Он всегда знал о любви больше

Он проснулся первым. За окном уже было утро. Не сказать, что это было сладостное пробуждение после бурной ночи любви. Любви? Кажется, я вчера отрубился, ничего не помню. Как все закончилось? Голова страшно трещала и грозила расколоться пополам. Он проспал часа четыре, что худо-бедно устраивало измученный организм. По привычке руки сами потянулись к прикроватному столику за водой, но стакан оказался на удивление легок – он пуст. На легкие что-то давило, было тяжело дышать. В недоумении он попытался приоткрыть глаза, которые тут же наткнулись на что-то ярко-рыжее. Чья-то макушка. – А это еще кто? Я никогда не приводил никого к себе домой, – устало проворчал он про себя, собираясь уже разбудить этого наглого парня. – Парня? Ксо*! Неужели мы вчера это сделали? С очередным приступом боли в сознание врываются обрывочные воспоминания прошлой ночи. Нино плохо помнил сам процесс, слишком погрузился в собственные переживания и странные ощущения. Он помнил лишь ослепительно яркий свет, что тепло обволакивал, растворяя его своей безграничной теплотой, заставляя таять в горячих руках, которые обжигали каждым своим прикосновением. Этот свет пронизывал насквозь, обнажая его душу, заставляя Казу краснеть, смущаться своей абсолютной наготы, и не оставляя секретов и тайн, которые были не разгаданы даже им самим. И Нино ничего не остается кроме как впускать его в себя, отдаваться без остатка, потому что сопротивляться этим горячим рукам он был не в силах. Но потом свет резко исчез, оставив бедного Казу в кромешной темноте, в одиночестве, поставив перед жестким выбором: кардинально изменить все или оставить как есть, а по сути – жить или умереть. И что бы он ни выбрал, впереди ждала лишь неизвестность, которая пугает каждого человека на земле, поэтому Нино просто сбежал в себя, в наступающее спасительное утро. – Брр, это еще что значит? – Казу встряхнул головой, отгоняя наваждение, но та лишь заболела еще сильнее. – Нужно срочно освежиться, – решил он и как можно осторожней, чтобы не разбудить Масаки, начал свое движение к самому краю кровати. Почти не дыша, он полз к спасительному выходу (не хватало еще, чтобы эта рыжая бестия проснулась и застала Казу голым при свете дня и в полном осознании), позволяя лохматой голове плавно скатиться с его груди, вместе с ее глупо улыбающимся обладателем, который потеряв привычную опору, сразу же ее находит, со всей силы прижимая к себе подушку. Плюхнувшись на пол, Нино с облегчением выдохнул: «Не проснулся». Все еще отказываясь признавать произошедшее, натыкаясь на разбросанную одежду и даже не думая о том, чтобы прямо сейчас в ней разбираться, Нино поскорей выскальзывает в коридор. Еще раз убедившись, что Масаки продолжает сладко сопеть, не заметив пропажи, Казу закрыл дверь и направился в ванную. Теплые струи воды успокаивали, позволяя унять головную боль и согреться после нагой пробежки по холодной квартире. Постояв так какое-то время, наслаждаясь легкими ударами воды о кожу, Казу сладко потянулся, разминая тело после неудобной позы сна. Велико же было его удивление, когда он не почувствовал привычной ноющей боли в спине, что сопровождала его на протяжении уже нескольких лет, как следствие постоянной работы в сидячем положении за компьютером и отсутствия каких-либо занятий спортом, да и в мышцах было меньше напряжения, чем обычно. Можно было даже сказать, что Казу чувствовал необыкновенную легкость во всем теле. Сейчас оно не было привычной тяжкой ношей, которую каждому человеку суждено таскать за собой до конца жизни. Казалось, сейчас тело действительно принадлежит Нино, именно он является его полноправным хозяином, а не наоборот. – Хм, интересный эффект. Вчера, значит, было не так уж и плохо, – усмехнулся он сам себе. – Это всегда так с парнем или это Айба у нас такой волшебный?.. А это еще что такое?! По всему телу Казу выступили небольшие красные пятна. Нет, они не болели при попытках Нино на них нажимать, и не выглядели как какая-то заразная болезнь. Однако на фоне бледной кожи и под действием теплой воды, они очень сильно бросались в глаза. Выглянув из-за занавески душа, Нино уставился в зеркало напротив. Его опасения подтвердились – они были везде, и на спине тоже. – Ксо... и как же мне их скрывать, пока пройдут... Вот тебе, Казу, и первые минусы связи с мужчиной – слишком сильные засосы, – отругал он сам себя. – Ну, хотя бы у него нет привычки кусаться, и то хорошо, – с силой задернув занавеску, он начал быстро намыливать тело, оттирая засохшие белые пятна с кожи. – Все этот Тоша со своими сюрпризами. Лучший друг называется! А никогда не говорил, что с мужчинами встречается. Понятно, почему он так уверенно раздавал советы направо и налево. А этот Айба, оказывается, не так прост... он как будто видит меня насквозь, – язвительно рассуждал Нино, намыливая шампунем голову. – Хотя... Казу, признайся, ты ведь сам этого хотел. А то бы не говорил всяких там: «Останься», «Я так хочу». Ну надо же было такое вообще ляпнуть! Смыв с себя остатки мыла, он выключил воду и вылез из ванны на коврик, чтобы затем яростно начать вытираться полотенцем, еще больше растирая и так раскрасневшиеся пятна. – Все хо-ро-шо, – отчеканил он по слогам, подойдя к зеркалу и решительно вперив взгляд в собственное отражение. Обернувшись в полотенце, все так же быстро на цыпочках Нино пробежал по коридору и вновь оказался у двери спальни, куда с осторожностью заглянул. Масаки все еще сладко спал, распластав свои конечности по всей кровати, одеяло еле-еле прикрывало самое сокровенное место, и то лишь из-за того, будто само стеснялось такой откровенности. Это был шанс для Нино пробраться к шкафу с одеждой и успеть облачиться в нее прежде, чем его страж проснется. Но не тут-то было, на полпути Нино замер – раздался звонок телефона Айбы. *** Утро уже вовсю вступало в свои владения, освещая теплыми лучами уставший от празднования город. В сознание врывалась знакомая мелодия, заставляя его возобновлять активную работу всего организма. Сквозь сон Масаки никак не мог понять, зачем люди изобрели эти ненавистные будильники, и тихо проклинал себя за то, что не отключил его еще вчера. Поленившись даже открывать глаза, он кое-как нашарил на близстоящей тумбочке вибрирующий телефон и нажал какую-то кнопку. Телефон перестал издавать раздражающие звуки, чтобы смениться не менее раздражительными нотками в голосе звонящего, так как это был не будильник вовсе. – Кто это? – кое-как выговорил Масаки глухим сонным голосом. – А, МацуДжун... Да... да, не сердись, – тут Айба вдруг почувствовал, как мимо него пронеслось что-то ароматное, уловил запах мыла и расплылся в умиротворенной улыбке. На другом конце провода, впрочем, уловили этот момент, поэтому донесся еще более недовольный голос. – Да слушаю я, слушаю. Да... Угу... Все, отбой. Наконец, осознав себя, Масаки не почувствовал рядом ставшего за ночь таким привычным тепла Казу. Однако открыв глаза, тут же увидел его, спешно пытающегося вновь облачиться в домашние одежды, а именно – как быстро он натягивал домашние штаны и футболку на два размера больше. Он слишком торопился, пытаясь скрыть свою прекрасную обнаженную кожу от внимательных глаз, которые он буквально чувствовал всем телом. Отбросив одеяло, Масаки тихонько подкрался к Казу сзади, чтобы наклонившись и аккуратно положив руки ему на плечи, прошептать в самое ухо: «Эта одежда тебе подходит лучше всего». Нино резко обернулся, оказавшись нос к носу с Айбой и его живыми, смеющимися глазами. Ночью они были совсем другими, менее походившими на человеческие. – Ох... – опустив глаза ниже, Казу только заметил, что Масаки был совершенно голым, – ты бы хоть прикрылся чем-то, щеголяешь по чужой квартире голышом... – смущаясь, недовольно проговорил Нино, отведя взгляд и кинув в Айбу близлежащим халатом, который последний тут же нацепил на себя, тихонько хихикая. – Кстати... – протянул Масаки, выбегая в коридор и шурша какими-то пакетами, небрежно брошенными вчера у двери. Не успел Нино опомниться, как тот вернулся назад, таинственно улыбаясь и пряча руки за спиной. – Я долго думал, что подарить тебе на Новый год, но как увидел это в магазине тут же подумал о тебе, – Нино так замотался со всеми своими переживаниями, что даже забыл выбрать хоть что-то для Масаки. – Вот, это тебе, – проговорил рыжий парень, протягивая Нино подарочную коробку с большим красным бантом, который смотрелся на ней совершенно нелепо. – С Новым годом, Казу, – нежно произнес Масаки, с удовольствием наблюдая за растерянной реакцией парня. И когда это мы с "Нино" перешли на "Казу"?! – так и читалось в его глазах. Решив не придавать этому пока большого значения, Нино разглядывал коробку. Такую нелепую, яркую упаковку мог выбрать только Айба, – от этой мысли как-то странно потеплело на душе, и Казу начал разворачивать подарок, не особо заботясь об аккуратности и разбрасывая вокруг разноцветный ворох блестящей бумаги. Внутри оказалась темно-серая толстовка - Нино так любил носить нечто подобное. Однако она оказалась необычной. К капюшону кофты были пришиты... кроличьи уши?! Удивленными глазами он рассматривал эти длинные уши с розоватой сердцевиной, проводя по их длине рукой и силясь понять к чему бы это. – Айба, что это? – тихо спросил он. – Как что? Я думал, тебе нравится носить такое, – непонимающе ответил рыжий парень. – Да... но зачем эти уши?.. – Я подумал, что тебе очень такое пойдет, – хихикнул Масаки, прикрывая ладонью до неприличия широкую улыбку. – Да за кого ты меня принимаешь?! – только и смог выпалить Казу, кидаясь на фантазера-дарителя с толстовкой в руках, вместо орудия мести. Больше не сдерживаясь, громко хохоча, Масаки бегал по комнате, размахивая руками и ловко уворачиваясь от ударов кофтой, которые старательный Казу всячески пытался нанести своему "обидчику", грозя скорой расправой, как только поймает его. Нино и сам не заметил, как ушло внутреннее неудобство и скованность, и как раздраженность сменилась искренней улыбкой, с которой он гонялся за своим непоседливым другом. Веселье продолжалось до тех пор, пока Масаки не споткнулся о край ковра и полетел на пол, вместе с Нино, который, не успев вовремя остановиться, навалился на Айбу сверху. Благо ковер был махровым, что смягчило падение. Однако Айбе все же прилетело локтем от упавшего на него парня. Повисло молчание. – Ты как, в порядке? – забеспокоился Нино, слезая на пол и глядя на трясущегося Масаки. – Ты плачешь, что ли? Но это был не плач, а радостный смех. – Вот это и есть настоящий Нино! – счастливо пропел Масаки, перекатываясь на спину и устраивая голову на коленках Казу. – Ведь так? – рыжий хитрюга улыбался до ушей, всем своим видом показывая, что все-то он замечает. Нино лишь слабо улыбнулся и горделиво задрал носик кверху, не желая так сразу признавать правоту этого парня. – Надень, пожалуйста... – просит Айба, взглядом указывая на толстовку, которую Нино так и сжимал в руке. Последнему ничего не остается делать, кроме как подчиниться такой ласковой просьбе. – Как я и думал, тебе очень идет... – Спасибо, за подарок... Лишь легко улыбнувшись, Масаки вновь ловит взгляд Казу, погружая его в глубину своих глаз, и медленно протягивает руки к его лицу. Длинные пальцы нежно скользят по щекам, погружаясь в черные пряди волос, проводя от корней до самых кончиков, заставляя Казу чувствовать дрожь, волной проходящую по всему телу. Остановившись на затылке, руки несильно тянут Нино вниз, все ближе к лицу Айбы. Все ближе к его красиво очерченным губам, которые удивительно мягкие и теплые – за ночь Нино в этом убедился не раз. Казу доверчиво закрывает глаза в ожидании поцелуя, но вместо этого в его губы выдыхается короткое «Ксо», а вслед за этим Айба резко вскакивает, второпях начиная собирать свою одежду по всей спальне и не прекращая чертыхаться. – Я совсем забыл, – отвечая на немой вопрос недоумевавшего парня, говорит Масаки, спешно сбрасывая халат и напяливая на себя нижнее белье, – Джун не просто так же звонил, он меня теперь точно убьет! – он уже застегивал пуговицы рубашки, то и дело путая их и переделывая заново. – Надевай куртку, мы выдвигаемся через пять минут! – покончив с рубашкой, небрежно повесив на шею галстук и накинув пиджак, Масаки с вызовом глянул на Казу, мол, пойдем уже. – Ты что, так и пойдешь? – в глазах Нино читалась насмешка. Оглядев себя, Айба понял, в чем дело – он забыл надеть штаны! Его беспечности даже Сатоши мог бы позавидовать.