Что-то вроде тысячи и одной ночи.

      До отъезда рун оставалось совсем немного, поэтому ужины проходили не так весело, как прежде. Когда руны только приехали, столовую не покидали музыканты, рты не замолкали, долгие беседы задерживали всех было до полуночи. Но сейчас никто не осмеливался рассказывать истории из предыдущих походов, как это было несколько дней назад. Два царя да четыре принца просто сидели за столом и ели. После трапезы все начали расходиться по своим покоям. — Господин, у вас всё хорошо? — спросил Лэй. Чунмён выглядел слишком серьёзным. И было это вовсе не из-за предстоящей войны. Их связь с Ву Ливеем становилась крепче, и это пугало принца. Их поцелуй на лавочке был первым и далеко не последним. Иногда он приходил в его покои под предлогом поговорить о делах и, оставаясь наедине, долго и страстно целовались, отдаваясь полностью чувствам. С их приезда прошло всего лишь семь дней! — Да, хорошо, — ответив слуге, он снова погрузился в воспоминания. Руки, блуждающие по его телу, губы, язык, доставляющие неземные ощущения, всё это заставляло забывать, что он уже вроде помолвлен. Причём с сыном этого же человека. Так далеко они не заходили даже с Ву-младшим. Но ему хотелось ещё. В эти моменты Ким даже и не вспоминал про Ифаня. Был бы он так же проворен как и его отец, дела бы возможно обстояли иначе. — Что-то случилось? — эйриец резко остановился по пути в свои покои, и развернувшись идёт на поводу своих желании. — Нужно обсудить кое-какие военные дела с Ливеем, — Лэй усмехнулся про себя. Врать у Мёна получалось сегодня не очень. Слуга лишь подозревал, зачем они посещают друг друга, однако запах принца не менялся, что значило, что дело в другом.       Оказавшись внутри покоев, выделенных для царя Руны, Ким закусил нижнюю губу и. подбежав к зрелому мужчине, впился в него поцелуем. Кусая губы альфы, он впервые почувствовал его руки на своих ягодицах, и омега лишь стал вжиматься телом к нему. — Ты меня искушаешь, Ким, — прохрипел он сквозь поцелуй. Утягивая эйрийца в постель, он попутно расстёгивал пуговицы на кафтане. Чунмён распалялся с каждой секундой, непроизвольно залезая руками под одежду Ву-старшего. Оторвавшись от губ младшего, альфа приступил к поцелуям эрогенных зон, как шея, соски, которые твёрдо стояли. Прикусив один из них, он услышав несдержанный стон. — Тихо, мой мальчик. Снаружи могут услышать, — прошептал рун, вызывая табун мурашек. Кусая мочку уха, он пытается довести принца до состояния, когда он будет умолять войти в него. А пока он развязывает узлы на его штанах, и касается члена омеги рукой. Чунмён распахивает глаза и пытается убрать его руки. — Нельзя! Твой запах останется на мне, — судорожно сообщает эйриец. — Не бойся, я возьму тебя позже. Не выпущу из постели до самого утра, — он толкается принца на кровать снова, и спускается ниже, — от минета ты не перестанешь пахнуть невинностью. Воспользуешься ароматными маслами.       Ким лишь раскрывает рот от новых ощущений. Рун скользит языком по головке, затем по всему члену. Проводит рукой вдоль всей длины, наблюдая за реакцией Чунмёна. Можно было бы кончить от одного вида омеги, который еле сдерживает стоны, глядя на него помутнённым взглядом. Когда член оказывается во рту царя, он плотнее сжимает его губами, скользит вверх и вниз. Ким хватается за волосы партнёра, подстраивая его под свой темп. Царь, продолжая дрочить омеге, кладёт его руку на своё достоинство. Они прижимаются к друг другу, трогают друг друга где это только возможно. Никто из них не знает, сколько это продолжалось, но перед тем как кончить, Чунмён мог стонать лишь в подушку, заглушая звуки.

***

      Зная, что «беседы» наследного принца и Ливея будут длиться несколько часов, Лэй оставляет младших слуг, и устремляется в сторону покоев До Кёнсу. С их последней встречи с его альфой прошло много времени.        Во дворце есть статус даже у них. Самое низкое положение у невольников. Они не покидают стен дворца, занимаются грязной и тяжелой работой, вроде чистки конюшен, работы в полях, носки тяжестей на спинах. Выше них стоят измары. Они работают во дворце. Среди них служат лишь эйрийцы. Рабы вражеских земель не допускаются к готовке, чистке дворца, покоев царских кровей, шитью одежд. Они вольны покидать дворец, выходить замуж, но связаны графиком, ведь кто знает, когда пригодятся их руки. И наконец, главные помощники, хороны. Они как связующее звено между принцем и дворцом. Чунмёну захотелось сладостей? Лэй тот, кто обязан это обеспечить. Ему захотелось принять ванну, Лэй позаботится и об этом. Отбор на роль хоронов неопределенный. Нет критериев, которые бы объединяли всех их. — Зачем ты здесь? — от такого холодного приёма омега застывает. — Чен? — спрашивает он, не поверив своим ушам. — Мы не виделись столько дней, — ласково произносит он и приближается к своему альфе. — Я приду к тебе ночью, — он отворачивается. Лэй готов разреветься. — Я сделал что-то не то? — Всё хорошо. Просто жди меня, — слуга До стискивает зубы чтобы не выкрикнуть: «Предатель!» в спину уходящего омеги.

***

      Руны покинули Эйрию. И во дворце словно стало совсем пусто. Царь Суман этого даже не ощутил, а вот Чунмён уже изводит себя тренировками. С самого рассвета, он тренируется, занимается вопросами войны и снова тренируется, пока тело не умоляет об отдыхе. Так ему удается избежать мыслей о семействе Ву. Что отец, что сын чертовски горячие, и Мён хочет плакать от такой несправедливости. Он чувствовал, что кто-то из них его истинный. Никогда прежде он не подпускал никого так близко. Одно только появление Ифаня вызывало дрожь по телу, а губы Ливея затягивали в тёмный омут. Прошло только пятнадцать дней, они, скорее всего, только добрались до своих земель, ожидание будет мучительным, ведь плоды еще не созрели для сбора. Закусив нижнюю губу, он валится на землю посреди тренировочного корпуса. Слышится рычание. Значит, Кёнсу неподалеку. Надо бы к нему зайти. — Ты вспомнил, что у тебя есть младший брат? — младший брат остр на язык. Опаснее он выглядит рядом со своим питомцем, который заметно подрос. Чен забирает животное, когда слуги вносят еду. — Прости, мне нужно было время, — вздыхает Ким и садится за стол. Время ужина. — Что со мной будет, когда ты уедешь от нас? — голос его пропитался горечью. Путь к трону обычно залит кровью братьев, но в их случае всё бы произошло без этого, если бы только… — Наверное, я смогу приезжать сюда, — улыбка слишком натянута, — Царь Руны добр ко мне, — «неприлично добр», — А Ифань, думаю, уступит после совместной атаки на Лирию. Мы же станем соратниками. — Не верю ни единому твоему слову, — усмехается Кёнсу. — Постарайся поддержать меня, ведь я всё-таки уеду в чужие земли, один и без вас, да еще и замуж за чужого мужчину, — «чужого» так он называет мужчину в котором почти признал истинного, однако братику не надо этого знать, как и Чунмёну знать о романтических вечерах с Чанёлем, — Рядом с тобой отец, Кай, да ещё и встретишь своего альфу.       Кенни опускает взгляд. Старший понимает этот взгляд совершенно иначе. — Отец примет твоего альфу, — он вспоминает, как ревностно Суман относится к среднему сыну. Любой альфа, поднявший взгляд на него, тут же наказывался, да и все, посещавшие отца с темой о браке, были выставлены из дворца. К Киму любви такого рода не было. Была другая. Как к достойному наследнику, к ребёнку, оправдавшему все надежды родителей. Ли Суман хотел вознести его над всеми и кричать, что это его любимый сын. Омеги еще долго сидят, обсуждая всё, что происходит вокруг. Но ни один не может признаться о любовных делах.

***

      День выступления на войну, словно день траура. Тысячи альф покидают семьи, не меньшее количество омег готовы к бою, слёзы так и стоят на глазах провожающих. В этот раз всё по-другому. Прощания долгие и печальные, тревога на душе, как-то так начиналась эта война.       Суман, не мог покинуть своего трона, он казался ему слишком тяжелой ношей, особенно для любимых сыновей, и, отпуская двух принцев на волю судьбы, он всю ночь молился Всевышнему об их благополучном возвращении. — Кенсу, сегодня ты будешь передавать кольцо победы, — сообщил отец. Средний сын забеспокоился, когда отец сразу протянул ему золотой короб. — Воины уже выступают. Пошли, — старший покидает комнату, оставив До в недоумении. Ему стало страшно, он понимал, что это кровавая битва, с которой не все смогут вернуться домой.  — Господин, всё хорошо. План ведь чётко продуман вашим братом, — сказал Чен, уловив страх своего господина. От его слов стало легче, потому что Чен никогда не преувеличивает и не приуменьшает, однако сердце начинает учащенно биться, когда он видит одетого в доспехи младшего брата, Чонина. Ему почти шестнадцать лет, но поведать ему пришлось вдвое больше, чем самому Кенсу. Дрожащими руками он взял в руки кольцо победы, висевшее на толстой цепочке.  — Вернись с победой, ты обязан вернуть его на место, — ему лишь несколько раз доводилось видеть, как Чунмен говорит эти слова, поэтому он вопросительно взглянул на младшего брата, ожидая одобрительного кивка. — Обещаю, — отвечает Чонин, получая поцелуй в лоб. На самом деле, это относилось к обязанностям супруга царя, но Суман остался вдовцом больше десяти лет назад, поэтому эту традицию поручили старшему сыну-омеге. До был привязан к своим братьям, и каждый раз, когда Ким-младший отправлялся на поле боя, он сходил с ума от беспокойства. Пропуская все сказанные слова царем для воинов, он вытер навернувшиеся слёзы. Теперь на это поле отправляются оба брата, оставляя его здесь одного. И есть у него только Чен, который увёл его, когда войска вышли на юг.