Take me back all'infanzia

- Если вас так раздражают дети, почему вы решились на авантюру с фабрикой? Конкурс, призы - не думаю, что это маркетинговый ход для рекламы. В мире нет ни одного человека, даже отдаленно не слышавшем бы о шоколаднике с Уолл-Стрит*. И все же я тогда не понимаю смысла затеи - баснословные деньги вкладываются в то, чтобы четыре ребенка с родителями увидели фабрику изнутри и в конечном итоге получили запас шоколада, не принеся фабрике ничего взамен, - мы медленно шли бок о бок по широкому коридору. По правую руку от меня шел сам магнат, а, в свою очередь, по его правую руку вместо стенки тянулось огромное панорамное стекло, сверху задрапированное собранными черными бархатными гардинами, за которым виднелись покрытые снегом поля, когда-то вспаханные под посевы, а теперь опустошенные и истощенные, пригодные разве что под сорные травы, которые даже скот не будет есть. Когда-то на месте фабрики находился завод по производству муки, поля всегда были засеяны пшеницей, но владелец продался магнату за копейки, и во время строительства в орошающую поля речку сбрасывался весь строительный мусор, вместе с водой уходя под землю и отравляя почву токсинами. Когда я была маленькой, мы с соседскими ребятами часто видели, как остатки скота, а тогда город более походил на поселок, некогда пасшегося на этом поле - падали и умирали прямо на дороге. Когда их туши разделывали мужчины - мясо никто не рисковал брать: бледные мышцы, пораженные опухолями и гематомами, после вскрытия туш разили дурным запахом. Таких животных сжигали в котельной - на этом мясе даже опарыши не заводились. - Вы не допускаете возможности, что мне просто интересно посмотреть на реакцию детей? Или благотворительность? Скука? Я фыркнула себе под нос, сильнее закутываясь в свитер. Благополучно разобравшись с братом и запустив в некстати появившегося умпа-лумпа тарелкой из-под кексов, я все же получила нормальную одежду из своей сумки заместо влажного халата и зачем-то принесенного так же представителем малого народа шелкового темно-зеленого платья. - От скуки люди покупают острова, заводят любовниц и играют в экзотическую охоту, но вы ни в чем таком не заинтересованы, насколько я могу судить. Да проще говоря, о вас вообще толком ничего не известно, лишь что вы закрыли фабрику и сами родом из Восточной Англии. Возраст, семейное положение, интересы - вы человек-загадка, - в тон мужчине так же ровно произнесла я, краем глаза поглядывая на поле. Красивое, наверное, было место когда-то. - Вы скрываетесь от мира похлеще известных политиков или баронов. - Вас так заботит мое семейное положение? - он поймал мой "ласковый" косой взгляд и тут же сменил тему: - Вам нравится вид? Я пожала плечами: - Не особо. Пока ваша фабрика не загородила половине города солнце, здесь выращивали пшеницу. Правда, это было задолго до моего рождения, но бабушка работала здесь, когда была молодой. Поле приносило городу дешевый хлеб и рабочие места, а мельник всегда заботился о чистоте речки, что теперь протекает в трубах под вашим заводом и впадает в основное русло, еще больше загрязняя его. Ваша фабрика отравила много земли и воды вокруг. Мужчина сухо поджал губы, продолжая идти все так же неспешно, но заметно напрягаясь спиной и шеей. Темно-бордовый редингтон с черными пуговицами не совсем красиво встопорщился на груди - так сильно напрягся мужчина, расправляя лопатки и высоко вздергивая подбородок, отчего внешне он теперь напоминал высокомерную цаплю. - Вам не нравится, что фабрика стоит здесь, - сухо констатировал он, смеряя меня взглядом, полным негодования. Кажется, мне удалось задеть больную тему - впрочем, ничего неожиданного. Стоило догадаться, что для человека без семьи и увлечений фабрика является своего рода детищем, о котором или хорошо, или никак. - Мне не нравится, что первоначально дав большое количество рабочих мест, потом вы просто выгнали всех на улицу. Такое поведение подходит маленькому обиженному ребенку, который ободрал коленку и винит в этом всех вокруг, но никак не бизнесмену и взрослому человеку. Фабрику закрыли, когда мне было пять лет, а вам тогда было как минимум тридцать, потому как дед работал на вас добрые десять лет, то бишь сейчас вам в районе сорока-пятидесяти лет. Довольно много для одинокого человека, который думает только о себе и шоколаде, - отчеканила я, вспоминая, за что так не люблю ни это место, ни этого человека, ни шоколад в общем. Все это конфетти и яркие краски на какой-то миг отвлекли от реальности, но, по сути, это все фальшивка. Дешевая обертка для дерьма, творящегося здесь - день-неделя, и магнат опять останется самовлюбленным одиноким стариком, а мы с Чарли вернемся к дому, пропахшему старческой мочой и плесенью. - Ах да, простите, и я терпеть не могу шоколад, - в довесок выплюнула я, стараясь задеть еще сильнее самолюбие этого чванливого самовлюбленного эгоиста. - Знайте... что среднестатистический мир внутри человеческой головы действительно можно назвать миром страдания. Главная причина заключается в том, что в нашем уме действует «отрицательный закон чайной ложки». Он звучит так: «если к ведру варенья добавить чайную ложку дерьма, получится ведро дерьма». Иными словами, нас гораздо проще сделать несчастными, чем счастливыми, - цинично протянул мистер Вонка, кидая на меня мимолетный холодный взгляд. — Погодите, погодите, сейчас я скажу умную цитату из книги и перестану быть тупорылым долбоебом, - передразнивая, огрызнулась я, выходя из себя. - Весь мир всего лишь сток дерьма. Счастья нет - оно лишь иллюзия и самообман для тех, кто не хочет видеть все вокруг. Если кусок говна накрыть картонкой - оно никуда не исчезнет и будет так же вонять, если на него наступить. И не переводите тему - пока не было этой фабрики, город хоть как-то жил, а не существовал. А теперь в достатке находятся только воры за счет сокращения мест, поднявшиеся по карьерной лестнице, а простые рабочие вынуждены перебиваться с зарплаты до зарплаты, не имея возможности позволить себе не то что новые сапоги, а даже лишний батон хлеба, - выкрикнула я, теряя самообладание. - Вы хамка, - мужчина осторожно взял меня за локоть, придерживая и не давая идти дальше. В полусумраке коридора, где свет исходил лишь от уличных фонарей, его глаза фанатично блестели. - Признаться, в первый раз вы произвели более... положительное впечатление. Мне пришлось изрядно стараться, чтобы сдерживаться и не высказать магнату все, что вертелось на языке. - Уж извините, что я не лицемерю, как то общество, к которому вы привыкли, - я ткнула пальцем свободной руки в мужскую грудь. - Вам, буржуям, не понять, как выживают семьи и люди, лишенные достатка по вашей же вине! Вас заботит только положение в обществе, бомонд и высший свет! Вы не задумываясь убьете человека, если то понадобится, чтобы быть привлекательным в глазах светского общества. Да о чем мне может говорить человек, никогда и ни в чем не нуждавшийся! - Вы в этом так уверены? - Вонка мягко накрыл своей ладонью мою, совершенно выводя меня из себя своим внезапным спокойствием. В какое-то мгновение наши взгляды встретились, и вместо злости, которую я ожидала увидеть и ликовать от того, что задела все-таки магната, я увидела лишь тоску и какую-то затаенную в глубине души боль. - Мне казалось, до сих пор я не давал вам повода так думать. Я судорожно дернулась, отвоевывая назад конечность и отводя глаза. Чувство вины отчего-то решило сыграть со мною злую шутку. - Я бы покинула эту фабрику в первую минуту, у меня и вовсе не было желания сюда идти, но об этом так всегда мечтал брат, и я буду терпеть ради него... - ..и вести себя, как взбалмошный подросток, - мягко улыбнулся мужчина. - А вы... вы… - я поперхнулась воздухом, впервые за долгое время потеряв контроль над эмоциями, - социопат-романтик, запершийся на своей фабрике от мира и боящийся выйти за ее пределы, - сквозь зубы отчеканила я, вырываясь из мужских рук и делая шаг назад. Локоть саднило - все же хватка была чересчур крепкая. - Если вы так считаете, то, возможно, я смогу вас разубедить, - задорно усмехнулся вдруг мужчина. Он вновь шагнул ко мне, с силой хватая чуть выше локтя и насильно уволакивая за собой по коридору и дальше по лестнице вниз, не давая времени опомниться и перевести дух и даже не замечая, как, спотыкаясь, я падала, удерживаемая лишь его железной хваткой, и выворачивала на высоких ступеньках ноги, не поспевая за быстрым и уверенным шагом мужчины. И к слову будет сказано, мне всегда хватало сил и таскать тяжелые мешки с мукой, и большие бочки, но тут я чувствовала себя впервые за долгие годы беззащитной девочкой, которую опять куда-то насильно тащат. Я чувствовала себя нашкодившей школьницей, которую учитель, возмущенный шалостью, ведет к директору. Чувствовала себя юнцом, своровавшим помидор на рынке, чувствовала себя как... Воспоминания с новой силой всплыли в голове яркими аляпистыми обрывками давно забытых моментов, когда мужчина все же стащил меня с парадной лестницы. Ледяной ветер со снегом тут же защипал влажные глаза и щеки, продувая насквозь свитер и тонкую ткань штанов. Одноразовые душевые тапочки затерялись где-то на лестнице при спуске, и теперь я бежала за мужчиной, зарываясь озябшими ступнями в снег и скользя на оледенелой плитке, выложенной во дворе. Буквально закинув меня на заднее сидение кадиллака, он обошел машину сзади и сел рядом, жестом давая водителю указание трогаться. Мотор завелся на удивление мягко и практически не слышно, по сравнению с “бобиками” и открытыми вонючками, рассекающими дороги города. Да и, честно говоря, таких презентабельных машин у нас в городе вовсе не водилось. Салон, отделанный кожей цвета топленого молока и красным деревом. Приятный подогрев сидений, позолота на ручках - выкусите, желтая пресса: вкус у магната хороший не только на сладкое. Глубоко дыша и стараясь взять себя в руки, я вжалась в дверь, смотря сквозь затемненное стекло, как медленно машина трогается с места и выруливает через открывшиеся ворота на припорошенную снегом улицу. Между пассажирским сидением и водителем было поднято затемненное стекло, и я не могла видеть шофера, но отголоском разума осознавала, что это, скорее всего, умпа-лумп. Все работники здесь умпа-лумпы, чего уж там. В носу щипало, в глотке встал тугой комок обиды и слез. Я не хотела показывать слабость, но... просто но. У меня нет причин доверяться кому-то в этой жизни. Она уже показала все дерьмо, которое только может выдавить из себя мир. Магнат сидел рядом, вопросительно поглядывая на меня и виновато переминая в руках шелковый квадрат платка. - Я не хотел вас обидеть, - наконец выдавил он, протягивая огрызок ткани. Я молча грубым рывком выхватила его, утирая мокрое лицо и нос. В горле до сих пор стоит горький комок обиды и боли, но в уголках разума уже приходило осознание, что в данной ситуации магнат виновен лишь в своем грубом поведении, но ничего сверхъестественного он не сделал. Я сама повела себя высокомерно и грубо. - Ничего, все в порядке, минутная слабость. Вы ни при чем. - Мне хотелось как можно скорее показать вам, что я не только на фабрике знаю красивые места, - я передернула плечами, поджимая под себя ноги и стараясь согреть оледеневшие ступни, да и в свитере было прохладно. О, а мистер Вонка, оказывается, уже успел накинуть на себя кашемировое пальто и натянуть на руки вместо привычных прорезиненных перчаток - тканевые на меховой подкладке. Мне оставалось лишь завистливо шмыгнуть сопливым носом и растягивая рукава свитера, натягивать их на ладони. - А мне не хотелось показаться такой хамкой, - выдавила я, растирая ступни и стряхивая с них растаявший снег. - Там под сиденьем есть пара сапог и носки, - мистер Вонка мягко улыбнулся, нагибаясь вперед и протягивая мягкие пушистые вязаные носки и пару сапожек на плоской подошве. - Ммм... спасибо, - чувствуя себя виноватой, я быстренько укутала ноги, блаженно, незаметно для себя улыбнувшись краешками губ. Сапоги и правда оказались аккурат по размеру в носке и по высоте прикрывали икры. На миг я замялась, когда пальцы коснулись натурального меха. Наверное, это очень дорого... - Куда мы едем? - за окном с бешеной скоростью проносились дома и деревья: в такую непогоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит. Урчание мотора сливалось с ревом ветра за окном, но здесь, в салоне, все казалось неестественно тихим и уютным. - О, увидите, это сказочное место, - за окнами буйствовала метель, завывал ветер, а мы сидели в тепле на заднем сиденье в неловком молчании. Я от своего вздорного характера - ведь можно было избежать этой нелепой сцены на этаже, - а мужчина... не знаю. Смотря в окно, он лишь изредка украдкой бросал на меня задумчивый взгляд и вновь отворачивался к окну, задумчиво подпирая ладонью подбородок. - Не стоило, - я нарушила молчание, положив ладонь мужчине на колено, - ради такой ерунды срываться в ночь... да и не хорошо вышло оставлять Чарли одного в комнате. - Не переживайте, - прохладная кожаная перчатка легла поверх моей руки и несильно сжала: клянусь, в этот момент где-то внутри меня оборвался толстый канат, держащий решетку, которой я старательно отгораживала все эти годы себя от внешнего мира. Лицо предательски залило краской. - Ваш брат уже взрослый мальчик, а раз вы завели речь о красивых местах, я просто не мог не показать вам это. Идемте. Машина, оказывается, уже остановилась, да и снег за окном поутих. Не успела я опомниться, как мистер Вонка успел выйти из машины, обогнуть ее сзади и, галантно открыв дверцу с моей стороны, подать руку. Я, робко вложив свою ладошку, оказавшуюся в разы меньше мужской, выскользнула из машины, тут же получая на свои плечи тяжелую ткань пальто. - И не спорьте, на улице слишком холодно, я не могу допустить, чтобы вы еще раз подверглись опасности по моей вине. Не решаясь сейчас встревать в конфликт, покорно кивнула. Мы были у входа в старый парк, закрытый несколько лет назад на реконструкцию. Одинокий ржавый замок на воротах красноречиво указывал на закрытость парка для незваных гостей, но... на территории приветливо горели фонари и были расчищены дорожки — вдалеке даже виднелось подсвеченное здание некогда бального комплекса, который после сделали музеем. Бабушка рассказывала, как во времена ее девичества было принято на таких танцах записывать предварительно кавалеров в специальную книжечку. - Городской парк? Мужчина, пожав плечами, взял мою ладонь и повел следом за собой по узенькой очищенной тропинке, вдоль которой росли голубые ели, в обход главного входа — через боковую калитку. Снег приветливо мягко хрустел под ногами. Ощущая где-то под грудью сосущую острую необходимость в чем-то, я робко юркнула к магнату под руку, прижимаясь боком к нему. Мы все равно не особо спешили, идя вперед, куда уверенно вел мужчина. А он теплый. Дорожка, местами разбитая в хлам, с кочками и поросшая сухой травой и корнями, петляла, то и дело уводя нас в совершенно незнакомую часть территории, где в конце концов мы вышли к освещенному свежезалитому катку. Припорошенный свежий снег в лучах прожекторов переливался сказочными цветами и резал глаза. Даже поодаль от льда я чувствовала этот восхитительный запах катка — выделанная кожа, холодный металл наточенных лезвий и свежей выпечки. - Ого, не знала, что здесь еще катаются, - с детским восторгом я подбежала к бортику, перегибаясь через него и касаясь ладонью гладкого, как стекло, льда. - Мне казалось, его закрыли вместе с парком: у города не было финансирования на каток, а горожане отказались платить за вход. - Катаются, но очень редко. Нам повезло, что сейчас каток залили по новой, - мужчина уже, оказывается, стоял сзади, держа в руках две пары коньков. Черные для себя и белые для меня. С каким же щенячьим восторгом я быстро, даже не ища лавки, оперевшись лишь на руку мужчины, вскочила в коньки и ворвалась на лед. Это... это чувство было непередаваемым! Я парила над поверхностью, вновь вспоминая забытое давным-давно детство - еще до рождения Чарли, мы ходили сюда всей семьей. - Погодите, я не так хорошо стою на льду! - кричит мне вслед магнат, но я словно вновь парю, коньки - мои крылья, позволяющие оторваться ото льда и воспарить в нирване, забывая абсолютно обо всем на свете. Первое время мужчина едет где-то рядом, но этот дразнящий аромат скорости дурманит мысли, и вот я уже отрываюсь от него, игриво виляя бедрами и укатываясь далеко вперед, позволяя ветру растрепать темные волосы и обжечь лицо резким порывом. - Ах вы так, - крепкие руки резко подхватывают властно под талию и мы едем еще быстрее, так быстро, как только можно. Я расслабляюсь, полностью доверяясь мужчине, но едва он ослабил хватку, со смехом улетаю вперед, наслаждаясь скрежетом льда под ногами. Эти воспоминания... толпа народу, музыканты, у бортика стоит небольшое кафе с ароматными булочками с корицей и кофе. Мороз щиплет щеки, а я несусь вперед, проскальзывая между парочками и подрезая тех, кто еще плохо стоит на коньках. На мне расстегнутое пальто, шапка улетела куда-то в сугробы, а я не могу отдышаться, жадно хватая ртом воздух и задыхаясь от мороза, сковывающего потные волосы в сосульки. Мама ругается где-то вдалеке, чтобы я не шалила, но куда там — ребенок летит по льду, ощущая себя беззаботной птицей, задыхается до хрипоты от веселья, упиваясь беззаботным вечером. - Мама, смотри, как я могу! - ласточкой и носом в лед. Мама в ужасе, а мне смешно, ведь тот тучный дядька, объезжая меня, врезался в девушку, и они почему-то, вместо того чтобы ругаться, удалились с катка, посмеиваясь, под ручку. Странные эти взрослые. А рядом целуются какие-то школьники. Фу, мне, маленькой, не понять было, что в этом такого. Это же мерзко - целовать мальчишку! Папа подъезжает и поднимает за отворот пальто, давая легкий шлепок по попе, больше для виду сурового отца семейства, и мы едем к бортику - есть восхитительно мягкие булочки с корицей и запивать крепким чаем. Щиплет щеки и глаза. Я даже не заметила, как остановилась, вглядываясь в разрисованный, с забитыми окнами небольшой сарайчик, где раньше выдавали напрокат коньки, и плачу — тонкие полоски слез скатываются по щекам за шиворот и смазывают картинку. Мама, папа и я. Веселый город. Беззаботные граждане и чертовы булки с корицей. - Мама, а почему мы больше не пойдем на каток? - Рейчел, я же беременна... сижу с Чарли... нет денег... каток закрыли... - Мисс Рейчел! - кажется, я успела до этого порядком накататься кругами, увлеченная воспоминаниями, этим шумом толпы и светом прожекторов в глаза. А теперь здесь остались лишь бомжи. Это была последняя зима детства, через год родился Чарли. - Мисс Рейчел, ну куда же вы укатились? - я повернулась к нему и, не выдержав, расплакалась еще сильнее, позволяя крепким рукам обнять меня за плечи и прижать к себе. Теплая ладонь успокаивающе погладила по волосам. А от него пахло тяжелым одеколоном и корицей - прямо как от тех булочек. Мистер Вонка нашел ладонями мое лицо и, подняв, заставил посмотреть на него, утирая большими пальцами дорожки слез на моих щеках. - Мисс... Господи, Рейчел, ну тихо, что случилось? - А я... улыбалась, мягко накрывая своими ладонями его. Такой добрый и заботливый, в который раз до тошноты милый, а я ведь ненавижу тебя, хочу ненавидеть, но не могу. - Спасибо, - тихо совсем, между нами и больше ни для кого. - Спасибо, что показал мне детство.