По вечерам

      На чердаке пахнет затхлостью, нафталином и, отчего-то, яблоками. Воздух, пыльный и сухой, забивает лёгкие под завязку, заставляет зайтись в очередном приступе кашля; Мираджейн на четвереньках подползает к небольшому окошку и распахивает его одним резким движением, отчего стёкла жалостливо звякают.       — Располагайся, — кивает она Эрзе на старое кресло-качалку, что выглядит более-менее респектабельной на фоне прочего мусора. — Ты первая, кого я привела сюда. Гордись.       — Пошла к чёрту, — огрызается Скарлет в ответ, но присаживается.       Штраус достаёт из-под вороха различного тряпья небольшой ящичек с красным крестом на крышке и возвращается обратно, к Скарлет. Им обеим нужна сейчас небольшая медицинская помощь: у Эрзы сбиты колени, саднит губа, а костяшки рук сбиты; Мираджейн пострадала меньше — всего-то пара царапин. Зато обе вынесли из всего этого урок: не следует ходить на задания вместе, если вы грызётесь как пара дворовых псин. Но слово мастера - закон, а перечить ему — дело опасное.       — Ты такая целомудренная, Скарлет, что при взгляде на тебя начинает воротить. Мираджейн садится перед Эрзой на корточки, кисло улыбаясь; латексная юбка издаёт резкий скрипящий звук; Эрза кривится. Штраус уже обработала свои раны, пришёл черёд измываться над своей стародавней соперницей. Она отвинчивает крышечку с чего-то дурно пахнущего, смачивает ватку в растворе из этого пузырька и, не чувствуя ни стыда, ни жалости, прижигает рану на колене аловолосой. Та шипит, как кошка, в которую запустили сапог, и пытается убрать руку Мираджейн.       — Брысь, дурында, — она отмахивается от руки Скарлет. — Терпи — атаманом будешь.       — Стерва, — рыкает Эрза, а через пару минут добавляет, чуть смягчившись, — Зачем ты это делаешь? Мы же типа враждуем, а тебе было бы куда приятнее лишний раз пнуть меня, чем помочь.       Мираджейн раздражённо фыркает.       — За кого ты меня принимаешь, дура рыжая? Помахаться мы с тобой ещё всегда успеем. Знаешь, тут ситуация тебе не будничная, ибо твоя дурная башка порывалась мне спину прикрыть. Это моя благодарность, ясно? Тебе не комильфо?       Демонесса опасно скалится и ногтем по только что обработанной ране. Скарлет смотрит на Штраус почти ненавидящим, недовольным взглядом, а на языке так и вертится вопрос — какого чёрта ты творишь, из ума выжившая?       — О, какая жалость! Кажется, твоя ранка вновь кровоточит. Нехорошо, — Мираджейн ахает и прикрывает рот ладошкой как заправская актриса, а в бирюзовых глазах уже стреляют азартные искры.       Она склоняется и целует остро, быстро. Языком про кровоточащей ране, как пёс, что, слизывая кровь с разбитого колена, старается утешить своего нерадивого хозяина. А дыхание у Эрзы перехватывает, горло сжимает прочными — тут ни всхрипнешь, ни вздохнёшь, ни возмутишься, на худой конец. Но она дышит часто, рвано, набирая полную грудь воздуха на случай, если в следующий раз вдохнуть не удастся. Мир как будто переворачивается с ног на голову от непривычки.       Внутри Скарлет борются две Скарлет: одна, целомудренная, вопит во всеуслышанье, что это неправильно, что надо огреть грёбанную ведьму по голове рукоятью меча. Другая же Скарлет, о которой Эрза предпочитала никогда не вспоминать, довольно улюлюкала, распалялась и шептала непристойности, о которох целомудренной Эрзе не стоило знать. Да и не только Эрзе на стоило знать — никому не стоило знать о другой стороне будущей Титании.       Мираджейн довольно улыбается и проводит языком по губам, как бы собирая последние капли необыкновенного нектара. Для неё это, кажется, дело привычное. По крайней мере, выглядит она вполне довольной, не утирает брезгливо рот ладонью, только смотрит на Эрзу с лукавой ухмылкой на губах.       А Скарлет и сказать-то нечего — она по-прежнему отдышаться не может, ловит раскрытым ртом сжатый, пыльный и вонючий воздух. Кострами полыхают щёки, глаза затуманены, да и вообще чертовски жарко.       — Ка-ка-какого чёрта ты творишь, больная?! — возмущенно ропочет она, потому что язык её упорно не собирается слушать.       — Тебе не понравилось? — Штраус прикусывает губу и склоняет голову чуть набок, заглядывая в глаза Эрзе. — Впрочем, мне всё равно.       Она произносит это чересчур задорно, и девчонке-рыцарю это не нравится. Совсем не нравится. Но Мираджейн уже всё равно — она обхватывает запачканное, исцарапанное лицо в свои ладони и буквально впивается в губы Скарлет жадным, не по-детски грубым поцелуем. Эльза бы удивилась, но Штраус не позволяет — холодные пальцы поползут по бедру Алой под лёгкое платьице.