Он всегда знал о любви больше

– Ну где он так долго? Я же звонил ему час назад! – возмущался про себя Джун, поглядывая на свои наручные часы. – Уже вот-вот подойдет наша очередь. Я что, зря ее занимал? Он проспал всего несколько часов. Утро редко когда бывало для него добрым, особенно такое раннее. Он проснулся совершенно разбитым чувствуя противную слабость во всем теле и непреодолимую силу притяжения к подушке, тем не менее, он сразу же принялся за дела. Не теряя времени даром, он вызвонил и договорился с уборщиками: те наверняка как раз уже заканчивали намывать квартиру. Уж управляющий об этом позаботится – Джун был в этом уверен. Сейчас же, отдавая дань японским традициям, Мацу, вместе с множеством других людей, уже который час стоял в очереди к храму. Все дорожки парка были заполнены людьми. Было довольно холодно, но они стойко держались, кутаясь в куртки и теплые шарфы, весело общаясь даже с незнакомцами и попивая традиционный горячий амазаке* из лавочек, что были на каждом шагу. Настолько сильно людское желание начать новый год, новую жизнь правильно, будто с чистого листа. Вернуть старые амулеты и получить новые, как возможность обновления своего внутреннего запаса удачи. А зачем сам Джун пришел сюда в этом году? Чтобы встретиться с друзьями и пожелать друг другу счастья в новом будущем? Чтобы не оставаться в этом постылом доме в одиночестве? Он и сам не понимал. Это обычная традиция, которую миллионы японцев соблюдают из года в год. Вот и Мацу приходил каждый год к храму: сначала с родителями, потом с одноклассниками, сокурсниками, затем и с Шо... Следует признать, он все еще в глубине души верил в лучшее, бережно храня свои надежды от грубых нападок реальности. – Все! Если он сейчас же не придет – пусть пеняет на себя. Не для того я так рано вставал, – довольно громко вырвалось у Джуна. – А? – сонно отозвались рядом. – Сатоши, да ты спишь на ходу! Соберись, – для пущей уверенности Джун потряс его за плечи и потянул за пухлые щеки. – Я не виноват. Это все Гакто-чан. Он всю ночь катал меня на своей машине. Вот ты знал, что Токийская башня была открыта всю ночь для посетителей?.. – не дожидаясь ответа, он продолжил. – Мы были в кино, в каких-то немыслимых кафе, даже на выставке, на которой мы... – И где же он сейчас? – прервал его Мацу, не желая больше слушать всю эту до тошноты милую чепуху о двух влюбленных. – Ты позвонил, он и привез меня сюда, со словами, что мне тут просто необходимо что-то увидеть. Но я так хочу спать... – он не договорил, вновь погружаясь в сладкие дремы. – Эй-эй! – уже более грубо Мацу пихнул его локтем в бок. – ... а сам поехал в храм поменьше и подальше от Токио, чтобы его не узнали. Фанатки у него такие странные... – наконец закончил Оно. – Неудивительно, с его-то образом... – и, тяжело выдохнув, произнес: – У вас-то наверняка все хорошо... – ... а? – Нет, ничего, – не стоит начинать подобные разговоры. Заметив в толпе какое-то странное движение и мелькающую рыжую шевелюру, услышав доносящиеся через раз извинения, Джун с облегчение выдохнул, – Масаки, ну наконец-то! Но Айба был не один. Еле поспевая, готовое в любой момент рухнуть от перенапряжения и нехватки кислорода, за ним тащилось нечто в сером балахоне. Капюшон полностью скрывал лицо, широкие штаны были слишком свободными, а поверх всего этого безобразия была надета теплая куртка – и это чудо Масаки буквально тащил за собой. Подбежав к ребятам, Айба кинулся извиняться перед Мацумото, а существо в странном капюшоне опустилось на корточки, громко вдыхая и выдыхая, пытаясь насытиться морозным зимним воздухом. – Извини-извини, Джун, что так долго! Просто невозможно было вас найти в таком количестве народа, а телефон я свой забыл... дома! – без умолку оправдывался Айба, пока Джун с подозрением поглядывал на парня в сером. – Айба-кун, кто это с тобой? – Да это же Нино! – весело смеясь, Айба подскочил к парню и стащил с него капюшон. – Неужели не узнал? – О, привет, – неуверенно произнес Джун, глядя на этих двоих: недовольного Нино, который все еще не мог вымолвить ни слова и лишь махнул рукой в знак приветствия, и воодушевленного Айбу, что всячески подначивал уставшего парня. – Я и не надеялся, что ты придешь. Вы кстати, почему вдруг вместе? Я ведь так и не смог дозвониться до тебя, Нино. И что это вообще на тебе? – Джун уже намеревался рассмотреть поближе сей предмет одежды. – Эээ, ничего, – быстро опомнился Казу, отстраняясь от любопытных ручек Джуна и пряча постыдный капюшон под куртку. Этот Айба даже не дал ему одеться нормально, еще и бежать всю дорогу за ним пришлось! – Так почему вы вместе? – не унимался Мацу, которому не дали удовлетворить профессиональный интерес, переключившись на Айбу. – Эмм... ну, я же помню, что Казу вечно не берет трубку, да и вообще, он же никогда с нами не ходил в храм! – нашелся Масаки. – ... «Казу»? С каких пор ты его так называешь? – подозрительно поглядывая то на одного, то на другого, Мацумото пытался связать все эти странные недомолвки с опытом предыдущих лет. – Эээ... – мысленно ругая себя за оплошность, Айба судорожно искал глазами на что бы их всех отвлечь и разрешить неловкую ситуацию. – О! Уже почти наша очередь. Ребята, почему бы вам не пойти первыми? – спросил он, сам же уже подталкивая вперед воссоединившихся Оно, который даже в полусонном состоянии был способен чувствовать Казу и найти в нем верную опору, и Нино, который, едва опомнившись от бега и нападок внимательного Мацумото, пытался удержать друга и при этом не упасть. – Ты так и не ответил, Масаки, – произнес Джун, когда они остались вдвоем. – Давай потом, ладно?.. Как ты? – тихо спросил Айба, участливо заглядывая другу во вмиг погасшие глаза. – Значит, он так и не вернулся... Джун лишь отвернулся, тем самым подтверждая догадку. Его непослушное сердце тут же заныло, найдя еще одну лазейку для выхода всего накопившегося внутри. В попытке выкричать, выплакать, да хотя бы выдохнуть все это. Джун медленно глотал слюну, с силой заталкивая ее внутрь вместе со всеми рвущимися эмоциями, и шумно вдыхал, почти не давая воздуху изнутри, выйти наружу вместе с постыдными слезами. Проделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Джун все же смог немного успокоиться. Подходила их очередь. – Забудь все плохие чувства и пожелай самого сокровенного. Улыбнись Небу от всей души, – шепнул ему Масаки, даря улыбку поддержки. Звон монет. Два поклона и хлопка. Закрытые глаза. Все как обычно в этом месте, в этой традиции – ничего не меняется уже на протяжении многих тысяч лет. Боги все также здесь, готовые в любой момент принять заблудшую душу, и сейчас Джун отчетливо мог чувствовать их присутствие рядом с собой. Ощущение их незыблемости и вечности давало и самому Джуну какую-то необъяснимую веру в завтрашний день, надежду, всегда приносящую лишь лучшее и самое необходимое в жизнь каждого человека. И этот подарок, что боги шлют ему прямо сейчас, не должен остаться без должной благодарности. Он здесь, прямо сейчас вместе с ним, наверняка улыбается и желает какого-нибудь глупого мира во всем мире. Но всегда его пожелания для других: для самых близких и совершенно незнакомых – всем он шлет свою душевную теплоту и безграничную силу своего сердца. Мацу так хотелось хоть части его уверенности и мужества. Почему он раньше не замечал такого Айбу, не чувствовал его? Видимо, потому что был слеп, потому что смотрел лишь через собственные убеждения, не желая видеть настоящего положения вещей, желая лишь приблизиться к собственным эгоистическим стремлениям. Запутался, не понимал Шо, забыл про него... Глубоко вздохнув, отгоняя все гнетущие мысли, он пожелал себе выдержки, силы, чтобы справится со всем, что еще придется пережить, прежде чем встать на иной жизненный путь и начать движение по нему такой же легкой походкой, таким же ярким вихрем, как двигался по жизни этот невероятный парень, стоящий рядом. – Ну что, а теперь пойдем узнаем нашу судьбу! – Айба очень любил эту традицию – получать предсказание на год. Видимо, это потому, что ему всегда везло – судьба его обожала. – Ох, не нравится мне эта идея... – устало произнес Джун, посильнее кутаясь в пальто и пряча замерзший нос в широкий шарф. – Как и мне... – впервые Нино был настолько солидарен с Мацумото. – Да ладно вам, это же интересно! Правда, Сатоши? – Да, учитывая то, что предсказание всегда сбывается... – медленно проговорил Оно и с легкой улыбкой посмотрел на ребят. На Джуна, который лишь фыркнул в ответ, окончательно утвердившись в своем нежелании знать будущее. На воодушевленного Айбу, который разулыбался еще больше от предвкушения. И, наконец, на родного Казу, который в задумчивости смотрел на Масаки. Наверное, именно дорогому другу и были обращены его мимолетные слова: – ... Оно может полностью поменять вашу жизнь. Так или иначе, каждый вытянул свою бумажку, и с замиранием сердца они разом развернули их. – «Лишь терпение и безграничная сила доверия к Другому спасет Ваше счастье от краха», – прочитал про себя Мацумото, тяжело вздыхая. – Кажется, боги не понимают насколько это тяжело. Сатоши и в этом году досталось безмерное спокойствие (хотя куда уж больше!) и гармония, однако страсти вокруг него обещали накалиться до предела, зрителем чего он станет. Айба лишь загадочно улыбнулся, видимо, вновь получив самое лучшее, и с воодушевлением глянул на Нино. Однако тот стоял как вкопанный, неотрывно вглядываясь в лист и судорожно, раз за разом перечитывал одну и ту же строчку:

«В любви постигните Вы Смерть».

Что это еще должно значить?! – Нино, а что у тебя? – Масаки подскочил к Казу и сунул свой любопытный нос в судьбоносный листочек. – Ничего, – ответил тот, резко убирая бумажку в карман. – Ну что там? Нэ? Нэ? – не унимается Масаки. – Покажи-покажи! – упрашивал он, прыгая вокруг Казу и канюча как капризный ребенок. Не получив же никакой ответной реакции, он попытался самолично это выяснить, протягивая ручки к заветному карману. – Я же сказал: ничего! Отстань от меня! – Нино раздраженно бьет растерянного Айбу по рукам и, развернувшись, уходит, ни секунды более не задерживаясь. Айба лишь задумчиво смотрит ему вслед. Что же опять случилось? – Видимо, ему досталась неудача. Редкость такое на самом деле. Надо было бы этот листок на дерево привязать... – прокомментировал Мацумото. – Ох, уже так много времени, а я обещал еще к родителям зайти. – Да, мне тоже надо бы... – отозвался Айба. Попрощавшись и пожелав друг другу удачного начала года – ребята окончательно разошлись. Лишь Сатоши никуда не спешил. Сев на скамейку, он набрал, уже ставший таким привычным, номер. – Я, кажется, понял, что ты имел в виду под: «Тебе нужно увидеть это самому», – услышав на том конце провода довольную ухмылку, Сатоши тоже улыбнулся. – И знаешь, я рад этому. ***

Yiruma - Do you; Love hurts

– Я дома... – произнес Джун, закрывая тяжелую дверь дома семейства Мацумото. – Братик! Это правда, что Айба-сан уже занят? Как же так? – сестра набросилась на него, не дав даже толком обувь снять. – Могла бы раньше про него вспомнить, а не тянуть до последнего. Я же вас знакомил уже, – проворчал Джун, отдирая ее от себя. – Не понимаешь ты ничего в сердце женщины, – фыркнув, самодовольно произнесла она и вернулась обратно в гостиную, атаковать праздничную программу телепередач. Наконец раздевшись, Мацу прошел мимо гостиной, лишь кивнув отцу, читавшему газету, в знак приветствия. – О, Джун пришел! Я тебя позову, как закончу с ужином, – крикнула мама, выглядывая из кухни. Джун поднялся на второй этаж. Узкий коридор, привычно скрипящий пол и дверь его комнаты. Здесь все было наполнено воспоминаниями: плакаты с модными когда-то костюмами и знаменитыми моделями, узкая кровать, на которой еле-еле могли бы поместиться двое, шкаф - некогда забитый доверху самой разнообразной одеждой – теперь хранил лишь книги, да оставшиеся со школьных времен вещи. Рабочий стол с большой настольной лампой, чтобы удобно было рисовать по ночам. В ящиках Мацу с удивлением обнаружил множество первых и не очень зарисовок одежды. Предавшись воспоминаниям, он сел на кровать и начал внимательно рассматривать пожелтевшие от времени листы. Какие-то вызывали легкую улыбку, а над какими-то стоило бы всерьез задуматься: "А ведь неплохая же идея". В свои далекие семнадцать лет Мацу даже и не мечтал, что когда-нибудь все его затеи так стремительно начнут воплощаться в жизнь, как это происходило сейчас. Вздохнув, он отложил наброски в сторону и устало улегся на кровати. А ведь именно здесь в студенческие годы был их первый с Шо раз. Джун помнил его нежные объятья, осторожные неуверенные движения, которые сейчас вызывали светлую улыбку. Сакурай теперь совсем другой, уже не тот мальчик, что раньше. Теперь он знает, что нужно делать в постели и как доставить Мацу неземное наслаждение. А тогда они оба были довольно неумелы, все же это был первый подобный опыт в их жизни – секс с мужчиной. Они были первыми друг у друга. Мама Мацумото уже в то время подозревала за ребятами подобные отношения, но у нее не было достаточно доводов, чтобы с уверенностью об этом утверждать, поэтому она довольствовалась лишь отпусканием разного рода замечаний, с которыми ребятам приходилось мириться. Когда же они с Сакураем закончили обучение, стали активно работать, а затем объявили о том, что хотят съехаться – разразился скандал. Отец Мацумото был более лоялен, в отличие от матери, которая всячески была против. Ведь именно на Джуна она хотела возложить ответственность за ее будущих внуков. Сейчас же страсти поутихли, и, казалось, смирившись, мама переключилась на дочь. Но та влюблялась в каждого первого встречного и совершенно не была постоянной особой, чего уж говорить о детях и семье, о которых в свои "немного за 30" она даже думать не хотела. Все это было так давно, что перестало быть значимым для Джуна, да и не хотелось вспоминать плохое. Сейчас он чувствовал только мягкие холодные простыни, вдыхал аромат прошлого. Он вспоминал, как им с Шо приходилось сдерживаться, делая все очень тихо, лишь легко постанывая в шею, дразня друг друга горячим дыханием. Все для того, чтобы не разбудить родителей: замирать всякий раз, как услышат посторонний шорох в доме или шаги, и облегченно смеяться, будучи не пойманными. Вспоминал, как они целовались, утопая в той нежности, которую раз за разом хотели дарить друг другу. Как мимолетны, но незабываемы были часы их сна: Шо всегда обнимает сзади, зарываясь носом в пряди волос Джуна, а последний прижимается все теснее, желая слиться с ним воедино, стать одним целым. Лежа здесь, Джун отчетливо понимал, как скучает по его губам, широким ладоням, теплоте, будто прошло не пару дней, а целая вечность с их последней встречи. И это чувство не было таким уж обманчивым. Ему действительно не хватало тех дней, когда Шо совершал безумные поступки, ловко взбираясь по выступам в стене на второй этаж к любимому Мацу - все для того, чтобы лишний раз не давать родителям повода для подозрений. Хоть Сакурай и боялся высоты до жути, но сжав зубы, делал это для Джуна, страстно желая быть с ним и в эту ночь. Мацумото помнил, как ранним утром они прощались на пороге прихожей (забраться-то Сакурай мог, а вот вниз спуститься тем же путем – невыполнимая задача), долго обнимались, не желая расставаться. Греемые солнцем, что играло бликами в их волосах, лохматые, не спавшие почти всю ночь, но неимоверно счастливые. Утро – такое зыбкое время суток, но именно утренние прощания оставляют на сердце светлую надежду и дарят радость на весь последующий день. Расставаться утром не страшно – кажется, будто счастье никогда не кончится, не утонет в глубокой ночи, а лишь воспарит от радости в лучах восходящего солнца. Сестре Мацу удавалось даже иногда заставать такие прощания, но она не спешила говорить об этом родителям, так как по обыкновению из ее комнаты тоже выскакивал очередной парень, спешащий на первую электричку. Тогда ребята виделись не так часто, как это происходит сейчас. Учеба была довольно напряженной, но они всегда находили время друг для друга и каждый раз всецело наслаждались этой встречей, этим моментом. Но так было раньше... – Джун, спускайся, все готово! – из легкой дремоты вырывает мамин голос и спросонья кажется, что удалось вернуться в те дни, но Мацу открывает глаза и с сожалением приходиться признать – все по-прежнему. Спустившись вниз, он почувствовал насколько продрог там наверху и сразу же забрался под котацу. Вкусный праздничный ужин, теплота гостиной, вся семья в сборе, а по телевизору какая-то глупая развлекательная передача, на которую то и дело отвлекались все, смеялись, комментировали – когда-то всего этого хватало для счастья. – Пусть и сегодня мне этого будет достаточно, – решил про себя Джун и принялся за еду. – Опять твой Шо опаздывает... ты скажи ему, что это неприлично, – невзначай начала мама Мацумото. – Он не придет в этот раз, – как можно более безэмоционально ответил Джун. – Ну вот, еще лучше! Для кого я столько готовила, интересно? – Думаю, он всецело осознает свое упущение и грызет сейчас локти, – всячески стараясь сохранять спокойствие, он продолжал есть, полностью сосредоточившись на процессе пережевывания. – Ох, такой непоследовательный молодой человек у такого прекрасного отца как Сакурай-сан. Не понимаю, как он вообще позволил своему сыну не иметь наследников. – Он просто понимает своего сына, позволяя ему быть собой и двигаться по жизни так, как тот считает правильным, не вмешиваясь. – То есть ты хочешь сказать, что я тебя не понимаю? Я лишь желаю тебе самого лучшего! А ты все еще продолжаешь стоять на своем и встречаться с этим парнем! – Мама, Джун. Прекратите, – попыталась вмешаться сестра, в чем ее всецело поддерживал отец. – Нет, ты мне объясни, Джун, неужели ты с ним так счастлив? – ... в любом случае, это только наша с ним жизнь, – глубоко вздохнув, произнес Мацу. Он даже себе не смог бы сейчас честно ответить на этот вопрос. – Ага, я так и знала, что у вас не так все гладко. Поэтому-то он вчера тоже не пришел. Давно мне надо было найти тебе хорошую девушку, – она не замечала, как все труднее было Джуну сдерживаться. – На такого человека, как он, совершенно невозможно положиться. Как ты с ним вообще до сих пор можешь жить? – Прекрати, пожалуйста, так говорить о нем, – тихо произнес он, отвлекшись от трапезы и делая акцент на слове «пожалуйста». – Наверное, он сейчас вовсю развлекается с какими-нибудь девушками, как нормальный мужчина, пьет, и думать о тебе забыл, как в тот раз... – Хватит! – резко прервал ее Джун, хлопнув рукой по столу. – Не смей так говорить о нем... Я пойду. Медленно поднявшись, он вышел в коридор, где так же медленно одевался. Никто не пытался его остановить, даже мать, которая впервые видела Джуна таким разбитым, но продолжающим защищать Сакурая. Казалось, будто он бился за последний кусочек счастья, последние частички Себя, Их. Хлопнула дверь, и только диктор передачи нарушал эту тишину своим нескончаемым монологом. – Я лишь хотела для него самого лучшего... – тихо произнесла Мацумото-сан.