По вечерам

      Мистган никогда не любил появляться в гильдии, не любил и не хотел, вот и не бывал здесь месяцами. Поэтому какое-то неприятное ощущение сверлом входило в его тело, как только он подходил ближе к зданию.       — Асоциальный говнюк любит строить из себя мистера Мистерию, — кто-то небрежно сплюнул во время очередного перемывания косточек, а все согласились.       Сон мигом окутывает гильдию, и все тот час валятся с ног. Все как есть: кто лицом в тарелку, кто на пол. Мистган чешет в затылке и спешит на второй этаж — оставаться внизу неприятно.       О нём Мираджейн почти ничего не знает: разговаривает мало, всех усыпляет во время своих редких визитов, играет с ней в прятки.       Молодой человек на секунду застывает у доски с заданиями для волшебников S-класса, и тогда Мираджейн, подкравшись со спины, сдёргивает с его лица маску. Мистган стоит в смущении, а она качает головой.       — Ты ведь не урод, тогда зачем лицо прячешь?       Мираджейн говорит нахально, холодными пальцами проводит по контуру татуировки, рассматривает как какую-то зверюшку диковинную. Мистган осторожно убирает её ладонь:       — Потому что так надо.       Штраус раздраженно фыркает и скрещивает руки на груди; он не смотрит на эту слишком уж развратную девицу.        — Я сломаю тебе ноги в трёх местах и запру в подвале, если ты не прекратишь строить из себя монахиню. Лучше удовлетвори моё любопытство, дорогуша.       Она смеётся и хлопает его по плечу. Остаётся один вопрос на повестке дня: почему же Штраус до сих пор не заснула?       — Потому что я Дьяволица Мираджейн. Надеялся так просто от меня избавиться, дорогой? — Девушка хватает его за ворот плаща. — Кажется, ты не на ту напал.       У Штраус губы расплываются в хищной улыбке, а пальцы уже ползут по торсу волшебника всё ниже и…       Иногда молодому правителю Эдораса снятся слишком странные сны.