Take me back all'infanzia

Нас отвели на несколько этажей вниз, а оттуда по коридору налево, и мы спустились еще на пару пролетов по винтовой лестнице, прошли три квадратных двери и после круглой поднялись на пролет, обогнув странную синюю трубу и на три четверти развернувшись, поднялись еще на этаж по широкой лестнице из карамели. В конечном итоге я ожидала увидеть нечто наподобие лакричных кроватей, пряничных стен и вместо мебели что-то съедобное из..ммм, скажем шипучего мармелада, но нет: сразу за широкими, вполне человеческими двустворчатыми дверями располагался узкий коридор всего в десяток метров длиной, по обе стороны от которого было по две двери. Над головой гудела система вентиляции и отдаленно слышалось тяжелое скрежетание цехов. Вся фабрика, словно единый живой организм, рычала, тяжело вздыхала и напрягалась. Когда мы проходили по одному из коридоров, от стен шел такой же страшный скрип, который бывает при высоком давлении на дне океана или в космосе. Казалось, вот-вот и стены согнутся под огромной тяжестью и напряжением. - Здесь так непривычно после цеха, - заметила мать Виолетты. И правда. Скучные стены, выкрашенные серой краской, облупившиеся двери с потертыми устаревшими ручками в виде шарика и полупротертый старый ковролин на полу. Я видела такой же в гостинице нашего города, когда работала там уборщицей — ковер, по которому ежедневно ходят сотни людей, и он уже держится на добром слове и мольбе завхоза, у которого нет денег на новый. - И тихо, - как только двери за нами закрылись, коридор наполнился гробовой тишиной. С непривычки уши словно забило ватой. - Что это за помещение? - возмущенно спросила Верука, брезгливо ступая на потертую пыльную ткань. - Здесь все так..дешево. Дешево - это когда сковородке, в которой вы жарите что-либо, больше лет, чем твоей матери, а дыру на крыше вы заделываете пластиковыми упаковками из-под мяса, которые мясник выкидывает рядом с вашим домом; а тут все даже более-менее уютно и комфортабельно. Умпа-лумп, проигнорировав девочку, поклонился и, развернувшись, удалился, закрыв за собой дверь. Первой опомнилась Виолетта и, подлетев к двери, с силой дернула ее на себя: та даже не шелохнулась. - Нас заперли! - Подумаешь. Вы как хотите, а я пойду спать, - взяв за руку Чарли, я толкнула первую дверь справа, у которой стояла наша сумка, и вошла внутрь, закрывшись на шпингалет и отрезав нас от разразившегося в коридоре крика, гомона и возмущенных воплей. Помещение было более чем скромным и явно переделанным из-под складских нужд на скорую руку в жилую зону. Армейская двухэтажная кровать занимала половину крохотной комнатки, два потертых стула и все. Окна отсутствовали. Стены, постельное белье и потолок были грязно серого цвета. Рядом со входом была еще одна дверь, за которой обнаружился душ, унитаз и раковина с зеркалом. Пока Чарли разувался у входа, я быстро шагнула прямо в ботинках к кровати, закидывая сумку с вещами на второй этаж. - Ты спишь сверху, я снизу, - брат обиженно засопел у двери. - Но я хотел быть снизу... - Не обсуждается, - я тряхнула головой, критично ощупывая матрас и оглядывая разводы на подушке. - Если что-то случится или к нам придут ночью незваные гости, то первый удар придется на меня, а ты успеешь убежать, так что не спорь со мной. Видя, что брат накуксился, я мягко улыбнулась. - К тому же я такая тяжелая, что кровать сломается, а сверху падать больнее. Давай раздевайся. Это было не так, как в фильмах, но и не так ужасно, как дома. Кровать была вполне пригодна для сна, и меня даже не смущала простынь в желтых подозрительных пятнах, отдающая гарью влажная наволочка и тонкое шерстяное одеяло в драном пододеяльнике. В любом случае это было лучше простыни на голой фанере и старой перьевой подушки, обтянутой обрезками старых тряпок. Да и дома мы спали, прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то согреться — от щелей в крыше всегда сквозило так, что спали мы в куртках; а тут вполне тепло, уютно и относительно чисто. Правда кушать хочется — сладким особо не наешься, но и на отдельной комнате спасибо. Чарли, быстро раздевшись до майки и порток, залез на второй этаж и уставился сверху на меня. - А зубы почистить? - Ну Рейчел... - Никаких ну, - я закинула брату на второй этаж щетку и, кивнув в сторону ванной комнаты, направилась туда первой, даже пока не раздеваясь. Успею еще: надо уложить брата, вставшего сегодня не свет ни заря, а то не выспится, и ходи с ним завтра сонным весь день. Из крана, как оказалось, текла тонкая струйка еле теплой ржавой воды, смутно отдающей мазутом. Вполне достаточно, чтобы умыться и почистить зубы. Щетки у нас были старые, полулысые, но все никак не желающие ломаться и служащие своей стране верой и правдой. Брат, утерев лицо о имеющееся тут протертое полотенце, зевнул и сам направился спать, а я, заперев дверь, решила принять душ. Одежда была сложена на пол рядом с дверью. Я, зябко поежившись, нерешительно взглянула в заляпанное пятнами зеркало и тут же отвернулась. Было бы на что смотреть. Впалый бледный живот с торчащими ребрами, растяжки на боках и там же висячая кожа и складки не уходящего даже от голода жирка. Большая неаккуратная грудь совершенно коренным образом отличалась от красивых упругих мячиков из женских журналов — не такая подтянутая, с некрасивыми темными ореолами и явно такая непривлекательная для мужчин. Последний мой молодой человек всегда любил смеяться, выкручивая соски и называя мою грудь исключительно досками с воском. Я осторожно провела ладонью от шеи вниз к животу, на миг сжав и отпустив грудь. Как там говорится? Эрогенная зона? Что-то не чувствуется никакой эрогенности. В памяти тяжело заворочались воспоминания о прошлых опытах — синяки на полгруди, кровоточащие соски и кровоподтеки на всем теле. А потом назвал бревном. Это было не так обидно слышать, как после узнавать в школе из третьих уст, что, оказывается, ты та еще шлюха, просящая о таком, что даже думать стыдно, не то что произносить. Я машинально провела по шрамам на ляжках и, закусив губу, отвела взгляд в сторону, сдерживая слезы, горбясь и не желая смотреть на свое тело. Зачем видеть эти уродливые растяжки, шрамы, ожоги от сигарет и вспоминать каждый раз о том, как то или иное уродство у тебя появилось? О чем не знает мама — мама не знает обо всем, что творилось за пределами школы. В душе дела обстояли получше, чем в раковине, и хотя ноги скользили по склизкому пластмассовому дну в разводах и плесени, я могла хотя бы на миг расслабленно подставить лицо под упругие струи и смыть с себя недельную грязь, ощущая, как намокшие волосы оттягивают запрокинутую голову назад. Грязь с тела медленно, но отмокала и оттиралась. Шею, плечи, живот, ноги я медленно, откинув все мысли, впервые за долгое время неторопливо скребла мочалкой, намыленной хозяйственным мылом, не боясь замерзнуть и не думая, что в этой воде еще вещи стирать или что в ней мылся кто-то еще. Такой роскоши, как горячая вода и душ, у меня не было со времен учебы в школе, где я мылась в школьной банной комнате, установленной для тех, кто занимался физкультурой. С усилием, чтобы оставалась красная полоса, до боли вжимая грубое волокно в тело от шеи и вниз, раздирая тонкую кожу на груди, обводя пупок и дальше вниз по шрамам к ступням, кривясь от ядреного запаха хозяйственного мыла, разъедающего глаза. А в животе все еще бурчит. Когда я вышла из ванной, закутанная в полотенце, Чарли уже спал, погасив свет в комнате. В темноте, не стесняясь брата - чего он там не видел, - нащупала старую мамину фланелевую ночнушку и натянула поверх влажного тела; но спать не хотелось. Ткань на спине тут же промокла от влаги, сочившейся с волос: глупо было одеваться, не подсушив их. Я вздрогнула, когда в коридоре хлопнула дверь и раздались мягкие шаги в противоположную от выхода сторону. Осторожно, чтобы не будить брата, я приоткрыла дверь и, выскользнув в коридор, двинулась по нему дальше. В конце комнат он резко сворачивал налево, и в конце виднелся небольшой балкон, где уже стоял кто-то. По мере приближения к свежему воздуху становилось все холоднее. На каменном балконе, выходившим на другую сторону фабрики — к полю и лесу, стоял и курил отец Майкла. Дешевые папиросы дрожали в руке, да и сам вид мужчины не выглядел ободряющим. Закутанный в махровый синий халат и такого же цвета тапки, он нервно делал глубокие затяжки и, заметив меня в последний момент, нервно вздрогнул, роняя сигарету на пол. - Вот черт, - тапок тут же затушил окурок. - Я вас напугала? - я решила начать беседу. Врага надо знать в лицо, а мне все равно не спится. - Нет, просто не ожидал встретить кого-то здесь так поздно. Вы курите? - машинально кивнула, принимая из его рук папиросу и зажигалку. Дым от дешевого табака, смешанного с травой, заманчиво дерет глотку и легкие. - У вас затяжка, как у американского бандита. - У меня затяжка, как у человека с перекуром в минуту, - равнодушно отвечаю, докуривая папиросу в две затяжки и кидая окурок с балкона вниз. Вдалеке виднеется подсвеченная военными ЛЭП, идущая от правительственного объекта к генераторам на севере. - Не пристало молодой девушке так курить. Я презрительно оглядела мужчину с ног до головы. Сколько ему? Не больше тридцати, но выглядит на сорок со своей лысиной и зализанными тремя волосинками: видно, что деньги все отдает жене - наверное, она его держит в железных рукавицах. Руки не огрубевшие, мышцы не заметные, да и осанка буквой зю, а значит, работает в офисе и не более чем простой рядовой планктон. Такие обычно и коньки отбрасывают раньше. - У вас все настолько плохо, что вы собираетесь меня учить? Мистер Тиви, дрожа, вскинул руки в примирительном жесте. - Что вы, увольте. Просто понимаете, - он оперся локтями на каменный бортик, мусоля в руках шнурок от халата, - я не уверен, что все здесь правильно. Майклу это не нужно, а приз в виде шоколада - не самое лучше вложение капитала, даже если по приезду домой мы будем его продавать. Понимаете, мне пришлось уволиться с работы ради этой поездки, и теперь дома я никто - у нас совершенно нет денег платить за коммунальные услуги, школу Майкла и кредиты... Я равнодушно стояла, оперевшись спиной на косяк прохода. Жалости к этому человеку у меня не было, как бы он сейчас на нее ни давил. - И теперь нам придется одеваться в комиссионных магазинах и есть более дешевые продукты... - Мистер Тиви,- резко перебила я его, - не ВАМ рассказывать мне о плохой жизни. Вас никто не заставлял ехать, но вы пошли на поводу у сына, которому эта поездка и самому не нужна, зная, к чему это приведет. Вы взрослый самостоятельный человек с головой на плечах и вместо того, чтобы заниматься действительно серьезными проблемами, вы увольняетесь и едете на другой конец света для получения пожизненного шоколада? - я брезгливо поморщилась. - Никто не мешал вам продать билет и на полученные деньги закрыть кредиты. Но вы пошли на поводу у ребенка, чьи интересы ставите выше нужд семьи. Мне жаль вас. Я развернулась и двинулась в обратную сторону, чувствуя, как в душе вскипает злость. Люди не понимают, что имеют, и насколько может быть хуже. Только черпнув дерьма на самом дне понимаешь, что до этого было лучше, а ты этого не ценил. Из-за одной двери доносилось характерное постанывание, и я лишь ускорила шаг. Даже думать не хочу, хотя по принципу отбора оставались мать Виолетты и отец Веруки. Интересно, а девочки это тоже слышат и догадываются или все настолько плохо? До комнаты мне также не удалось дойти — внимание отвлекла приоткрытая дверь в коридор, откуда нас привели. Переборов в себе чувство самосохранения и опасливо косясь на коридор за спиной (а то мало ли кто чего увидит), выскользнула на широкую лестницу. Странно, не замечала, когда мы шли сюда, что у нее есть продолжение наверх. Осторожно ступая босыми ногами по мрамору, я двинулась в неизведанном направлении, разглядывая преобразившийся коридор — чем выше я поднималась, тем дороже становилась отделка. В конечном итоге, пройдя два пролета и почувствовав дискомфорт, я вернулась на первый пролет от нас, где был длинный коридор с окном вместо одной стенки, сквозь стекло которого открывался вид на центральный вход. Одинокие лампы освещали припорошенную мозаику — с такой высоты было видно выложенное панно, но вот рисунок под снегом трудно различался. Вдалеке виднелся спящий город, а за ним чернела бездна заброшенных полей. Повторюсь — фабрика находилась на горке, и отсюда было видно далеко вперед. - Разве вам не говорили, что нехорошо ходить по чужому дому без разрешения, - это раздалось так близко, что я, подпрыгнув, резко развернулась, оказываясь нос к носу с магнатом. Сейчас он был одет проще — домашний халат, штаны и мягкие тапочки, но все так же выдержанное в едином стиле. Я запоздало вспомнила, что на мне, кроме маминой сорочки, и нету ничего, и начала кое-как одергивать ткань на груди, зная, что после балкона там выпирает много того, чего не следует. - Что-то я не припоминаю таких указаний, - говорю, а сама делаю маленький шажок назад, а то кто-то слишком уж сильно в моей интимной зоне дышит. Магнат, закатив глаза, устало всплеснул руками. - Боже, неужели так трудно догадаться, что если дверь закрыта, то через нее запрещено проходить? - Но дверь была открыта... - Душенька, я прекрасно знаю, что дверь была заперта этим ключом, — мне сунули под нос связку ключей. - И без него ее никто не мог открыть. - Но кто-то же открыл, - уперлась я на своем, теряя терпение. - Послушайте, если я зашла куда-то не туда, примите мои извинения, и я тут же удалюсь. Вилли Вонка с интересом взглянул куда-то поверх моей головы, но ничего не сказал, и я, посчитав это как согласие, развернувшись, быстрым шагом вернулась в комнату.