По вечерам

      Иногда даже самые сильные люди ломаются тонкими спичками под натиском умелой психологической атаки со стороны. Когда в твой разум кальмарьими склизкими щупальцами проникает что-то чужое, не родное, нашёптывающее гадости, хочется взвыть и броситься на стену от отчаянья.       Но Эрза сильная; Эрза не позволяет себе и сиюминутной слабости, когда кто-то наблюдает. Её сердце — кровоточащее, вечно больное, — заковано в прочную сталь, через которую пробиться сложно — ни один червь сомнения, ревности, гнева ещё не прогрыз себе дорогу к нему.       Увидеть её зареванной, ноющей, поблекшей мог видеть только покойник в недалёком будущем. Или просто Мираджейн.       'Заставь его заткнуться. Пожалуйста.'       Скарлет не говорила — жалостливо подвывала, зажимая голову в тиски, чтобы не слышать, чтобы прекратить пытку раскаленным железом по нежному мозгу. Штраус всё понимала и принимала без слов, потому что говорить с ней не всегда обязательно — она знает и так слишком много.       Пальцы незадачливой пианистки с проворством скользят по обжигающе-холодному металлу, со слепой поспешностью находят застёжки-крепления и помогают уставшей и больной грозной Титании избавится от её дурацкого панциря.       Терапия раз в неделю — крепость из подушек и покрывал на полу, уютно порыкивающее пламя в закопченном камине, сладкие, одурманивающие колыбельные, которые Эрзе никогда не пели, и доза травяного чая с малиновым вареньем, — исключительно для приёма внутрь.       У Скарлет завелись паразиты в крови, в мозгу, в мягкой податливой плоти. Иллюзорные паразиты, ирреальные, сотканые из чужой магии — электрическим разрядом по телу ощущение их мнимого присутствия. В этой ситуации факт их существования не столь плачевный, чем то, что они говорят слишком знакомым голосом.       'Симон умер из-за тебя, Эрза. '       'Почему ты бросила Уолли, Миллиану и Сё, трусливая Титания? Имеешь ли ты право носить свой титул?'       Шквал упрёков от человека, которого она любит так самонадеянно, так безнадёжно, хлыстами калечит израненную душу, снимает слои омертвелой стали, открывая путь паразиту в беззащитное сердце.       Мираджейн берёт в руки иголку с катушкой чудных ниток и зашивает образовавшиеся дыры в сердечной броне Скарлет, заглушая вопли в безнадёжно рыжей голове своей незатейливой песней. Вроде бы, что-то про далёкие страны, где моря глубокие и синие-синие, а люди — приветливые.       Ласковая, выжатая как лимон девочка-рыцарь кладёт свою вихрастую буйную голову на колени своему прекрасному врачевателю — у Мираджейн платье пахнет чем-то сладким, цветочным, какой-нибудь сон-травой.       — Спи спокойно, моя маленькая Жанна Д’Арк, — Мираджейн с материнской нежностью перебирает в руках языки пламени, пропахшие кровью, — Я залатаю твою броню, выведу паразитов. Никто не должен увидеть твою слабость, моя маленькая-большая сильная девочка.