Что-то вроде тысячи и одной ночи.

— Первыми будут наступать наши войска, — говорит Чунмён, глядя на старшего Ву. — Наш климат играет очень важную роль. Сейчас середина лета, удушающая духота, — принц Руны кивает, этот момент он упустил, лето здесь действительно походит на адское пекло. — Выдвигаться мы будем после сборки урожая, ведь кормильцы покинут страну. Остальные должны быть снабжены. — Пусть Кенсу и ваш брат, но сейчас ты мне словно сын, Чунмён, поэтому я хочу помочь всем, чем смогу, — говорит рунский царь, а Ифань лишь кивает. Конечно, он не до конца честен со своим будущим супругом, но факт, что он не безразличен к нему, неоспорим. — Царь Ливей, при всём моем уважении к вам, я придерживаюсь мнения моего брата. Изначально нападать будут наши войска, ведь пока ваши солдаты доберутся до Эйрии, об этом будет знать весь мир, — поведение Кенсу, который, к слову, совсем не выглядит жертвой прошлого нападения, настораживает Чанеля. Вчера трясущийся от страха, с заплаканными глазами принц сейчас холоден и расчетлив. Пак может, и выглядит обычным воином, толком не смыслящим в военных тактиках, однако он прекрасно понимает, почему руны так стремятся в бой. Ходили слухи, что омега старшего Ву отвернулась от него, сказав, что он беден и не царь, после чего в течение двадцати с лишним лет этот сильный альфа построил одну из сильнейших империи, а юг окажется лишь еще одним достоянием, а судьба Эйрии покрыта неизвестным туманом. Покорение всех земель — именно этого хочет обладатель светло-каштановых волос с проседью. Если эйрийцы самостоятельно покорят юг, то север лишится возможности заявить права на чужую территорию. — Хорошо, мы выезжаем обратно в Руну через несколько дней и готовимся к бою, — кивает мужчина, соглашаясь с их планами и молясь о том, чтобы им понадобилось подкрепление.       — Тогда, думаю, первый отряд поведет Пак Чанель, — все замирают в ожидании реакции его отца. Зря. Потому что, ушастый юноша, как нелюбимое дитя в семье родной, избавиться от которого только мечтают. Шумный, вечно доставляющий проблемы, и к тому же третий сын в семье от таинственного любовника. Дети, рождённые в браке, внешне взяли черты от обоих родителей, но интересами и талантами пошли явно не в отца. А Чанель был просто копией Пак Шина, только цвет волос и высокий рост достался от омеги, которого так и не нашли. В один день генерал приехал с боя, держа в руках маленького альфу. Такие вот сплетни.       За долю секунды До Кенсу показалось, что сердце застыло, а затем, словно сумасшедшее, начало гулко биться. Этого юношу ждет верная смерть, а ему этого не очень хочется. Совсем не хочется! Они никогда не разговаривали друг с другом, как это делают обычные пары, но только Чанелю он мог доверить свои слёзы, а это ведь чего-то стоит. Зная его почти полгода, Кенсу привык, что в его жизни присутствует Пак. Странно, но принцу хочется плакать или взять эту башню, спрятать где-нибудь, чтобы его никто не нашел. Руки немного дрожат. А если он погибнет? Тогда… у До отберут что-то очень важное… — Он удостоился похвалы Бешеного Пса, а так же моего признания. Верный и достойный доверия, отчего я могу полагаться на него. Первый шаг должен быть сильным, вызвать страх в глазах этих чумазых! Погибших будет много, предупреждаю. Второй отряд твой, Химчан. Третий рывок будет сделан мной, — и все открывают рты. Ким — старший идёт на верную смерть, потому что из первых нападающих погибают почти все. — Они сочтут это как нашу безвыходность, потому что даже я ринусь в бой, тогда, Зико, я жду того, что ты оправдаешь своё имя Бешеного Пса. Пятыми будете вы, Чонин, вы просто обязаны придти вовремя! Если у вас будут другие предложения, я жду их на завтрашнем собрании, выступаем через два дня.       Даже после окончания, До не может прийти в себя. Понуро опустив голову, он идет в свои покои и срывается. Начинает плакать, так, словно неминуемое уже произошло. — Господин! — шепчет Чен, присаживаясь рядом. За все годы службы, он привязался к своему хозяину, и прекрасно знает причину слёз Кенни. Он всегда был рядом, не показываясь, потому что знал, если До действительно требовалась защита, он бы кричал, ведь мог, однако это был лишь сопротивлением против самого себя. — Я не понимаю… Что это?! — кричит принц, громко всхлипывая. Ударяя себя по левой груди, он чувствует, как сердце сжимается так сильно, что дышать трудно. Опираясь руками об пол, сидя на коленях, До искренне не вникает в причину собственной истерики. Зеленый сюртук уже закапан горячими слезами. Чен может лишь ободряюще проводить рукой по спине.

***

      Два человека сидят в саду, переглядываясь друг с другом. Чунмёну странно вот так проводить время с отцом будущего мужа. Царь Руны красив, Ифань очень похож на своего отца. Первое впечатление о нем оказалось совершенно ошибочным. Ведь в действительности он мудрый и внимательный правитель. — Ты ведь всё равно не станешь слушаться меня, если я запрещу тебе ехать на войну? — голос Ли наполнен какой-то грустной мольбой, заставляя Кима тяжело вздохнуть. Почему он так переживает о неродном сыне, зачем устраивать такие тайные встречи… — Вы же знаете, когда-то мой отец ради спасения своего народа женился на моём отце, бросая свою истинную пару, и сейчас я считаю это своим долгом — не дать Эйрии пасть перед Лирией. — Когда мы будем на севере, я заставлю тебя сидеть во дворце, чтобы ты не подвергал себя, а еще и твоих будущих детей, опасности, — мужчина смеется и Чунмён уже старается натянуть улыбку, не позволяя сползти маске. Несомненно, что Киму приятны слова его свёкра, но он хочет услышать их не как от свёкра. Понимая, что безумные мысли пришли к нему в голову, омега одергивает себя и продолжает беседу. — Я буду жить на севере? — пытаясь придать голосу задорности и веселья, спрашивает эйриец. — Есть другой выход? Моему единственному сыну-альфе, наследному принцу, бросить всё и жить у омеги? — Ливей всё так же улыбается, не осознавая о творящемся на душе у омеги. — Тогда… следующий царь Эйрии… — ошарашенно шепчет себе под нос Чунмён. — Не переживай. Есть Кенсу, а после него и Чонин, — Ливей, как никто другой, знал, что несёт чушь, но продолжал говорить, дабы успокоить собеседника. — И к тому же, царь Суман молод, в придачу молодой наложник. — Отец не прикоснется к этому мужчине, — Ким внезапно оказался в объятиях. Дыхание принца участилось, но он сделал вид, что ничего не произошло. — Кенсу никогда не сможет восседать на троне. Ни один из генералов не преклонит пред ним колено. Он не владеет мечом, а для эйрийского царя — это что-то вроде основной обязанности… Восточный народ не делит обязанности по половым признакам. Если ты силён, твоя принадлежность не так важна. Но отец лишил его возможности обучаться этому искусству, — судя по ожидающему продолжения выражению лица царя, Чунмен набирает в легкие воздуха, словно собирается надышаться перед смертью. — Вы знаете события тех лет, когда До Минджи, ценой своей жизни, пытался спасти всех. — Да, я слышал, он выдал себя за твоего папу, а Кенсу за тебя? — спросил он, вопросительно вскинув брови. Никто и никогда не упоминал об этой стороне истории. Было множество слухов. Для всех он считался просто погибшим в руках врагов, которые желали получить выкуп. — Да, — вытирая навернувшиеся слёзы, Ким шмыгнул носом. Он был благодарен за эти объятия, не давшие ему разреветься. — Несколько бессонных ночей мы искали их. Когда мы нашли, то открыв дверь, видели, как Кенни собственными руками вонзил в своего папу меч. Вы не представляете, как это было ужасно! Он кричал и умолял Всевышнего о смерти. Я не мог ничего слышать кроме его голоса. Это был сущий кошмар. Это не слух, что он убил Минджи. Однако, если бы вы видели, как было измучено тело… — сглотнув, вспомнив ужасающий пол, покрытый кровью, он снова шмыгнул. — Ему отрезали пальцы. И всё это делали на глазах у восьмилетнего мальчика! Кенсу было всего восемь. И это еще цветочки. Я плохо помню, ведь и сам был ребенком, но некоторые картины сохранились в моей памяти, как и крики моего братика… — Прости меня, кажется, моё любопытство перешло свои границы, — опустив взгляд, Ливей крепче обнимает его. — Я думаю, вы знаете обо всём этом. Ведь тогда я был лишь мальчишкой десяти лет, а вы взрослым человеком, осознававшим всё происходящее. — Если ты захочешь, можешь меня спрашивать о чем угодно, — царь Руны улыбнулся и провел рукой по щеке омеги, а тот на секунду хотел отвернуться, но почувствовав приятное тепло на своих губах, лишь прикрыл глаза. От наплыва чувств оба забыли, что даже у стен есть уши. — Мы что-то делаем определённо не так, — прервав поцелуй, Ким даже не злится, чувствуя лишь удовлетворение. — Поговорим об этом позже, — отвечает старший, и укладывает голову Чунмёна у себя на груди.       Оба наслаждаются компанией друг друга, не замечая, что какой-то идиот решил вскарабкаться по стене в комнату Кенсу, и отчетливо слышал каждое слово и всё видел.

***

POV Чанёль       В этой жизни меняется всё.       К такому заключению я пришел, когда встретил Кёнсу. Никогда прежде я не был полон такого сильного желания — обладать кем-то. Те десять дней, после того, как я признал в нём пару, а он смотрел сквозь меня, казались мучительно долгими. Я мелькал во дворце, где только это возможно, а потом отправился воевать. Ни о ком, кроме сына Сумана, я не мог думать. Убивая врага, пачкаясь в крови, я видел лишь его образ, зовущего меня к себе обратно. И я вернулся. Сидел в зале, рассматривая красивое лицо До. Вдруг мы встретились взглядами. Сердце гулко забилось, умных мыслей в голове не было, поэтому я решил поддаться чувствам. А он взял и испугался. О мой бог! Что нужно делать в такой ситуации? Не у кого спросить. Другие будут смеяться. Куда же метит Пак Чанёль, немилый сын в родном доме? Хотя, отец сидит напыщенный, как павлин, после слов Зико. Чье-то мнение обо мне было важнее для него. Омерзительный человек. Будучи злым на него, я вышел из душного зала и заметил Кёнсу, который тащил брата на себе. Дальше я провел себя, как поступил бы каждый. Помог им. А потом, замечая силуэт омеги на балконе, я отпустил это животное внутри меня, а затем понял, что натворил.       Такой бред происходил каждый раз, когда я встречался с ним. Кёнсу же сначала сопротивлялся, и я начал терять надежду. Мне показалось? Зико ведь говорил, что другие будут казаться невзрачными, и я правда испытывал бурю эмоции при нем. — Вы же знаете, почему я каждый день прихожу к вам? Он долго смотрел на меня. Мы сидели за его столом, на котором были разбросаны книги. Сколько можно читать? — Нет, — сухо отвечает он. Раздражает эта царская надменность! — Почему? — Мне нравиться ваш запах, принц До — улыбаясь, отвечаю я, потому что он сам попросил ответа. Уголки его губ дрогнули, а я наклонился за поцелуем. Он впервые отвечал без сопротивления. Первые врата пали. Я безумно рад. — Обращайся ко мне без этих формальностей, Чанёль, — и сердце перестает биться на одно мгновенье.