Take me back all'infanzia

На работу я так и не вернулась. А смысл? Расчет мне передала кухарка, волей случая встреченная утром на рынке. Скромные две купюры из официального заработка радости не прибавили, но, впрочем, я и не рассчитывала, что хозяин соизволит выплатить полагающиеся при увольнении проценты, тем более памятуя нашу последнюю встречу. Собственно, по словам кухарки, он видеть меня не желал, но оно было и к лучшему. Что ж, пора было искать новое место работы, да побыстрее, — кушать зимой хочется больше, а воровать из садов уже нечего. На полученные сто фунтов стерлингов особо разгуляться не вышло. Двадцать из них сразу ушли на покупку продуктов в дом: крупы, консервы, списанные с армейского пайка, капуста и картошка — и все, части денег нет. Еще пятьдесят пришлось отложить на обучение Чарли, а на оставшиеся тридцать — дотянуть до зарплаты на новой работе. С отцовских денег мы чинили разваливающийся дом, оплачивали свет и налог на землю. Так и выживали. А в витрине магазина по-прежнему манили то красивое платье с бисерным узором и миленькие белые туфельки на маленькой шпильке, отделанной атласом. Утром мама стояла на кухне и резала капусту для супа, папа же, на удивление, остался дома, а не пошел на работу. Если семья была в курсе моего срочного увольнения, хоть и без подробностей, то присутствие отца в доме для меня было пока необъяснимо. В этот день, ничем не отличающийся от других, я проснулась, умылась-оделась и сняла с Чарли мерки, после отправив его погулять и занявшись перешиванием чужого пиджака. Мама и папа отказались от него, попутно прочитав мне лекцию о том, что стоит найти владельца и вернуть ему пропажу, а я, плюнув на нравоучения, решила порадовать брата и теперь, закусив губу, увлеченно резала и подшивала, уменьшая порядочный размер взрослого мужчины до худощавых плечиков нашего Чарли. Из отрезков сойдут неплохие стельки в сапоги и заплатки на плащ, а братишка к школе хотя бы нормальные вещи наденет и не будет позориться. Так, эту подкладку можно и отпороть — больно выпирает из-под отрезов некрасивой бахромой, а вот на материнскую куртку сойдет. — Мам, а инициалы на одежде вышивают же только очень богатые люди? — пальцы скользнули по золотой вышивке на воротнике. «W.W». Интересно кто ты такой, что столь дорогими вещами разбрасываешься направо-налево? Ткань действительно была не из дешевых. Классический тренчкот, снабженный отстегивающейся подкладкой, и все из стопроцентной шерсти — ручная работа, пуговицы из полудрагоценного камня и явно ручная вышивка. Да, точно, на обратной стороне даже видно маленькие погрешности, умело замаскированные руками вышивальщицы. Ну, если продать такой пиджак, можно получить денег на новый телевизор, не меньше, да только кому нужна вещь с чужими инициалами? Кстати, может быть, стоит пойти работать на ткацкий завод мистера Уоллеса? В городе поговаривали о фабрике многое, да и сотрудниц цеха я видела зачастую в хороших магазинах. Всегда ухоженные, в маленьких аккуратных шляпках и светлых пальто, они покупали многое и после садились в автомобили с личными водителями. Неплохо для простых ткачих. — Рэйчел, ты все же перешиваешь его? — Нет, я повесила его на стенку и, вдыхая мужской аромат, мысленно привораживаю владельца! Конечно, перешиваю, что за глупые вопросы? — огрызнулась я с табуретки. Папа, неодобрительно посмотрев поверх вчерашней газеты, промолчал: женские разборки явно не его дело. Дверь громко хлопнула о старый потрескавшийся косяк. — Чарли, еще раз так хлопнешь дверью — и я сама хлопну тебя чем-нибудь тяжелым! — Рэйчел! — Да, пап? — Да тише вы! Чарли, кто его нашел? — Дедушка Джо оживленно приподнялся на постели. — Кого? — вопросительно подняла голову я, откусывая кусок нитки. Папа, взяв в руки газету, смахнул с нее свежий снег, пока тот не разъел чернила на дешевой бумаге. — Третий билет нашла мисс Виолетта Борегард. — Ну и черт с ней. Чарли, иди сюда, примерь. Пока брат вытаскивал рукава из своей старой куртки и, стуча зубами, старался согреться после уличного мороза, по старенькому телевизору начались новости. Ведущая в строгом костюме и с очками в тонкой оправе на носу, невыразительно диктовала: — Обладателем четвертого билета стал… На экране замелькал небольшой пригород одного из крупных американских городов, точно такой, каким его показывают в дешевых фильмах — ряды одинаковых, ничего не выражающих домов и аккуратных лужаек. Майк Тиви — так звали четвертого ребенка, который, как оказалось, купил лишь одну плитку шоколада, да и то не съел ее, мотивируя это тем, что он терпеть не может шоколад. Тут уже не выдержал дедушка Джордж. Такого потока ругательств я никогда ни от кого не слышала и, признаться честно, даже не ожидала от дедушки подобных эпитетов. — Папа, — мистер Бакет укоризненно посмотрел на отца, а я лишь присвистнула от удивления. — Да ладно, пап, и ты еще обижаешься на мою грубость. Дед вон получше уличных выражается! Дедушка, немного успокоившись, выругался еще раз, но тише и когда Чарли уже отошел к папе. — Пап, а почему ты не на работе? Мы с мамой быстро обменялись взглядами. Про себя каждый в доме понимал, почему глава семейства Бакетов был дома, однако никто не торопился говорить об этом, считая, что отец при необходимости сам расскажет. — Видишь ли, Чарли, на заводе решили дать мне временный отдых. — У тебя отпуск? Ох, Чарли, ну не тупи же ты так сильно. — Да, что-то в этом роде. На самом деле это был совсем не отпуск. Рост продажи сладкого привел к увеличению кариеса, а это в свою очередь привело к росту продаж зубной пасты. Получив дополнительный доход, хозяева фабрики решили провести модернизацию, и папа лишился работы. Я косо наблюдала за тем, как отец со злостью пинает на улице свежий снег. — Мы и так жили впроголодь, — больно было видеть, как папа — родной папа — выглядит как никогда обреченным и расстроенным. Мама, оставив белье, подошла к отцу и, нежно обняв его, прижалась щекой к плечу. — Ничего страшного, найдешь другую работу, а пока будем варить суп попостнее. Я тихо усмехнулась. Куда еще постнее воды? — Не волнуйтесь, мистер Бакет, нам еще улыбнется удача. Ну да, конечно. Оптимистами не рождаются, а становятся именно в такие моменты жизни, когда голова осознает, что ни черта лучше не будет и, кроме слов и веры, ничего не осталось. Я свесилась со второго этажа и, стараясь не шуметь и не разбудить стариков, жестом подозвала Чарли к лестнице. — Чарли… Чарли! Черт, мелочь, иди сюда. Брат, неуверенно отложив книгу, приблизился ко мне и поднял голову, а я, свесившись еще сильнее, протянула ему блестящий пятифунтовик. — Но Рэйчел! Господи, за что ты послал мне брата идиота… или зачем я родилась в семье добрых и наивных людей? — Тс-с! Да не ори ты так. На, иди и купи эту сраную шоколадку. Протертое пальто брата мелькнуло в дверном проеме и тут же исчезло за хлопнувшей покосившейся дверью. Я вернулась на наш чердак и, откинувшись на лоскутный матрас, подперла подбородком подушку. Все же интересно получается. Даже если допустить, что у меня или Чарли хорошо сложится супружеская жизнь, где гарантии, что вторая половинка согласится содержать не только уже немолодых родителей, но к тому же в придачу бабушек и дедушек, на которых с каждым годом уходит все больше и больше денег. Слава богу, они пока еще в своем уме, хотя бабушка Джорджина уже слегка не в себе. Ладно, грех говорить такое: пока не убегает из дома и не открывает газ, — пусть лежит. Но это пока она одна, а как, в случае чего, содержать четырех полоумных стариков? Если только супруг будет очень много зарабатывать, а в нашем городе, пожалуй, такое по карману только шоколадному магнату и мэру. К слову, последний не так давно женился в третий раз на девушке, едва перешагнувшей порог совершеннолетия и выглядящей ровно на столько, что невольно просыпаются педофильные мысли. Кажется, я задремала. От мыслей и из дремы меня вывел слабый толчок в плечо. Брат, нависнув надо мной, держал шоколадку практически у моего носа. От пальто брата пахло морозом и свежим снегом — только влетел. Вон, даже снежинки не растаяли на рукавах. — Рэйчел, проснись. — Иди, открой с дедом. Он помедлил, но все же пошел будить дедушку Джо, который в этот самый момент спал с остальными стариками внизу, пока мама и папа чинили крышу. — Деда, проснись, — Чарли аккуратно потрепал дедушку за рукав. — Что случилось? — старик, как и все в его возрасте, проснулся мгновенно. Может быть, это единственный плюс старости, когда ты засыпаешь и просыпаешься мгновенно в любое время суток. Лично меня после смены не разбудит и парад большого оркестра. — Шоколадка. Рэйчел дала деньги. Дедушка Джо, затаив дыхание, взял шоколадную плитку с одного конца. — С какой стороны начнем разворачивать? — Давай сразу, как пластырь, — Чарли и сам нервничал, держа за другой конец и с вожделением и страхом еле-еле заметно поглаживая обертку. — Раз… — Два… — Три! Разочарованный вздох лишь подтвердил то, что я говорила ранее. Удача не для нашей семьи. На следующий день мы отправились за учебниками в комиссионку мистера Олливандера, чтобы прикупить для Чарли новые книги на будущий год. Его книжный магазин был самым экономным вариантом за счет того, что уже отучившиеся школьники приносили старые книги и продавали за гроши, а мистер Олливандер в свою очередь с наценкой продавал их малоимущим семьям. Не сказать, что каждая книга была высокого качества, — изрисованные, порванные и заляпанные, — но новенькие с белоснежной бумагой прямо из типографии были нам не по карману. Когда мы возвращались, проходя мимо ворот фабрики, я лишь ускорила шаг, а вот Чарли — наоборот, задержался, мечтательно глазея на серые клубы, вырывающиеся из труб. — Чарли, если ты так любишь свою фабрику, то давай мы пойдем туда греться или потопали домой, я не шоколадная — на морозе не мерзнуть. Отец просил еще за газетой зайти. Папа действительно просил купить газету с объявлениями о работе. В магазинчике тетушки Молли было тепло и пахло свежей печатной краской. У прилавка толкались покупатели, а я, пристроившись у стенда, втихаря стала листать новый журнал с одеждой, завидуя этим моделям, у которых есть все. — Дайте, пожалуйста, один восхитительный шоколад Вонки. Ну жри, жри шоколад, маленький кусочек мяса. Вот вырастешь — и поймешь, куда деньги уходят из зарплаты. — Чарли, иди возьми отцу журнал… Чарли?! А он в это время протягивал новенькие десять долларов продавцу. Я думала, что пришибу его о витрину прямо здесь, на глазах у покупателей, но к тому моменту, как я успела добежать до брата, тот уже вертел в руках золотой билет. Ох-ре-неть. — Мальчик, а не продашь… Я успела захватить брата в охапку, прежде чем тетка протянула сухие ручонки к билету. — Я дам тебе за него новый велосипед. — Не слушай ее, мальчик, я дам тебе сто долларов. — В задницу себе заверни эти деньги, — резко огрызнулась я, перекрывая испуганного брата. — Так, Чарли, лови пендель любви и вали домой, — залепив брату для надежности оплеуху и отправив его бежать в сторону дома, я нехотя вышла на мороз и сделала глубокий вдох. Ледяной воздух заколол ноздри и легкие, раздувая на груди пальто и шарф. Неужели мне это не снится?