Take me back all'infanzia

Подушка пахла хлоркой. Я проснулась раньше Чарли и долго лежала, разглядывая механическое плетение ниток на пожелтевшей от времени и стирок наволочке. Потертая ткань едва держалась, исходя усталостью и презрением к тем, кто на ней лежал. Некогда белая накрахмаленная наволочка, вероятно, служившая почетным гостям, теперь, на старость лет, больше никому была не нужна. Как и я. Действительно: будущее предопределено, и как бы я ни старалась, выхода из бедственного положения семьи не было. Когда старость заберет на тот свет стариков — уже отец и мать станут немощными, и придется их содержать, а ко времени их смерти на собственную личную жизнь у меня не останется времени. Одеяло кололо через пододеяльник, отвлекая от наволочки. Ведь все могло бы получиться по-другому, но нет, именно мы с Чарли оказались теми детьми из бедной семьи, которым всю жизнь с рождения говорят, что они ничтожество. На кой черт пытаться что-то изменить, проще уже смириться с судьбой посудомойки или уборщицы. Полпятого утра - где-то так было, когда мать призналась в своей беременности голодной дочери, сообщающей ей в свою очередь о прохудившихся последних сапогах. О чем может подумать в таком возрасте ребенок, и так ставший объектом издевательств в школе? Ненависть — в тот момент я ненавидела и презирала как мать, так и не рожденного выблядка. Мне хотелось красивой одежды и игрушек, а вместо этого я четко понимала, что положение нашей семьи станет только хуже. Но кто знал, что дедушку Джо уволят, и мы лишимся практически всего, обрекая отца на жизнь ломовой лошади. Мать все детство навязывала мне любовь к брату и счастье материнства, а мне казалась блаженной мысль сдать брата в приют и никогда в своей жизни не заводить детей, если они не смогут получить все самое лучшее. С годами я все же пришла к мысли, что не хочу детей совсем. Я приподнялась на кровати, откидывая одеяло, и спустила ноги на пол. В комнате стоял полусумрак, ночник исходил еле видимым светом от диода, томившегося под запылившимся стеклом. По полу шел едва ощутимый сквозняк, да и в целом в комнате казалось намного прохладнее, чем вчера вечером. Чарли сопел на верхней полке, а я бессонно смотрела в пустоту, не зная, как поступить дальше. Теплая постель, но ведь ей нельзя подкупить человека - так же, как и едой или крышей над головой. Многие девочки из неблагополучных семей уходили за богатыми папиками, наслаждавшимися дешевыми шлюхами, готовыми выполнять любую прихоть за кусок хлеба, а я...думала над этим, и не раз, но так и не решилась согласиться раздвигать ноги перед пропотевшим импотентом за кусок хлеба. Не так я представляла свою судьбу и жизнь: все лучше в голоде, нежели доступной подстилкой, готовой делать все что угодно, не имея права голоса и мнения. Сказал отсосать — и ты сосешь, пока не доставишь жирному мешку с деньгами удовольствие. И ради чего? Это просто не было моим. Так же как школьные компании, друзья, мечты. Непозволительная роскошь - такая же, как и детство... - Take me back all'infanzia... - я прижалась лбом к коленям, жалея себя и ненавидя семью за испорченную жизнь. Фраза была иноземная и вырванная из контекста старого фильма, показанного в школе, чей сюжет повествовал о детях, выросших в годы войны и лишенных детства в силу обстоятельств. Они вставали с десяти лет к станкам, кто младше - таскал тяжелые мешки и копал окопы, кто старше - уходили в отцовских шинелях на фронт. Пока по миру шагали военные, наша страна отсиживалась в стороне, перебегая каждый раз на сторону тех, кто побеждал. Может быть поэтому среди старшего поколения остались одни ублюдки, в то время как их ровесники за границей - другие; во всяком случае, так казалось мне. Вини в проблемах всех вокруг, кроме себя самой. У меня не было детства: в двенадцать лет родился Чарли, и его рождение провело черную черту по моим интересам, с того момента, как мать внесла в дом орущий кусок мяса, все, абсолютно все свободное время было завязано на нем. Обгаженные пеленки, прокисшие смеси, бессонные ночи и постоянные понукания, что я обязана помогать матери. Рывком встав и потянувшись к одежде, я неожиданно охнула — на табуретке заместо наших с братом вещей лежали абсолютно чужие тряпки, никак не схожие с нашими дешевыми обносками. - Чарли, вставай сейчас же, — зашипела я на брата, сдергивая с него одеяло. Мальчик, сонно зевая, испуганными глазами уставился на меня, не понимая, что происходит. Растянутая отцовская майка сходила ему за ночнушку, да и безразмерные трусы болтались до колен, выбешивая меня еще сильнее. Схватив брата за отворот майки, я с силой притянула его к себе. - Кто к нам заходил? - Я не знаю! - Врешь, - я с силой оттолкнула мальчика, оставляя его наматывать сопли на кулак. Если кто-то приходил в комнату в мое отсутствие — это плохо: смена одежды простая шалость, но могло случиться что угодно. - Я же спал... Что-то случилось? - Я резко презрительно взглянула на брата. - Случилось! У нас украли все вещи, мелкая ты бестолочь! - рявкнула я, сдергивая брата на пол и нависая над ним грозной тенью. - Я отлучилась на пять минут, а ты даже не услышал, как нас обокрали, мелкий ты кретин! - брат, накуксившись, заплакал, а я, устало вздохнув, легким толчком откинула его на свою кровать. - Закрой рот, не хватало еще твое нытье слушать. На стуле лежали аккуратно сложенные и явно только что из магазина вещи. Детские для Чарли — темно-бордовые брюки, к ним свитер с оленями и майка под него, и, видимо, мне - элегантные черные брюки и синий свитер в тон обновки брата, только вместо оленей на нем были пчелы. Так, отлично, нас обокрали и оставили вместо лохмотьев хорошие вещи абсолютно безвозмездно. Как бы меня ни давила гордость, но сейчас, кроме этих вещей, надеть нам было нечего: не в ночнушке же ходить целый день. Со вздохом пришлось признать, что иного выбора у нас нет, и, протянув вещи брату, я и сама стала одеваться. Брюки пришлись впору, но к таким вещам я явно не привыкла: они были максимально заужены в ногах и облегали, словно колготки, да и занижены слишком вызывающе, но последнее скрадывал свитер, опускающийся на два пальца ниже пупка. Приятная шерсть совсем не колола кожу, в отличие от маминого старого свитера, а чудная вставка на боках позволяла ткани лечь максимально приталено. - Как думаешь, я нормально выгляжу? - спросила я у брата. Тот кивнул, заверив, что выгляжу я потрясающе. Да и сам он в нормальной одежде вполне мог сойти за сына семьи среднего достатка. - Рейчел, ты выглядишь, как с журнала, - я недоверчиво посмотрела на свое отражение в зеркале. Ничего так: брюки подчеркивают округлые бедра, а свитер талию, но...все равно противно, лучше бы вещи были мешковатыми, а так я чувствовала себя специально оголенной. Но все же я была зла и намерена сейчас же разобраться с шутниками, в роли которых я кое-кого подозревала - вот прямо сейчас пойду и выскажу мистеру Вонке все, что думаю о таком отношении к личной собственности.... желудок громко и настойчиво заурчал. Вот только раздобуду покушать и обязательно выскажу. Интересно, завтракать нам предстоит опять же, как диким животным, в каком-то цеху или же будет организовано какое-либо нормальное питание? Словно читая мои мысли, в дверь аккуратно постучали. За порогом стоял низкий умпа-лумп, одетый в синий кашемировый свитер и светло-бежевые брюки. В руках он держал поднос с двумя тарелками овсянки, чашками и дымящимся чайником. Я растерянно взяла поднос, и маленький человечек тут же, откланявшись, поспешил удалиться, оставляя меня в смятении; впрочем, думать долго не пришлось — со стороны остальных дверей послышалось возмущенное недовольство остальных о некомфортных комнатах и убогом завтраке. Предпочитая не слушать лишнюю бесполезную информацию, я вернулась в комнату, ставя на столик поднос и жестом подзывая брата к столу. Ели мы молча. Овсянка была как овсянка - на воде, с кусочком масла и отдающая гарью. Кто-то явно не следил за плитой: в чайнике оказалось теплое какао, разведенное водой, а под салфетками нашлось два кусочка хлеба. В голове мелькнула мысль, что владелец фабрики мог бы сделать более кошерный завтрак, но я была благодарна и за это: после долгих недель питания капустой и капустным супом овсянка на завтрак казалась непозволительной роскошью. -Рейчел, что это? - брат вертел в руках небольшую белую визитку. - Прочитать самому трудно? - Я же не умею, - я отвесила брату подзатыльник, вырывая из рук карточку. Не умеет, я чертовы месяцы с ним учу буквы, а он еще не умеет читать. Бестолочь. Карточка как карточка, правда, стоило ее повернуть, как я поперхнулась какао, порываясь прямо сейчас затолкать магнату весь шоколад на фабрике в причинное место. Текст на обороте гласил: «Уважаемая мисс Беккет, я приношу свои извинения за корректировку вашего гардероба. Но, при всем уважении, я не могу позволить вам разгуливать по фабрике в ТАКОМ виде» "Таком" было жирно подчеркнуто. - Да как он...что он о себе возомнил! - рявкнула я, ударяя кулаком по столу, да так сильно, что брат подскочил с полной ложкой каши в руках. Еще бы в моем белье копаться начал, не нравится ему, видите ли, как мы одеваемся, магнат чертов. Конечно, у самого сапоги стоят больше нашего дома с участком, еще бы глаз не резали вещи, которыми стыдно даже полы мыть. Нахальный, высокомерный, эгоистичный... - Рейчел, ты покраснела, - брат, улыбнувшись каким-то своим мыслям, схватился за хлеб. Спустя буквально полчаса после завтрака, все тот же умпа-лумп и три его собрата, различающиеся только цветом свитеров, забрали всех с этажа и повели по узким коридорам и совершенно другой лестнице куда-то в подвалы - во всяком случае, весь наш путь проходил под оглушительный рев моторов и генераторов по лестницам и коридорам с уклоном. В конце концов мы вышли на небольшой пирс в огромной трубе, наполненной чем-то темно-коричневым, и не будь я знакома с прошлым цехом, то подумала бы о естественном происхождении этого бульона. Но нет, отсутствие характерного запаха и вчерашний экскурс немного успокаивали. А собственно на самом пирсе стоял небезызвестный магнат, сегодня облачившийся в темно-изумрудную рубаху и черный жилет без рукавов, в руках по обыкновению красовалась все та же трость, которая была скорее аксессуаром, нежели использовалась по назначению. - Какое замечательное утро, не правда ли? - Не правда! - вскрикнула Верука. -Мы спали в какой-то нищебродской комнате на грязном белье, в ванной были разводы, стенки не крашены, да и в конце концов нам пришлось спать с отцом в одной комнате, - видимо, у нас с мистером Вонкой одинаково ехидно расплылись губы в улыбке, потому как Чарли вновь подавил утреннюю ухмылку, недвусмысленно поглядывая на меня. Убью, утоплю, скормлю этим карликам — я тут же одернула себя, надевая на лицо равнодушную маску и поводя плечами, мол, меня это совершенно не касается, и я хочу домой. А Верука тем временем продолжала захлебываться жалобами: - … А потом нас кормили отвратительной дешевой кашей и каким-то порошком на воде! Я требую к себе нормального отношения. - Боюсь, милая, ты не в том положении, чтобы требовать, - мужчина поджал узкие губы и тут же улыбнулся. Настроение у него менялось быстрее курса доллара на рынке. К нам подплывала огромная карамельная лодка, похожая на конька-горбунка. - В наш следующий цех можно попасть только на лодке! - крикнул мистер Вонка. - Торопитесь! За мной! И, пожалуйста, не волнуйтесь за Августа Глупа. Он непременно попадет в отбросы. Такие, как он, всегда туда попадают. По центру лодки располагались длинные лавки, на которых за веслами сидели умпа-лумпы; нам же предназначались две более широкие скамеечки позади них, обитые бархатом. Первая скамейка была длиннее, вторая, расположенная на несколько ступеней выше, явно рассчитывалась на двоих. Вот и отлично, туда с Чарли и сядем. - Это моя личная яхта! - похвастался мистер Вонка, сияя от удовольствия. - Я выдолбил ее из огромного леденца. Прекрасно, правда? Взгляните, как она разрезает волну. - Это не логично, - пробурчала я и, к великому сожалению, была услышана. - И в чем же нелогичность, мисс всезнайка? - Карамель же растает в горячем шоколаде рано или поздно, - неуверенно пробормотала я, стараясь не встречаться с магнатом взглядом. - Как глупо, - он цыкнул языком, раздосадованный моей глупостью. - Конечно же этот корабль сделан из такой карамели, которая не растает. Ладно, мы задерживаемся: скорее все в лодку. Чарли с остальными детьми бодренько полетел вперед занимать места, а я нехотя поплелась в конце взрослых, чувствуя, как меня уже начинает мутить. Откровенно говоря, я не переносила морские прогулки: первый и последний раз на лодке для меня закончился тем, что лодка с горе-ухажером перевернулась посередине пруда, а я кульком пошла ко дну, не умея плавать. Мне предстояло сейчас последней ступить на борт и шагнуть для этого с пирса на шатающуюся, скользкую, карамельную площадку. Я просто морально не была готова добровольно шагнуть на посудину, которая может растаять, колышется да еще и не оборудована системой безопасности. - Мисс Беккет, вы нас задерживаете, - нетерпеливо окликнул мистер Вонка, но я застыла, как вкопанная, на краю причала, отказываясь шагать. Магнат со вздохом резко развернулся, оставляя было зафлиртовавшую с ним мать Виолетты, и уверенно протянул мне руку. - Ну же, не бойтесь, - вкрадчиво и подозрительно тихо сказал мужчина. Я украдкой взглянула на мистера Вонку, вновь ловя себя на мысли, что сейчас, наедине, он вновь был похож на того джентльмена из кофейни, и протянула руку, зажмуривая глаза. Мужчина, уверенно дернув меня к себе, осторожно перехватил за талию и поставил на пол корабля. - Пойдемте, мне кажется, вам лучше присесть, - едва стоя на ногах, я машинально кивнула, следуя за магнатом к месту, которое занял Чарли. Брат бесхитростно пристроился на самом краю верхней скамейки, оставляя оставшееся место... да, нам двоим, вместе с мужчиной, причем уместились мы там довольно плотно. Настолько плотно, что, краснея, я отвернулась и принялась с усердием рассматривать затылок брата, все еще ощущая на талии руку магната. - Эй! Майк Тиви! - крикнул мистер Вонка. - Пожалуйста, не лижи борта, а то они станут липкими. - Папа, - сказала Верука Солт, - я хочу такую лодку. Купи мне большую розовую леденцовую лодку, как у мистера Вонки! И я хочу много умпа-лумпов. Хочу, чтоб они катали меня на лодке! И шоколадную реку хочу! И... и... - А по попе она не хочет? - буркнула я и, клянусь, расслышала рядом тихий смех, однако, стоило повернуться к мужчине, как тот вновь сидел с маской отрешенности и равнодушия. Неожиданно мистер Вонка убрал руку с моей талии - к моему великому облегчению - и, зачерпнув продолговатым кувшином на ручке горячего шоколада из реки, протянул нам с братом. - Выпейте, у вас голодный вид. Завтрак совсем не понравился? - машинально глотнув теплого шоколада и поперхнувшись, я закашлялась, передавая брату напиток - тот, совершенно бесхитростно отпив, воспользовался моим замешательством и выдал нас с поличным: - Нет, мистер Вонка, завтрак был просто потрясающим, просто мы давно не ели. Папу и Рейчел уволили с работы, и у нас совсем нет денег. - Да? И как же вы живете? - в голосе мужчины слышалось удивление, а я, пытаясь как можно скорее откашляться, пнула брата по ноге, но тот, проигнорировав толчок, продолжал рассказывать совершенно лишнюю для ушей магната информацию: - Мы не жалуемся: мама убирается по дому, папа ей сейчас помогает, Рейчел... Я, наконец откашлявшись, перебила брата: - Ищет новую работу, да ведь, Чарли? - я обернулась на брата, делая страшные глаза. Ничем таким я дома не занималась, но терпеть не могла, когда обо мне рассказывает кто-то, кроме меня. Брат тем временем допивал шоколад и выглядел таким счастливым, словно мистер Вонка ему всю фабрику отдал и еще весь шоколад мира в придачу. Лодка мчалась вниз по течению. Река становилась все уже. Впереди показался туннель - большой круглый туннель, похожий на гигантскую трубу, и река уходила прямиком в эту трубу, а вместе с нею и лодка. - Вперед! - кричал мистер Вонка. - Полный вперед! А до этого был полный назад? Я, взвизгнув, вцепилась в рукав магната, забывая обо всем, когда Умпа-лумпы налегли на весла, и лодка пулей влетела в темный туннель, а пассажиры разом вскрикнули от неожиданности. - Они же не видят, куда гребут! - раздался в темноте отчаянный крик Виолетты Бьюргард. - А какая разница? - расхохотался мистер Вонка. Я в панике зажмурилась, поджимая под себя ноги и еще сильнее вцепляясь в руку магната, буквально повисая на нем, когда лодка с ревом ухнула с волны вниз - а в темноте это казалось падением в пропасть, - и едва не закричала. Брат же восторженно сопел рядом, совершенно не пугаясь происходящего; впрочем, сейчас мое мнение поддерживали и остальные пассажиры лодки, голося и проклиная мистера Вонку похлеще, чем я слышала ругань на рынке. - Вы так сильно боитесь? - прикосновение холодной перчатки на щеке отвлекло, да и когда подбородок бесцеремонно задрали вверх двумя пальцами предположительно туда, где было лицо мужчины, я уже и вовсе забыла о страхе, начиная негодовать от вторжения в личное пространство. - Послушайте... - я подавилась словами, замолчав сразу же, когда мимо нас пронеслось что-то огромное и явно также находившееся в реке. На щеке почувствовалось чье-то ровное дыхание, и я замерла, борясь с противоречивыми чувствами податься вперед и послать все к чертям. Оно, конечно, искушение велико, но Рейчел, с каких это пор ты поддаешься на такие дешевые провокации, да еще с мужчиной, никаким боком тебя не привлекающим... и все же хорошо, что в темноте не видно румянца на щеках. Над головой на бешеной скорости мелькнул одинокий фонарь, на сотую долю секунды освещая наши лица и позволяя перехватить задумчивый взгляд мужчины и скользнуть по поджатым тонким губам. Во рту неестественно пересохло, но благо мы уже выплывали на свет, и я, рывком отстранившись от мужчины, притянула к себе Чарли, возмущенно засопевшего от такой заботы. - Смотри, Рей! - воскликнул Чарли. - Дверь в стене! И правда, в круглой стене туннеля, чуть выше уровня шоколадной реки виднелась зеленая дверь. Лодка неслась с сумасшедшей скоростью, но все успели прочесть надпись на двери: СКЛАД No54. СЛИВКИ - МОЛОЧНЫЕ СЛИВКИ, ВЗБИТЫЕ СЛИВКИ, ФИАЛКОВЫЕ СЛИВКИ, КОФЕЙНЫЕ СЛИВКИ, АНАНАСОВЫЕ СЛИВКИ, ВАНИЛЬНЫЕ СЛИВКИ И ВОЛОСАТЫЕ СЛИВКИ. -