет ей радости, но не было сил удержаться. - Ты не должна на него сердиться, Хисана. Это было так давно, он был очень влюблен в Кеми Мадзураме. Он даже приводил ее в поместье, когда Гинрей уходил в Генсей. - Кеми Мадзураме? - Да. Она была из Руконгая, как и ты. Они не могли часто видеться. Бьякуя так по ней скучал, переживал за нее, тайком посылал ей еду и одежду, даже писал письма. Он оставлял их в том самом тайнике, я видела, только не знаю, кто ей все это передавал. Он очень ее любил. А потом попросил у меня это колечко, чтобы подарить ей, даже согласился отдать взамен этого солдатика. Я знала, что когда-нибудь получу его, - и старушка залилась тихим счастливым смехом. А Рукия не могла произнести ни слова, так больно было представлять, что Бьякуя любил ту девушку, прилагал столько усилий и изобретательности, чтоб сделать символичный подарок – фамильное кольцо с гербом Кучики, как знак принадлежности к его семье, которую дарует его любовь, а не происхождение. Что бы Рукия ни отдала за крупицу его любви, за малую толику доверия… Сердце болезненно сжалось. К чему думать о том, чего не может быть? Зачем ей этот разговор? Зачем ненужные подробности старой истории? Они не играют никакой роли. «Рукия, успокойся. Пора уже привыкнуть, что в очереди за счастьем ты последняя на раздаче». Девушка поднялась, чтобы уйти, но Оцуки схватила ее за руку. - Хисана, ты рассердилась? Не сердись, ведь это было очень-очень давно. Бьякуя уже забыл о Кеми Мадзураме. Я слышала, как они разговаривали с Гинреем. Гинрей тогда разыскал ее и предложил денег, чтоб она исчезла навсегда, и она взяла их. Гинрей сказал об этом своему внуку. Бьякуя очень гордый, он перестает любить тех, кто его предал. А про тебя он знает, что ты его не обманешь, Хисана… Тут седзи раздвинулись, и вошла явно напуганная служанка, сообщившая, что господин Бьякуя приказал разыскать госпожу Рукию и незамедлительно препроводить ее в его покои. Рукия кивнула Оцуки и пошла к себе. «Я не Хисана. И он уверен, что я его обманула. Но не имеет никакого значения, потому что Бьякуя и так никогда меня не любил. Он, кажется, после того, первого обмана возненавидел весь мир. Это что-то исключительное, как он умудрился на Хисане жениться. Видимо, моя сестра была настоящим ангелом». Занятая такими мыслями, Рукия медленно возвращалась в покои Бьякуи. Торопиться ей было незачем, к тому же противная дрожь в руках и головокружение все никак не проходили. Это уже начинало беспокоить. В конце концов, обморок еще можно было как-то списать на нервное напряжение, но эта никак не проходящая слабость… Что с ней такое происходит? Или Бьякуя был прав, когда говорил, что ее могут отравить дражайшие родственники? Рукию порой поражала мысль, что с руконгайскими друзьями ее связывало большее доверие, чем Бьякую с его благородной родней. В ее детстве было много страшного, и ей пришлось потерять почти всех своих товарищей, но все-таки память о той бесхитростной дружбе всегда была с ней. Вечная вражда, алчность и жестокость мира взрослых, и они – пятеро оборванцев, не желающих смириться с царящей вокруг ненавистью и жадно цепляющихся за малейший проблеск радости. А что было радостью? Раздобыть немного еды, убежать от преследователей и собраться вместе в никому кроме них неизвестном заброшенном сарайчике на окраине Инузури, а вечером развести костерок у входа. Они с Рендзи старались наперегонки продемонстрировать свои способности: духовная сфера лучше держалась у Рукии, а взрывалась сильнее у Рендзи. Поэтому костер обычно зажигал Абараи. Но восхищение друзей все равно доставалось им поровну. От жара пламени и пляшущих на высохших досках бликов, отгоняющих сумерки, от бульканья негустой похлебки на душе становилось весело и как-то уютно. Мальчишки переругивались, поддразнивали друг друга. Наверно, со стороны они все производили жалкое впечатление, но именно те вечера дали Рукии представление о том, что такое тепло, сопереживание, поддержка, хотя порой все это и было облечено в форму грубоватого подтрунивания над друг другом. А потом они остались с Рендзи вдвоем. На холме, где они все впятером когда-то любили просто валяться и загорать, теперь возвышались три могильных холма. Рукия стояла почти у самого обрыва, далеко внизу петляла серебристой лентой река, а Инузури грязными разухабистыми коробками сползал прямо к воде, влезал в нее лапами покосившихся прибрежных зданий, запускал крючковатые пальцы черных причалов и гнилых свай. В двух шагах позади, так же безмолвно смотрел на открывшуюся панораму Рендзи. «Если число могил увеличится еще на одну … тогда мне останется только один шаг вперед… А если это не мне выпадет в одиночку стоять над обрывом? Не хочу, чтобы Рендзи остался один». Так они поступили в Академию шинигами. Среди уверенных в себе, собранных, обеспеченных однокурсников – уроженцев Сейрейтея двое молодых руконгайцев выглядели неотесанными деревенщинами. Абараи не слишком тяготился этим, тем более что находилось немного желающих высказаться ему в лицо. Но более внимательная и щепетильная Рукия замечала перешептывания за спиной, кривые ухмылки, выразительные взгляды. Самым ужасным было однажды понять, что она на самом деле стыдится себя и Рендзи. Они ведь действительно не знали элементарных вещей, даже хаси не умели есть. Их прошлое уже не оправдание, раз они пришли в этот мир, надо играть по его правилам, а держаться старых привычек – значит расписаться в своей неспособности адаптироваться. Зачем тогда вообще было уходить из Рукона? Абараи по-прежнему оставался самым лучшим ее другом, но в какой-то момент, наблюдая с задних рядов аудитории, как красноволосый тянет руку, аж подпрыгивая на месте от нетерпения и в который раз демонстрируя полное незнание правил хорошего тона, девушка, раздираемая жалостью и нежностью, вдруг с досадой поймала себя на мысли: неужели сам не понимает, что стоит вести себя посдержаннее? Рукия старалась поддержать друга, вселить в него уверенность, хотя сама, пожалуй, нуждалась в этом куда больше. Насмешки вкупе с неизбежными в процессе обучения неудачами заставили еще недавно целеустремленную и жизнерадостную девушку сомневаться в себе, непривычное чувство беспомощности разрушало ее деятельный и цельный характер. Вступление в клан Кучики казалось спасением, а оказалось западней. Когда ей сделали это предложение, Рукия понимала, что эта обманчиво тихая гавань таит в себе опасные подводные рифы, но в тот момент ей необходимо было выбраться из замкнутого круга любой ценой, и она ухватилась за этот шанс. В общем-то, она, конечно, не представляла в полной мере на что идет. Новоиспеченная Кучики Рукия вынуждена была очень быстро адаптироваться в Сейрейтее, овладеть всеми премудростями этикета и научиться безошибочно ориентироваться в достаточно непростой иерархии Сообщества душ. И она смогла, хотя веры в себя у нее особенно не прибавилось – просто другие варианты не рассматривались. Только спустя много лет Рукия осознала, сколько проблем она создала себе тем поспешным решением. И все-таки в самые трудные минуты, когда даже разум мутился от усталости, боли или обиды, у нее оставался ориентир, маяк во тьме. Все близкие люди, как бы страшно они не уходили, все друзья, все счастливые моменты – они навсегда отпечатаны в сердце, а если в нем сохраняется память о радости, то оно когда-нибудь сможет воскресить ее в себе. Рукия вдруг подумала, что в этом отношении ей повезло больше, чем Бьякуе. Возможно, дело в том, что способом, которым ее близкие покидали ее, была смерть, но не предательство. Рукия вошла в кабинет Бьякуи, собираясь пройти в спальню. Она так погрузилась в свои воспоминания, что немного испугалась, увидев четкий черный силуэт, выделяющийся на фоне окна. Брат обернулся. Рукия как будто в первый раз вглядывалась в тонкое породистое лицо. Падавший искоса свет играл на бледной коже, выявлял лепку лба, мягким светящимся бликом охватывал скулы, узкий подбородок, ласкал надменную линию рта. Но холодный пронизывающий взгляд возводил барьер и ставил на место тех, кто посмел бы поддаться очарованию этой аристократической красоты. - Рукия. Где ты была? Ты себя плохо почувствовала? - голос безжизненный, бесцветный. - Благодарю, Бьякуя-сама, за беспокойство, мне было нехорошо, но это просто последствия вчерашнего обморока, сейчас я чувствую себя нормально. Я была у Оцуки-сан, заслушалась ее историями и забыла о времени. Бьякуя приблизился, поднял пальцами ее лицо. Неестественная бледность и запавшие огромные глаза подтвердили догадку. Он поморщился и отошел. - Не пытайся мне лгать, по тебе видно, что ты едва стоишь на ногах. Иди и попробуй уснуть. Его высокомерие вдруг разозлило Рукию, и неожиданно для самой себя она произнесла холодным тоном: - То, что вы принимаете за ложь, господин мой жених, всего лишь было попыткой избавить вас от излишнего беспокойства за мое самочувствие. Любой другой на вашем месте понял бы это, но вы настолько равнодушны и жестоки к окружающим, что вам и невдомек, каково это – оберегать кого-то, кроме чести клана. Бьякуя медленно повернулся к ней. Угрожающий и оценивающий прищур серых глаз. - Боюсь, проблема как раз в том, что я куда внимательнее к окружающим, чем ты можешь предположить. И не думай, что твое положение позволит тебе играть мною… госпожа моя невеста. Не забывай, кто тут главный, – Бьякуя оказался совсем рядом, очень близко. В следующую минуту она уже лежала в спальне на футоне, укрытая одеялом, а Бьякуя возвышался над ней, внимательно вглядываясь и сканируя рейацу, пытаясь уловить какую-то закономерность в беспорядочном колебании ее духовной силы. Потом сделал пасс рукой, набрасывая на девушку усыпляющее заклинание, и Рукия провалилась в сон. Бьякуя еще пару минут понаблюдал за сестрой и вернулся в кабинет; прошелся по нему, пытаясь привести в порядок нахлынувшие чувства. Рейацу Рукии ослаблено не так уж сильно. После вчерашнего резкого упадка сил от второй таблетки можно было ожидать куда более сильного эффекта. Если она была. Перед глазами Бьякуи вновь встала картина разгрома в приемной, лужицы чая. Куроцучи, прознав о срыве церемонии в поместье Кучики и обмороке Рукии - кстати, надо поручить управляющему разобраться, кто из слуг распускает язык – понял, кому предназначались таблетки, и явился сюда с целью наблюдать результаты эксперимента собственными глазами. Можно себе представить, как он себя при этом вел, а ведь Рукия очень наблюдательна и у нее великолепно развита интуиция. Ну конечно, она почуяла неладное и сбежала. Так что большой вопрос, выпила ли она еще хоть сколько-то «рейацу-минус». Строго говоря, у него нет возможности установить, какую дозу препарата получила Рукия на данный момент. Контроль за процессом бесповоротно утрачен. Учитывая опасность передозировки, придется забыть о плане удалить сестру в Генсей, по крайней мере, до тех пор, пока ее рейацу не стабилизируется. «Ну и чему ты радуешься, Кучики Бьякуя»? – он покачал головой и вдруг до его слуха донесся едва слышный вскрик из спальни. Рукия спала. Во сне ей представлялось, что нет никаких тревог, недомолвок. Сейчас усталость отступит, она откроет глаза – и встретит новый день, радостный, в котором не будет горечи и страха. Девушка видела вокруг себя многоэтажные дома, огни рекламы, широкие улицы, полные людей, одетых в странную одежду. Она тоже так одета, торопится куда-то в компании рыжеволосой девушки в ярком цветастом платье. Это Иноуэ Орихиме. На углу их ждет Куросаки Ичиго. Он ее, Рукии, лучший друг, они вот-вот начнут встречаться. Она любит его и знает, что может во всем ему довериться. Вот только иногда, откуда ни возьмись, на девушку наваливается странная тоска и обреченность. Ей кажется, что это не ее жизнь, что она что-то потеряла и никак не может найти. В такие моменты она не может найти в себе силы улыбнуться и часто ловит на себе незнакомый, странно понимающий взгляд Ичиго. Зеленый сигнал светофора уже погас, но Иноуэ торопится в последнюю секунду перебежать улицу. Рукия, поглощенная стремлением не отстать от подруги, бежит вслед за ней. Машины уже несутся на девушек, но они успеют, до тротуара два шага… И вдруг мимо проносится какая-то тень, призрачный сумрак, в котором мелькает белый блик, похожий на маску в виде черепа. Что-то как будто толкает Рукию в грудь, она падает… Визг тормозов, крик Иноуэ… Спирали света… Мир как в замедленной черно-белой съемке. Люди кажутся бесплотными силуэтами, а Ичиго почему-то оказывается одетым в черное кимоно. Он сражается с каким-то чудовищем, на голове которого белая маска. Что это – у нее бред? Внезапно – еще одна стремительная тень, и монстр рассечен на две части. Ичиго отступает, хмурится. Возле Рукии стоит высокий мужчина в таком же черном кимоно, как у Куросаки, только сверху наброшено белое хаори. Черные волосы падают на глаза резкими прядями, скрепленные странным зажимом. Почему-то она знает, что он называется кенсейканом. Лицо удивительной нездешней красоты, и серые глаза, в которых заблудились ночная мгла и лунный свет. Рукия читает в его взгляде, что этот человек потерял все, что ему было дорого, что он не мог поступить иначе, но выполнив долг, утратил возможность ощутить хоть на минуту теплоту в сердце, и жизнь его погрузилась в вечный мрак. Он искал утешение в своих идеалах, но в конце концов понял, что жестокость, которую он выбрал для их защиты, поработила его. Незнакомец наклоняется, тонкие пальцы касаются ее лица. От них исходит сила, тело наливается жизнью, краски и звуки этого мира возвращаются, а фигура в белом хаори теряет четкость и расплывается, и сердце Рукии почему-то разрывается от тоски. - Нет, не уходи, - шепчет она, но мужчина будто не слышит. Надо вспомнить, как его зовут, она же знает его имя. - Бьякуя, не оставляй меня, - выдыхает девушка, резко садится и, в последней попытке успев схватить его за руку, просыпается… Напротив Рукии сидит брат. В первый миг его лицо показалось растерянным, но затем на нем проступила та же жестокость, какую она видела во сне. Бьякуя попытался освободить руку, но девушка не отпускала. Мужчина опустил глаза, глядя на их сцепленные пальцы, затем вновь посмотрел на нее. Теперь во взгляде его была горечь и боль, и будто мольба о пощаде. Никогда еще она не видела его таким красивым. У девушки пересохло в горле, не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, она потянулась к Бьякуе. В какой-то момент ей показалось, что он дрогнул, но вдруг внезапный грохот хлопнувшей рамы разрушил магию момента. Открытое окно захлопнуто невесть откуда взявшимся при ясной погоде порывом ветра. Через мгновение Бьякуи уже не было в комнате. «Он что, сбежал?» Нему затаилась в кустах под окном. Куроцучи-тайчо строго-настрого приказал всеми силами предотвратить возможность нарушения чистоты испытаний. Он сам внес кое-какие изменения в план эксперимента, и новое вливание рейацу просто недопустимо ни под каким видом. Увидев, как капитан Кучики сжал пальцы сестры, Нему сделала все возможное, чтобы отвлечь их. Ей было не по себе, она отлично понимала, что речь практически наверняка не идет о переливании рейацу… Однако приказ есть приказ, а ей совсем не хочется быть разобранной на составные элементы. Через некоторое время окно опять открылось, и на подоконнике показалась Рукия. Девушка уселась, прислонившись к оконному косяку плечом и прижав к себе колени, совсем не как знатная дама, и грустно уставилась на закатное небо. Нему хотелось как-то убедиться, что Кучики в порядке, что ее действия не повлекли за собой беды. Она подошла к Рукии. - Добрый день, Рукия-сан. «Нему»? - Здравствуй. Как ты здесь очутилась? - Я просто выполняю поручение Куроцучи-тайчо, так получилось, что пришлось проходить через ваше поместье. - Да? Куда же ты шла? - Тут неподалеку, - уклончиво ответила Нему. Рукия испытующе поглядела на собеседницу, но потом решила, что странности отца еще не повод подозревать в чем-либо его дочь. Девушки помолчали. - Как твои дела? – вежливо поинтересовалась Нему. Кучики слабо улыбнулась. - Тебе правду сказать или соврать, что все прекрасно? - Значит, правда в том, что все паршиво? – осторожно уточнила лейтенант двенадцатого отряда. - Ну… - Кучики посмотрела в небо и усмехнулась, - По этикету я не могу ответить ничего, кроме «превосходно!». Так что будем считать, что все превосходно, просто я об этом не знаю. А вообще, такое ощущение, что надо мной поставлен эксперимент по проверке реакции в нарочно созданных алогичных и постоянно меняющихся обстоятельствах. Нему взяла Кучики за руку, будто проверяя пульс. - Пожалуйста, не расстраивайся. В результате экспериментов все обычно оказывается не так плохо, как можно было ожидать. Бывает неприятно и даже больно, но все кончается. Рукия присмотрелась к собеседнице. То, что Кучики озвучила как метафору, для Нему было реальностью. - Нему, ты никогда не пробовала протестовать? - Против чего? - Против того, что Куроцучи-тайчо заставляет тебя участвовать в своих экспериментах. Если тебе бывает неприятно. Нему грустно покачала головой и вдруг пристально поглядела на Кучики. - А ты бы стала протестовать против своего брата? Рукия задумалась. Она понимала, о чем говорит Нему, она действительно подчинена Бьякуе как главе клана, но это другое, в основе ее послушания лежали прежде всего безграничная благодарность и уважение к брату. Он бы никогда не совершил поступка, который бы его замарал. Рукия уже готова была ответить на вопрос Нему утвердительно, как вдруг в памяти явилось лицо Бьякуи, каким она видела его во сне – жестокое, беспощадное, почти озлобленное. Таким она его там увидела… и готова была последовать за ним, несмотря ни на что.