Take me back all'infanzia

Асфальт заканчивался аккурат там же, где и выделенные мэрией деньги, дошедшие до рабочих. В карман мэру, в карман управе, часть начальнику смены, по копейке — рабочим, и на остатки закупить самого дешевого материала и кое-как в морозную осень накидать на промозглую бугристую землю, предварительно так и не выравненную. Раздолбленная дорога доходила до поворота с главной улицы на окраину и превращалась в замершее месиво земли, грязи и отходов, оставшееся после первых заморозков, когда почву, смешанную со сточными водами и взрытую колесами машин и экипажей, сковал первый и основной ночной мороз. Теперь дорога напоминала бомбардированный с самолетов город даже больше, чем сами руины города. Хорошо хоть морозы ударили в этом году раньше на месяц, и не приходилось увязать в уличной каше и без того на ладан дышащими сапожками, оставшимися от мамы. В свете ночи еле-еле сыпался колючий снег, ветер, играя в сволочного мужика, закрадывался под подол чужого пиджака и холодил влажные бедра. Перебравшись через трубы, я двинулась к своему дому, терявшемуся в темноте пустыря и поля за ним. Там, за рядом чахлых кустиков, оставшихся от живой изгороди, некогда было пшеничное поле, но после упада сельского хозяйства в стране и подъема промышленности местные заводы, в том числе и шоколадная фабрика, стали сливать отходные воды в реку выше по течению. Воды реки протекали через центр города, а сеть водоотводов и каналов доставляла ее к полям и пашням, но чем сильнее поднималась промышленность и грязнее становилась вода, тем с годами все более увядало сельское хозяйство. Закрывались товарищества, распускались рабочие, ненужные земли не удавалось продать, и они оставались серыми мертвыми пятнами вокруг умирающего в собственных отходах города. Леса вырубили, пашни сожгли, воды отравили — мы сами загоняли себя в клетку бедности и рабства, беря кредиты у соседних государств и все более увязая в финансовых долгах. Нам и платить было нечем. Вся экономика на экспорт с натягом окупала оплату рабочих мест и сырья. Когда я вернулась домой, дедушки и бабушки еще не ложились и смотрели наш старенький телевизор с одним каналом, который едва-едва показывал сквозь помехи и с большим успехом служил пылесборником, нежели техникой для дома. Дедушка Джо, кряхтя, подкручивал антенну, чтобы выпуск новостей было лучше видно. Несмотря на поздний час, в доме никто не спал, и даже маленький братец сидел на кровати у стариков и внимательно слушал их разговоры, хотя по времени ему давно полагалось спать. Я возвращалась после закрытия, — а это было в десять часов вечера, — к одиннадцати, потому что долгий час забирала пешая дорога до дома. Но сегодня, из-за случая в кафе, оставившего в моей душе противный осадок, на часах было без двух минут двенадцать. Очень поздно для нашей семьи. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Хотелось сдохнуть. Лечь в канаву и сдохнуть, как дворовая собака. Никто не заметит. Дома будут даже рады — избавятся от лишнего рта. Было простое желание уйти к себе, а лучше — смыть с себя грязные прикосновения жирного ублюдка, но зимой воды в доме не было, а кипятить на одну меня — пустая трата ресурсов. Первым всегда мылся Чарли, после него в той же воде я, после нас — мама и папа. Дедушки и бабушки мылись реже, но им особо и не требовалось, ведь они весь день лежали в кроватях и не потели. Даже летом в доме редко бывало жарко. — Рэйчел, почему ты так поздно? Я проигнорировала маму и, сняв с плеч пиджак незнакомца, откинула его в сторону. Мама вопросительно подняла вещь и покрутила в руках, но вопросов задавать не стала. Уж лучше пусть перешьет его на новые вещи Чарли или отдаст отцу: ему нужнее, а то пальто совсем прохудилось. — Мам, отстань, — я устроилась на колченогом потертом стуле на кухне и налила в алюминиевую чашку чая с утащенной с работы заваркой. Краситель моментально придал воде коричневый цвет и характерный химический аромат: ничего натурального в мире нет, ну или нам не по карману. — Какие новости? — Всего четыре билета осталось, — Чарли удрученно поправил рукава слишком большого для него свитера. Конечно, его мама еще мне в школу вязала, куда он будет как раз брату, если я носила его почти до выпускного, всячески перешивая и растягивая. Дедушка Джо закашлялся и потянулся к ингалятору. В последнее время ему все чаще и чаще становилось плохо, хотя он и отрицал это, стараясь помогать своим детям по дому и заниматься с Чарли, пока он не пошел в школу. К слову, о школе. С прошлого года директор перевел школу с муниципального отопления на частную котельную, и теперь семьи обучающихся платили в семестр сто пятьдесят фунтов стерлингов вместо ста. Для кого-то это была небольшая разница в сумме, но для нас ощутимая, учитывая, что папина зарплата была в два раза меньше, а откладывать из-за бабушек и дедушек, требующих лекарств, получалось плохо. А еще учебники, форма, всяческие сборы… — Теперь это станет грызней за чертов шоколад, голодными играми богачей. — Рэйчел! Сколько можно отрицательных эмоций. Папа, прошу, не начинай, ты же и сам так думаешь. Я, устало вздохнув, отпила воды, стараясь унять дрожь внутри. Меня практически изнасиловали, так почему же кроме дрожи и злости во мне ничего нет? Я должна плакать, чувствовать себя использованной и оскверненной, но вместо этого я спокойно прихожу домой и пью чай, даже не задумываясь о том, что мой первый раз мог быть с потным грязным хряком на столешнице кафе. Или это из-за того незнакомца? От него приятно пахло корицей и мятой, и разговор… Мы обменялись несколькими фразами, но этого хватило, чтобы почувствовать успокоение. Интересно, кто он? Стоп. Рэй, тебе не плевать на придурка, шляющегося ночью по городу и раздающему свои вещи кому попало? Пошел к черту, маньяк. — Прости, пап, но ведь правда, теперь богачи будут тоннами скупать шоколад. И я оказалась права как никогда. Буквально в течение нескольких дней — благо, у меня был заслуженный перерыв в смене, — нашлись обладатели остальных золотых билетов. Эгоистичная дочка богатого папика, не привыкшая слышать слово нет. От одной улыбки ее ровных белых зубов меня охватывало странное желание поймать эту малолетнюю шлюху за горло и хорошенько разодрать ей лицо об асфальт, чтобы жизнь не казалась такой уж радужной. Или продать ее в публичный дом. Да, неплохой был бы вариант. Даже дедушка Джордж разделял мое мнение: — Она еще хуже, чем тот кабан. Я свесилась со второго этажа, сбрасывая в руки брату заштопанные брюки. Чарли, поймав вещь на лету, грустно вздохнул. — Я считаю, что это неправильно: она нашла его не сама. — Что поделать, Чарли? Кому-то везет, а кто-то хорошо сосет. — Рэйчел! Не при ребенке! — дедушка Джо успел вовремя заткнуть брату уши, а я просто равнодушно пожала плечами. Не такой уж он и маленький. Хороший, да, но Чарли всегда был слишком наивным и чистым для окружающего мира. Когда он пойдет в школу, никто не будет его там защищать и фильтровать информацию. Уж лучше пусть набирается от сестры, чем от детей наркоманов и пропитых шлюх. — Не переживай, Чарли, поверь, такое избалованное поведение не доведет эту девочку до добра, — дедушка Джо был прав, относительно… — Ага, закончит на панели, еще папаша разорится. — Рэйчел! Я вяло проигнорировала несколько недовольных голосов снизу. — Все, молчу-молчу, продолжаем жить в мире радужных пони и радоваться пыльце фей, — фыркнула я. Я знала, что с каждым годом становлюсь невыносимой, но цинизм и хамство помогали выжить и смириться с осознанием своего будущего — всю жизнь проторчать здесь, ухаживая сначала за стариками, а после и за родителями. Выйти замуж за бедняка, как и мы, и, нарожав детей, жить в еще большей нищете. С улицы, внося холодный ветер и колючий снег, забежал папа и, обняв маму, скромно подошел к Чарли и улыбнулся. — Чарли, мы с мамой посоветовались и решили… — Держи, сынок, — мама протянула брату чертову плитку шоколада. Можно было бы повозмущаться, что нечего дарить на последние деньги сладкое, но с родителями бесполезно спорить. Дарить брату шоколад вместо полезных вещей — традиция, и какая разница, что у него нет приличной одежды для школы. Но кто я, чтобы меня слушали родители. Чарли осторожно развернул газетную обертку и достал оттуда красочную плитку. — Восхитительный сливочный восторг Вонки. Я хотела было спошлить про то, кто там слизывает сливки с чужих тел, но решила не портить брату маленький праздник, ведь в его глазах просто зашкаливал восторг и благоговение к обычной плитке шоколада. Еще бы, Вонка был его кумиром с малых лет, об этом в семье знали все. Да и мама с папой, и дедушки-бабушки вон как улыбаются. Наверное, я была единственным человеком в городе, не восторгающимся Вонкой до поросячьего визга. — Может быть, подождем до утра? — К черту, открывай, — стоит признаться, мне в душе было любопытно настолько, что я свесилась с нашего второго этажа и, закусив губу, наблюдала за происходящим. — Рэйчел! Молчу-молчу, пап. — Чарли, нам на четверых уже триста восемьдесят один год, мы не можем ждать. Я тихо усмехнулась словам дедушки Джо. Лукавит, им-то побольше, насколько я помню данные в паспортах. Чарли медленно снял обёртку — теперь в его руках была только блестящая в свете камина серебристая фольга, из-под которой выпирали орешки и фирменный логотип, настолько крепко она облегала шоколадку. — Чарли, ты только не расстраивайся, — попыталась приободрить мама, и маленький Чарли благодарно улыбнулся. Все мы в глубине души не верили в то, что чудо возможно, но почему бы не понадеяться хотя бы минуту, что мы можем выиграть? И вот брат медленно открыл фольгу с четырех сторон, осторожно отгибая уголки и растягивая это чарующее волнение, интригу, и… ничего. Дедушка Джо, расстроено всплеснув руками, откинулся на подушку. — Ну вот, так я и знал. Даже мне было немного обидно, но ничего не поделаешь, это очередное подтверждение невезучести нашей семьи и подлости мира. Что ж, где там была библиотечная книжка про приключения? Хоть успею главу-другую пропустить перед сном, пока камин не погасят. — Рэйчел, держи. Я отвлеклась от приключений храброго пирата, когда брат осторожно сел рядом и протянул кусочек шоколада. — Не надо, Чарли, это твой подарок, ешь сам. — Мой, и я делаю с ним что захочу. Маленький кусочек шоколада был просто восхитительным на вкус и таял во рту. Насколько бы я ни была равнодушна к шоколадной продукции, но обижать брата не хотелось. К тому же, оставшись без ужина, я хотела хоть что-то поесть, а в этом кусочке мне попался и цельный орех. — Иди сюда, маленький проказник, — обняв брата, я прижала его к себе и укрыла нас обоих стёганным одеялом из лоскутов. Мы часто спали зимой вместе, так теплее. — Рэй, — я практически заснула, когда он меня позвал. — М? — У нас же все будет хорошо? Я прижала брата крепче и чмокнула в лоб. — Непременно, Чарли, у нас все будет просто шикарно.