Что-то вроде тысячи и одной ночи.

Чену с трудом удалось уложить своего господина в постель. Тот всё еще дрожал, но, по крайней мере, слёзы перестали катиться по его щекам. Слуга оказался во дворце в десятилетнем возрасте, будучи потерянным сиротой с тайным прошлым, отчего был просвещен во многие секреты дворца. Включая те, что Кенсу не желал привязываться к кому –либо, ненавидел считать себя слабым, Чунмён подавал в этом блестящий пример. Для До зависеть даже от своего истинного альфы казалось унизительным, чем-то недозволенным, однако этот глупый Чанель пробуждает именно это чувство покорения и желание быть любимым. Тот факт, что он может не вернуться с войны, не дает комку в горле отступить, а простыни снова намокают из-за слёз, которые До вроде отлично умел сдерживать.       Пак Чанелю же, который с горем пополам взобрался в покои царского сына, стало не по себе, когда ему довелось видеть тело свернувшееся калачиком под одеялом и жалобно всхлипывающее. Такого поворота событий, как принц услышит его шаги и, вскочив с места, подойдет к нему затем, чтобы крепко обнять, Пак не то чтоб не ожидал, даже и не мечтал. — Как же ты меня бесишь! — шепчет младший, уткнувшись носом в плечо альфы, и жадно вдыхая этот долбанный аромат молотого кофе… Пак просто опешил от таких событий, но приобнять Кенсу не забыл. Оба, словно в последний раз, хотя может и так, пытаются прочувствовать, понять каково это — ощущать человека, который был создан для тебя. — Я хочу тебя попросить кое о чем… — Я обязан быть на войне, — воин резко перебивает принца, проводя рукой по мягким волосам. — И я отдам жизнь, чтобы наказать тех, кто покушался на тебя, жизнь моей пары, — в этот момент Кенсу осознает, что это было за притяжение к обычному воину, которых он не мог выносить. Его истинная пара! — Тогда, поцелуй меня, — неожиданно для самого себя, просит До. Сознание Чанеля еще не оправилось после объятий омеги, а тут такие страсти намечаются. — Ты делал со мной вещи по-стыднее этого, но я впервые хочу этого сам, если… — Мой, — шепчет высокий юноша, впиваясь в губы Кенсу. Тот даже и не сообразил сначала, лишь напрягся, а когда его нижней губы касается влажный язык, До полностью отдается ощущениям. И чтобы обхватить шею альфы руками, Кенсу приходиться вставать на носочки, пусть и неумело, но отвечая на поцелуй. Обоим не верится, что всё это происходит с ними, и принц улыбается сквозь поцелуй, потому что по телу разливается неизведанное, согревающее тепло и хочется лишь кричать от счастья.       Ванильным сейчас кажется не только запах, но и вкус этой омеги. Пак крепко обнимает, прижимает его к себе, потому что реальность кажется такой хрупкой, что вот-вот исчезнет.       — Я не отпущу тебя никуда… никогда, — прошептал альфа, отрываясь от крышесносного поцелуя. — Сделай меня своим, прошу тебя, — сегодня бедный мозг Пака просто взорвется от таких доз бушующих гормонов счастья. Делая несколько шагов в сторону матрасов, он заваливает на неё принца, тут же запуская руки под шелковую рубашку. И альфе хочется промурлыкать от ощущения такой гладкой и нежной кожи под руками. От впечатлений, испытываемых впервые, Кенсу впивается ногтями в предплечье Чанеля, как он схватывает его руки и задирает к верху, начиная стягивать с него одежду и покрывать невесомыми поцелуями юное тело. Оно словно чистое полотно, отчего хочется осыпать его красноречивыми отметинами. Пак наслаждается стонами, срывающимися с уст невинной омеги, теряя над собой контроль из-за него, снявшего все рамки одной лишь просьбой. — Чанель… — прошептал До, извиваясь под альфой. Воин же широко улыбнулся, потому что его личный царь произнес его имя. Хватая альфу за шею, притягивая для поцелуя, Кенсу стонет во весь голос, чувствуя проникновение пальцев. И словно просыпается. Ему страшно, потому что слишком больно терять этого ушастого дикаря, который возможно умрет на этой чертовой войне.       Будучи начитанным парнем, он ожидал, что всё будет, как в книгах: приятно и вовсе безболезненно, но чувство, что это их первая и, скорее всего, последняя ночь не дают расслабиться полностью. На глазах опять слёзы, и Чанель, тот самый подаренный ему человек самой судьбой, не может не чувствовать этой тревоги, успокаивающее расцеловывая лицо младшего. — Мой царь, — от столь интимного голоса Кенсу хочет кончить потому, что невольно вспоминает свою прошлую течку. — Я… принц, — выдохнув, отвечает омега, и через несколько секунд выгибается на матрасах, пачкая руки истинного спермой. — Ты мой царь, — шире раздвинув ноги До, воин с рыком входит в него, припадая к губам, заглушая крики и стоны. Было до дури тесно, боль ослепляла обоих, но постепенно смешивалась с удовольствием. Целуя принца медленно, сминая пухлые губы, Чанель начинал двигаться. Глядя в темные глаза, затянутые пеленой возбуждения, Чан не удержался, и куснул его за шею, затем словно извиняясь, зализывал место укуса, оставляя яркие засосы, забывшись. — Боже ты мой! — вскрикнул Кенсу, крепко обхватывая талию альфы ногами. Омега начал подаваться бёдрами, добирая ощущения и приближаясь к концу. Сейчас они стали единым целом не только телесно, но и духовно, доверяя друг другу, чувствуя, как никогда ближе. Толкаясь по основание, Чанель крепко сжал бедра омеги, оставляя красные следы. Чувствуя в себе тепло, До обхватил воина руками, явно не желая выпускать из своих объятий. Его поразило, что Пак лишь перевернулся на бок, обнимая любимого в ответ. Подняв голову, До запустил руку в рыжие прямые волосы, не достающих до плеч. — Как объяснить смену твоего запаха другим? — Я скрывал свой запах и до твоего появления, поэтому будем спокойны. А ты? Не боишься сцепки? Вдруг я забеременею? — спросил принц. — В любом случае, я сделал свой выбор. Рядом с моим солнцем, — сердце омеги пропускает удар. Он не хочет лишаться Пака. Гребаная война. — Вернись. Обязательно. «Не обещаю…»       Чен сводил Насыра на прогулку. Обычно тигр спит в клетке, однако всё чаще он засыпает рядом со своим хозяином. Суман беспокоится, что этот зверь может сожрать Кенсу прямо во сне, отчего велел слугам запирать его, но сопротивление зверя пугает. Насыр начинает рычать, выпуская когти, едва замечая клетку. — Ох, начинаю думать, что и ты уже превратился в моего господина, — улыбаясь, говорит Чен, крепче сжимая цепь, обвитой вокруг шеи животного. Тот лишь игриво виляет хвостом, зная, что движутся они в покои До. — Моло… — слуга лишь приоткрыл дверь. Замечая силуэт альфы господина, он поворачивается к другим слугам. — Можете идти, я останусь у покоев принца. — на правах старшего слуги, он может давать подобные распоряжения. Он знает, что скоро молодые люди расстанутся, и, возможно, не сойдутся вовсе.       «Что мои глаза только что увидели?!» — Чен, посмотрел на Насыра, который тоже словно понял пикантность ситуации, даже добровольно сидел у двери. Чен знает, что весь дворец уже в курсе связи принца До и сына Пак Шина, но ему почему-то хочется чтобы меньше людей слышали их стоны. Простояв под дверьми, краснея от громких голосов, слуга вздыхает, когда они затихли. Сразу же вызывая младших слуг, он ведёт Насыра в клетку. А затем, нервно подергивая подол сюртука, он спешил к Лэю, чтобы расслабиться и просто побыть рядом с любимым. — Продолжай следить за Чунмёном. Ты отправишься с ним на войну, и если потребуется, пожертвуешь своей жизнью ради него! — голос властного царя Руны, который отдавал подобные приказы, заставил Чена стать невольным подслушивателем. Ему была не ясна цель защиты эйриского принца. Он будущий супруг его сына, но зачем так рьяно оберегать его? — Помни, кто твой царь, — к счастью, Чен не глуп, зная язык рунов; он хмурится. — Я верен лишь вам, — этот голос он мог из миллионов. — Лэй… — шепчет он, делая несколько шагов назад, а затем и вовсе срываясь на бег, потому что не может поверить в ложь, того кому верил больше всех.       «Предатель», — бьется в мыслях.