Что-то вроде тысячи и одной ночи.

POV Ву Ифань       Прибыв домой, я отправился к папе. До самого вечера я лежал на его коленях, а он, словно уже всё знал, просто гладил меня по голове. Весь обратный путь я не разговаривал с отцом, чувствуя себя преданным. Хотя и он не стремился заговорить со мной. — Трудно ли жить без истинного? — спросил я, заглядывая в глаза папы. Я был разочарован, меня воротило от одного вида Ким Чунмёна, но, тем же временем, что-то внутри с треском ломалось. — Мой сын вырос, — с грустной улыбкой ответил папа. Никогда я не интересовался, каково это — рожать детей нелюбимому мужчине, каково это — изображать вид любящего супруга. Первый супруг в семье считался самым главным, он отвечал за слуг, за празднества в стенах дворца и именно его ребёнок считался первым наследником. Чаще всего второй супруг был любимым. Потому что первый брак по расчёту. Третий — это очень редкое явление, когда альфа средних лет очарован молодым омежкой или же снова договорная свадьба. Наверное, сейчас я уже достаточно подрос для таких вопросов. — Если бы у меня спросили во второй раз, согласен ли жениться на твоём отце, я бы всё же ответил «да». — Почему? — Тогда, я потеряю тебя, моё солнце, — папины руки ласково проходятся по моему лицу. — Ты встречал своего альфу? — Да, — папа грустно вздыхает. — Он был обыкновенным солдатом. Сколько бы лет не прошло, телёнок бы не стал быком, а лишь состарился. Мне была не нужна эта жизнь, где я сам буду топить печь и носить накидки из бараньей шерсти. — Неужели жизнь во дворце стоит того? — Мой сын, который станет царём, а не пешкой, держащей в руках клинок, мои сыновья — омеги, которым будут целовать ноги, лишь бы попасть в милость царя, стоит всего, — недолгое молчание воцарилось в комнате, давая мне возможность понять, как же силён мой папа. — Что произошло с твоим омегой? Сын Кима, верно? — при последних словах голос омеги был полон яда. — За что ты так с ним? Он мил, красив… — И переспал с твоим отцом?       Я открыл рот от удивления. Откуда ему было знать о таком? Мы тщательно придумали враньё о том, что эйрийский царь просил оставить ему наследника взамен на лирийские земли. Ни для кого не было секретом, что именно Чунмён был наследным принцем. — Я знал, что он будет именно таким же, как и его папа. Ким приезжал сюда, даже будучи замужним. Что толку ждать плодов от ивы? Было бы интересно взглянуть на его младшего сына. Похож ли он на нашего царя, — этот намёк на измену был очевиден. — Абсолютно нет, — мне не нравилась эта ситуация. — В любом случае, я вступаю в брак с сыном До Минджи. — А вот этого человека я действительно уважаю. — За что? — У него не было ничего, но Эйрия преклонялась именно перед ним. — Я слышал, что первого супруга любили сильнее. — Он был умнее, сильнее, даже красивее, но любил народ именно До. Он простолюдин, который обеспечивал сирот, помогал вдовцам, потерявшим мужей на войне. Я сочту за честь, если мой сын возьмёт его сына себе в мужья.       Этот сын медленными шагами направляется к покоям Бён Бекхёна. Он согласился помочь Тао, желая видеть счастливых людей, истинная любовь которых сохранится, несмотря на всё происходящее. Однако не имел и малейшего понятия, о чём заговорить с бывшим принцем, не то чтобы сообщать, что вроде бы его истинный ждёт его. — Простите, господин просил никого не впускать, — слуга у дверей не может и взгляда поднять. У бедняги трясутся руки. — Хорошо, сообщите, что пришёл я, — юноша кивает головой несколько раз, забегает внутрь и выходит бледный до ужаса. — Простите, господин, но он запретил, — Кёнсу ухмыляется. Разворачиваясь, он уходит затем, чтобы возвратиться сюда и в следующие три дня и получать отказ. Пусть Кёнсу всего лишь шестнадцать лет, но он достаточно умён, чтобы понять, что силой эти врата не падут. Поэтому он просто включает посещение покоев лирийца в свои ежедневные прогулки. — Заходи, — в один день Бекхён сам распахивает перед ним двери. Скрывая ликование, До проходит в комнату, поражаясь тусклости в этой комнате. — Что тебе надо? — Я принц До Кёнсу, — вежливо представляется младший, несмотря на колкий тон наложника. — И? Что тебе надо? Зачем ты сюда столько раз приходил? — Разве тебе не скучно? — Ты пришёл развлечь меня? Как это мило! — эйрийцу понятны чувства парня, и он не может даже злиться. — Принесите чая, — приказывает До, присев за стол, — а я от тебя хочу услышать, как ты хочешь убить моего братца. — Четвертовать хочу его, — Бён слабо улыбается. — Учитывая, что он уже два месяца не выходит из твоих покоев, думаю, что этого мало. — Уже два месяца? — он так забылся в своей горечи, что не обращал внимания на то, как быстро бежит время. Лишь однажды он удосужился выйти за пределы покоев, в следствии чего был наказан Ким Чонином. Той ночью он придумал связать его. Жестокость парнишки пугала его. — Весь дворец считает тебя его истинным, — молчание становится слишком долгим, — ты можешь признать это? — Кёнсу хотелось всё-таки убедиться, что Тао говорит правду. — Так с истинными не поступают, — Бекхён встаёт с места, чтобы снять рубашку. До не отводит взгляда от красивого тела, на котором нет живого места. Бывало, что и Чанёль терял контроль, оставляя следы после себя, но чтобы следы от плети, мелкие раны, словно от порезов ножами на груди, вызвали дрожь у эйрийца. Это творил Кай. Пятнадцатилетний Кай. Приносят чай, он отпивает глоток, не в силах заговорить. — Может это его предпочтения, но факт остается фактом. Он не вылезает из твоей постели. — Он не мой истинный, поверь. Я никогда не встречал его, но я должен испытать хоть что-то кроме омерзения при встрече с ним. Да? — Всё перевернется, — Бекхён тоже берёт в руки чашку, слушая эйрийца. — Я пустил тебя потому, что ты единственный, кто услышал меня. Я сказал, что не хочу тебя впускать, и ты уходил. Я очень ценю это.       Омеги долго разговаривают о правилах дворца. Сравнивают две культуры. И лишь на закате До покидает его.