Say something, I'm giving up on you I'll be the one, if you want me to Anywhere, I would've followed you Say something, I'm giving up on you And I am feeling so small It was over my head I know nothing at all And I will stumble and fall I'm still learning to love Just starting to crawl
***
Пытаясь выпутаться из одеяла, Блейн вслепую потянулся за телефоном и сонно приоткрыл один глаз, чтобы попасть по кнопкам и ответить на звонок. — Доброе утро, Сэм, — лениво протянул Блейн, упав назад на подушку и потянувшись. — Вообще-то уже день, — рассмеялся Эванс и резко замолчал. — Я разбудил вас? Черт, прости. — Разбудил… да, немного. Ладно, я встаю, — пробормотал Блейн, не сдвинувшись с места. — По… погоди, нас? — Можешь выйти на кухню? Мне интересно, как у вас все прошло с Куртом, — жизнерадостно произнес Эванс, и Блейн, поморщившись от громких звуков, отодвинул телефон подальше от уха. — Ну да. Хотя ему, возможно, надо было на работу... и он позвонил и сказал, что заболел. Я не хотел вам мешать. — Я один, Сэм. — О, значит, он уже ушел! Ясно. Можешь продолжать дальше балдеть на кровати после горячей ночки. — Сэм, — прикрыв глаза ладонью, рассмеялся Блейн, наконец сообразив, к чему клонит его друг. — Ничего не было. Совсем. Мы поговорили, он дал мне свой номер… и на этом все. — Не может быть, — Сэм искренне удивился. — Обычно все твои парни оставались у тебя на ночь, и я подумал… у вас же, геев, все так быстро происходит. — Он не мой парень, — произнес Блейн, открыв глаза. — Он… не такой, как все. Понимаешь? — Кажется, понимаю, — хмыкнул Сэм, и Блейн по интонации понял, что Эванс улыбается. — Он особенный, да? Один на… миллион? Нью-Йорк? Мир? — Ты говоришь, как малолетняя фанатка мелодрам, — фыркнул Блейн, но внутри что-то неприятно заныло. Он отчетливо вспомнил свои вчерашние метания и нахмурился. — Ничего нет, ясно? Он просто… знакомый. — Убеждай себя, раз тебе так нравится. Но он что-то значит для тебя. Раз ты так трясешься за него. С тобой никогда такого не было раньше. Думаю, твои поиски немного пошатнули твою психику. — Иди к дьяволу, Сэм. — О, я-то пойду. Но тогда не останется никого, кто раздавал бы тебе настойчивые пинки, подталкивая к твоему счастью. Блейн резко сел, отбросив в сторону одеяло. Он хмуро взглянул за не задернутое шторами окно и поджал губы. Внезапная мысль осенила его, словно кто-то сдавливал горло и, наконец, разжал руки, давая возможность сделать жадный вдох. — Ты помнишь, когда я искал Курта… — издалека начал Блейн. — Я думал, между нами что-то пробежало. Вроде искры. Мы встретились с ним взглядом, и… — Я помню, ты говорил это десятки раз, — мягко перебил Сэм. — И ты надеялся, что он тоже будет тебя искать. И что, он искал? Вы говорили с ним об этом? — Нет, — выдохнул Блейн. Он спустил ноги с постели и закрыл лицо руками, уперев локти в колени. — Он не узнал меня, Сэм. И не искал меня все эти два года. — Он тебе так прямо это и сказал? — осторожно спросил Сэм. — Нет, но это было и так понятно. Его глаза не загорелись возбужденным огнем, когда я подошел к нему. Вчера я был слишком занят тем, что встретил его, наконец. Но вспоминая вчерашний вечер… — Ты думаешь, что он тебя не узнал, — с нажимом произнес Сэм. — Может, он просто хорошо контролирует свои эмоции. Ты же тоже не сказал ему, что ты… — Да я уверен, на моем лице неоновой вывеской горела надпись «я нашел тебя». Только слепой бы не заметил, — горько усмехнулся Блейн. — О нет, приятель, только не раскисать. Сейчас ты соберешься, и мы пойдем с тобой куда-нибудь пообедать. Или я приеду к тебе, хочешь? — Не нужно. Я хочу поработать, — равнодушно произнес Блейн. — Тем более у тебя могут быть дела. — Никаких дел, съемка закончилась полчаса назад. Не самая лучшая съемка, надо сказать, — фыркнул Сэм в трубку. — Собирайся, Андерсон. Вечером займешься своей терракотовой армией*. — Очень смешно, — хмыкнул Блейн, но не смог сдержать осторожной улыбки. — Я ловлю такси и жду тебя на перекрестке 75-й и Амстердама. — Ты собрался в Citrus? Это же ресторан, а не кафе, — удивленно произнес Блейн. Он наконец поднялся с кровати и распахнул шкаф. — И что? В твоем районе нет ничего приличного, один сплошной кофе и булочки. — Ладно-ладно, уговорил, — пожал плечами Блейн, словно Сэм мог увидеть это. — Я буду там через полчаса. Отбросив телефон на кровать, Блейн вытащил из шкафа первые попавшиеся джинсы и рубашку. Кинув их вслед за телефоном, он пошел в ванную, по дороге взъерошив растрепавшиеся после сна угольно-черные кудри, и широко зевнул.***
— Как думаешь, — тщательно скрывая любопытство, начал Блейн. — Сколько должно пройти дней после того, как тебе дали свой номер телефона? — Играешь в джентльмена, — констатировал Сэм, потягивая коктейль. — А что, если да? — пожал плечами Блейн, принимая безучастный вид. — Трех будет достаточно? — Ты сам выдержишь три дня, прежде чем захочешь вновь услышать его ангельский голос? — усмехнулся Сэм, откинувшись на спинку стула.— Ты рискуешь остаться без свидания на эти выходные. Раньше ты сколько дней ждал? — Нисколько, ты же знаешь – я не хожу на свидания, — печально протянул Блейн, меланхолично помешивая кофе серебряной ложечкой. — Ладно, сколько ты ждешь, прежде чем перезвонить девушке? — Я звоню на следующий день, — подумав, ответил Сэм. — Но чаще я нахожу ее утром в своей постели. — Держите меня! Сэм Эванс – альфа-самец! — рассмеялся Блейн. — Но это правда! — возмутился Сэм. — Природа и физиология. С этим невозможно бороться. Если бы я представил, что у меня была постоянная девушка… И более того – она бы пообещала мне только после свадьбы… Я бы лишний раз задумался. — Это романтично, — улыбнулся Блейн, облокотившись на стол и подперев щеку кулаком. — Беречь себя для кого-то и терпеливо ждать своей награды. — Кто бы говорил! — Сэм, из нас двоих с девушками спишь ты. А я предпочитаю парней. — То есть, по твоему мнению, я веду себя как гей, но только сплю с девушками, а не с парнями? — серьезно спросил Сэм. Блейн покатился со смеху. — Что не так? — оглянувшись по сторонам, тихо спросил Сэм. — Нет, Сэм. Ты просто бабник, это другое, — на одном дыхании произнес Блейн, немного успокоившись. — Сам ты… О. Ладно, проехали, — проворчал Сэм, уткнувшись в свой коктейль. Блейн позволил себе выждать небольшую паузу, прежде чем снова вернуться к беспокоившему его вопросу. Чуть подавшись вперед, он наклонился ближе к Сэму. — Значит… будет нормально, если я позвоню сегодня? — Боже, дай мне свой телефон, я сейчас сам ему наберу! — выпалил Сэм и попытался отобрать у Блейна телефон, который тот непредусмотрительно оставил на столе. — Ты не посмеешь! — выкрикнул Блейн, привлекая к себе внимание посетителей ресторана. — Думаешь, я не знаю, что он уже у тебя на быстром наборе стоит? — не сдавался Сэм, вырывая из рук Блейна телефон. — Через мой труп, Эванс! — Не беспокойся, я предупрежу Курта о похоронах! После короткой борьбы Блейн все же с победным блеском в глазах выдернул из рук Сэма свой несчастный телефон и спрятал его в карман, самодовольно улыбнувшись. — Сегодня или никогда, — уже серьезно произнес Сэм, но не смог удержаться от улыбки. — Или я тебя привяжу к стулу, и будешь говорить с ним по громкой связи. — Не надо строить из меня нерешительную девочку, — фыркнул Блейн, отвернувшись к окну, где несколько такси пронеслись друг за другом. — Когда дело касается твоей личной жизни – ты всегда нерешительный. — Когда это у меня была личная жизнь? — удивился Блейн и повернулся назад к Сэму, нахмурившись. — Вот именно, что никогда. Ты нерешительный, — пожал плечами Сэм, словно объяснял совершенно очевидные вещи.***
Весь оставшийся день Блейн пребывал в каком-то странном оцепенении. Он пытался добросовестно поработать над заказом для одного из учредителей выставки в музее Метрополитен, но у него как некстати все валилось из рук. Лицо статуи выходило слишком непропорциональным: уши несимметричны, глаза оказались слишком утоплены, а улыбка богини, которую он лепил по наброскам, вышла безжизненной и пустой. «Если у статуи вообще может быть живая улыбка», подумал Блейн, скептически оценивая проделанную за сегодня работу. Поддавшись внезапной вспышке агрессии и отчаяния, он смял глину, которая вырисовывала черты лица, убирая излишки. — Три часа работы, а я вернулся к тому, с чего начал, — раздраженно пробормотал Блейн, рухнув на диван. Он недовольно посмотрел на черновой слепок головы и тут же перевел напряженный взгляд на часы. Короткая стрелка замерла между цифрами пять и шесть и, казалось, не желала сдвигаться с места. Весь день, после того как Блейн расстался с Сэмом, он подыскивал себе оправдания, чтобы не схватить телефон и не позвонить Курту прямо сейчас. Он безуспешно пытался отвлечь себя хоть чем-нибудь. Но книга наскучила после первых трех страниц, а смотреть телевизор и вовсе не было желания. Но и любимая работа тоже не приносила утешения. Большую часть времени Блейн слонялся вдоль готовых статуй, подмечая неточности, чтобы потом не допустить подобных оплошностей впредь. Все это не приносило удовлетворения, а только больше раздражало. Весь этот день он прокручивал в голове единственную мысль, которая не давала ему покоя. «Он не узнал меня, Сэм. И не искал меня все эти два года», всякий раз вспыхивало в сознании, стоило Блейну украдкой посмотреть на статую Курта, которую он сделал самой первой. Первая из немногих уцелевших за это время работ. — Вы, должно быть, мистер Андерсон? — не поднимая головы от записей, произнес мужчина. — Вы, должно быть, доктор Гилберт? — в тон ему произнес Блейн, не дожидаясь приглашения и садясь в кресло. — Можно просто Эллиот, — произнес доктор, мягко улыбнувшись, и снял очки. — Можно просто мистер Андерсон, — холодно произнес Блейн, озираясь по сторонам и натыкаясь взглядом на различные сертификаты и дипломы, что украшали стены кабинета. — Я вижу, вы не настроены на диалог, Блейн, — с улыбкой произнес Эллиот, откладывая блокнот в сторону. — Однако… — Как вы наблюдательны, доктор. — Однако, — с нажимом повторил мужчина. — ваша подруга, мисс Берри, была крайне обеспокоена вашим душевным состоянием и настояла на нашей с вами консультации. — Я не нуждаюсь в помощи и в том, чтобы у меня копались в мозгах, — фыркнул Блейн, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди. — Вы зря думаете, что я буду пытаться клещами вытягивать из вас что-либо. В конце концов, мы не на допросе, — непринужденно ответил Эллиот, закинув ногу на ногу и копируя позу Блейна. — Но так как час нашей консультации уже оплачен и я не стремлюсь звать следующего клиента, мы могли бы просто провести этот час в тишине. Каждый бы занялся интересным ему делом. Как вы считаете? Блейн перевел на него недоверчивый взгляд, но заметно расслабился, услышав, что на него не собираются давить. — Мне просто придется сидеть здесь, чтобы все думали, что вы заняты? — Идеально, правда? — Вы ужасный психолог, — рассмеялся Блейн, закрыв лицо ладонями. — Но я согласен. Тем более, что в приемной сидит Рейчел, и если я выйду отсюда так быстро – это будет, по меньшей мере, странно. — Отлично, — обрадовался доктор Гилберт, улыбнувшись Блейну. — Кабинет в вашем распоряжении. Книги, журналы. А я могу позаниматься своим исследованием. Напряженно кивнув, Блейн потянулся к ближайшему от него журналу, лежащему на столике, и демонстративно раскрыл его, хотя и не собирался ничего читать. Некоторое время они сидели в тишине, и Блейн с каждой потраченной минутой все больше жалел, что согласился на эту авантюру, пойдя на поводу у Рейчел. Но эта война была проиграна уже в самом начале, поскольку против довода «я твой агент и лучше знаю, что тебе нужно», идти было практически бессмысленно, не сорвавшись на очередную перебранку, которые все чаще возникали в их разговорах. — Док… Эллиот. Эллиот, а если не секрет, зачем к вам ходит Рейчел? — осторожно начал Блейн, не в состоянии и дальше сидеть в гробовой тишине. — Врачебная тайна? — Увы, но да. Я не могу обсуждать это с кем бы то ни было, — ответил психолог, отрываясь от экрана ноутбука. — Но я могу дать пару советов вам. — Например? — Рейчел крайне амбициозна, невзирая на свой провал на Бродвее. Она любит добиваться своего. И добивается этого. С ней тяжело спорить, она сразу начинает игнорировать. Чтобы достичь конфронтации, нужно действовать более тонко, Блейн. Дать ей думать, что это идея изначально была ее, а не ваша. — В этом и заключается проблема. Если раньше я мог более непринужденно склонять Рейчел к своему решению, то теперь мы чаще ругаемся, — произнес Блейн, отложив журнал на место и рассматривая свои ладони. — Я стал более вспыльчив, раздражителен. На днях я разнес в пыль несколько статуй, которые хотел отправить на выставку. — Особенные статуи или первые, что попались под руку? Блейн с тоской вздохнул, вспомнив свой единственный прием, за время которого он почерпнул массу полезного. Например то, что психологи ловко умеют вынудить тебя к общению, даже когда ты сам того не желаешь. Или тот факт, что ему действительно нужна была помощь, потому что он начал сходить с ума. Потому что весь смысл его жизни на тот момент сконцентрировался на поиске человека. Одного единственного человека. Который и не думал искать его в ответ. И то мгновение, ради которого жил Блейн, который не давал отчаяться… Сейчас просто не имел смысла. Потому как для Курта он точно ничего не значил. — Не могу поверить, что я все это выдумал, — простонал Блейн, закрыв лицо ладонями. Тоска, что разрасталась в нем вечером, вновь дала о себе знать, но уже немного в другом ключе. Блейн ненавидел себя жалеть… и поэтому предпочитал себя ненавидеть. Что он недостаточно хорош, недостаточно успешен, недостаточно красив. Недостаточен во всех проявлениях, чтобы задержаться хоть на одно лишнее мгновение в мыслях Курта. И, возможно, когда он все же позвонит – Курт просто не вспомнит его. И, черт возьми, чем этот парень так умудрился зацепить его, чтобы не оставлять его ни на минуту. Он мог забыть о нем на следующую неделе после встречи. Он мог найти кого-то лучше. Более земного, более доступного, более… отзывчивого. Но что он мог поделать с тем, что никто другой был не нужен? Приблизившись к Курту так близко, как никогда ранее, ему было сложнее сдерживать себя. Ему хотелось занимать внимание Курта, хотелось показать ему свои работы, умолять его стать его моделью… хотелось снова взять его ладони в свои. О боже, что он творил вчера! Легко и непринужденно взял Курта за руки, попросил его закрыть глаза. Не будь он так взволнован вчера, то мог бы подумать, что если бы наклонился чуть ближе, то их губы оказались совсем близко. Он ловил бы его дыхание своими губами. Если бы он только открыл глаза тогда… то увидел бы Курта совсем рядом. Страшно подумать, что могли про себя подумать гости, которые стояли рядом с ними? Определенно ничего хорошего. Блейн снова напряженно взглянул на часы и увидел, что злополучная стрелка, наконец, сдвинулась с места, показывая половину седьмого. И если он хоть что-то понимал в этой жизни, то сейчас самый момент собраться с мыслями и сделать этот звонок. Звонок, который, казалось, решал всю его жизнь, подводя итог тому, что Блейн сделал в ней. Потому как независимо от исхода разговора, он уже сам подпишет себе смертный приговор и поймет, насколько мог обманываться на свой счет. Не давая себе возможности и дальше тянуть время, Блейн сделал вызов и, закрыв глаза, приложил телефон к уху, вслушиваясь в монотонные гудки. — Да? — проскользнула легкая вопросительная интонация, впиваясь в пустоту сознания. — Курт! Привет. Это Блейн. Помнишь, мы вчера... — сбивчиво заговорил Блейн, ругая себя всеми мыслимыми словами за то, что пустил все на самотек. Что он импульсивный дурак, который, спустя минуту, жалеет о содеянном и сказанном. Возможно, следовало отрепетировать прежде разговор перед зеркалом, набросать на бумажке несколько фраз, чтобы не блуждать сейчас среди хаоса вырванных из контекста слов и мыслей. — Конечно же, я помню. Блейн, — произнес Курт, и Блейн почувствовал легкую улыбку, с которой это прозвучало. — Блейн – скульптор, ослабляющий галстук, когда ему становится скучно. — Да, это про меня, — рассмеялся он, чувствуя, как его распирает изнутри ощущение какого-то неправильного счастья. — Я... я не знал, будет ли правильным позвонить тебе на следующий день, но... — Я рад, что ты позвонил, Блейн, — мягко перебил его Курт, пресекая сомнения на корню. По крайней мере, большую их часть. И это уже казалось маленькой победой. Потому что Курт готов был слушать, потому что ответил на звонок, потому что не отверг его сразу. Блейн чувствовал неконтролируемую эйфорию. Он готов был улыбаться, кричать от счастья. Он мечтал спрятать лицо в подушку, чтобы заглушить едва сдерживаемый вой, который рвался из него, разрывая нутро стальными когтями. Он хотел спрятаться от всего мира и остаться жить изгоем, бережно сохраняя крупицы счастья, что Курт рад ему, он помнит его, он готов идти на контакт, но в то же время отчаянно желал продолжить, сделать еще один шаг по этому тонкому льду в надежде, что не оступится, не провалится под корку льда в дьявольски холодную воду. — Я ведь не отвлекаю тебя от каких-нибудь дел? Я надеялся, что, когда позвоню, твой рабочий день уже закончится. — Нет, ты как раз вовремя, я недавно пришел домой, — прозвучал тихий ответ. Повисла неловкая пауза, давая немного времени, чтобы опомниться и взвесить все «за» и «против». Чтобы не было уже пути назад. Блейн чувствовал предательскую дрожь. Он так хотел сделать этот шаг в неизвестность, что до зубовного скрежета боялся себе его позволить, зная, что так везти ему не может. Что он непременно все испортит. Не сейчас, так позже. Он боялся своих чувств. И так боялся снова стать несчастным, что готов был всю жизнь упиваться тем, что есть. Потому что, когда у него отнимут то, что уже есть, он просто не выдержит и сойдет с ума. — Ты... — А как твой... Резко замолчав, парни рассмеялись оттого, что заговорили одновременно. Курт весело и устало, Блейн истерично и натянуто. И снова замолчали, пока Курт не решил настойчиво взять все в свои руки. — Ты первый. Раз уж ты позвонил. — Интересно, как бы ты мне позвонил. Не зная моего номера, — осторожно заметил Блейн, в нетерпении ожидая ответа. Чувствуя себя так, будто проводит смертельно-опасный эксперимент. — У меня есть связи, мистер Блейн Андерсон. Это моя работа – знать все и про всех. — И ты... позвонил бы? Ты стал бы искать мой номер? — усмехнулся Блейн, боясь себе позволить надеяться, что ответ будет положительным. Еще один шаг на пути к засасывающей бездне. — Ты себя недооцениваешь. Тебе очень даже можно перезвонить. И это определенно стоит того, чтобы искать твой номер, — с ходу ответил Курт и резко замолчал, будто испугался того, что только что произнес. — Ты не можешь говорить это серьезно, — устало усмехнулся Блейн. Но в душе его теплилось желание довериться словам Курта. Позволить себе верить в то, от чего он так старательно бежал все это время и не мог смириться до сих пор. — Очень даже могу. Я многое могу! — весело ответил Курт, и Блейн в очередной раз поймал себя на мысли, что слышит его улыбку. Хотя, возможно, это просто его больная фантазия, которая выдает желаемое за действительное. — О, я в этом не сомневался! — фыркнул Блейн и представил, как Курт на это картинно закатывает глаза. — Как твой день? — Это был... день, — после недолгого раздумья последовал ответ. — Ничего особенного. Так что спасибо, что скрасил мой вечер своим звонком. — А, ну ладно, был рад... — тут же спохватился Блейн, но Курт его настойчиво перебил. — Нет, Блейн, я не это имел в виду! Это не подразумевало конец нашего разговора. — Прости, — облегченно выдохнул Блейн, повесив голову. Его слепое ноющее сердце разрывали на части чувства вины и туманной надежды. И это еще больше пугало его, но он физически не мог справиться с реакциями своего организма, которые ластились перед снисходительностью и добротой Курта. Ладони становились нестерпимо горячими, а на губах расцветала предательская улыбка, которая не желала сходить с лица. И Блейн был готов получить сейчас пулю в сердце, чтобы резко прекратить страдания, которые на него обрушивались все эти бесконечные двадцать пять лет. Чтобы умереть мгновенно и безнадежно счастливым. — Если искренность во всем… То я думал, что ты просто делаешь мне одолжение, отвечая на мой звонок, общаясь со мной, — вырвалось у Блейна, и он закусил губу, напряженно дожидаясь ответа, до которого, казалось, минуты тянулись часами, стискивая сердце стальной хваткой и отсчитывая сбивчивый пульс. — О боже, Блейн… Ты… Ни в коем случае. Я предельно искренен. Мне правда нравится общаться с тобой. — Тогда могу я пригласить тебя на выходных куда-нибудь? — внезапно выпалил Блейн, набравшись решимости. Что-то в словах и интонации Курта словно толкнуло его в спину, направляя вперед, и он поддался этому порыву. — Пригласить? Да, почему бы и нет… — Суббота. В пять. Тебе удобно в субботу в пять? — ровным голосом спросил Блейн, стиснув ладонь в кулак, что ногти впились в мягкую плоть, оставляя следы на коже. — Суббота… Да, я могу. Где? — немного растерянно спросил Курт. Или это только показалось Блейну. Потому что сам он чувствовал себя никак не лучше. — Где… Не думай, я не маньяк. Я не думаю затащить тебя в какую-то подворотню или… — Блейн, прекрати, вот теперь ты меня пугаешь, — коротко рассмеялся Курт. — Да. Хорошо. Прости… Citrus. Ты знаешь этот ресторан? Амстердам и 75-я улицы, — торопливо произнес Блейн. — Конечно. И… мне нравится твой выбор, — заметил Курт. Блейн понял, что сходит с ума. Это, скорее всего, какой-то лихорадочный сон. Он просто задремал на диване и сейчас проснется, а перед ним будет возвышаться Афродита с перекошенным лицом. А под боком будет зажат телефон, с которого не было сделано еще ни одного исходящего звонка по номеру 555-1452. — Я встречу тебя у метро на 72-й. На площади Верди. — Выход к скверу? — Выход к скверу. Блейн позволил себе секунд десять слушать глубокое размеренное дыхание, которое согревало рассудок, но не могло опалить своим жаром кожу. Ловя себя на мысли, что он слишком злоупотребляет вниманием Курта, Блейн решил, что если сейчас он и дальше позволит себе продолжать этот разговор, то непременно все испортит. Как угодно. Вот только завтра в пять ему придется идти в Citrus в одиночестве. — Я наверно… — Да, я тоже. — Наслаждайся вечером, отдыхай от рабочей недели. — Обязательно, — в трубке раздался приглушенный смешок, и Блейн почувствовал, как его кожу на спине от одного этого смешка разрывают крылья. — Пока, Курт? — Пока, Блейн. До завтра. — До завтра. Блейн стиснул телефон в руке, как только нажал на «отбой», и поднялся с дивана. Он приблизился к готовым статуями и замер у одной. Любимой и самой первой. Недолго думая, он одним движением стащил с нее холст, и его взгляд тут же метнулся к лицу. «Курт» смерил его равнодушным взглядом, и Блейн отвернулся, словно взгляд статуи мог его смутить. Он бросил на стол грубый холст и вновь повернулся к своему творению, изучая застывшую фигуру юноши. На него накатывало странное чувство оцепенения, когда он смотрел на статую того, с кем говорил не более пяти минут назад. С живым и веселым человеком. Обычным человеком. Какие бы не приписывал ему качества Блейн, Курт был и оставался таким же, как и все. Со своими трудностями, проблемами и историями. С его теплом и улыбкой. И горящим взглядом, который словно по волшебству мог тут же найти отклик в душе Блейна. Согреть его, дать надежду. Пусть даже они едва знакомы, Блейн за последние два года невольно сумел привязать себя к Курту намертво. Он врос ему под кожу, прочно занял место в сердце, откуда его уже невозможно вырвать, не оставив там зияющей кровоточащей раны. Вот он, тот отчаянный шаг. Точка отсчета, с которой должна начаться, либо закончиться жизнь. Остаться среди окаменевших подобий людей, либо же позволить себе разрушить окружавшие стены, разбить в кровь кулаки, вырваться из камеры, в которую Блейн замуровал себя много лет назад. Позволить себе снова дышать и наслаждаться красками мира. Или же остаться среди теней и неподвижных силуэтов, которые плотной стеной окружали его, не давая вырваться на волю. Стать частью чего-то. Частью кого-то. Пусть ненадолго, но дать себе возможность хоть ненадолго жить. Чувствовать, а не пропускать через себя страдания и эмоции, словно перегоняя их из капельницы по всему организму. А резко и неотвратимо ударить в грудь дозой адреналина и почувствовать вновь сердцебиение и тепло, пронизывающее все существо, покалывающее кончики пальцев. Эти мысли пугали Блейна, он чувствовал себя еретиком, который отворачивается от собственной веры. Отворачивается от самого себя. Убеждений, привычек, преград, что он выстроил перед собой на пути к другим людям. Каждый новый человек был как очередное испытание на прочность. Он сгорал изнутри, прижигал душевные раны раскаленным железом, чтобы не дать инфекции распространиться, не сеять лишние сомнения, позволить себе доверять. Позволить себе думать, что не все люди могут быть ужасны в этом мире. И некоторые действительно желают ему добра, любви. Они заботятся о нем. Безвозмездно. Только потому, что он их друг. Так в его жизни появилась Рейчел. Амбициозная и упрямая звезда Вокального Адреналина, хорового кружка школы Кармел. Она раздражала, была высокомерна, встречалась с главным солистом, а ее мать руководила хором. Блейн никогда не мог бы подумать, что он сможет выносить ее хотя бы на физическом уровне. Они продолжали вращаться в разных вселенных, когда оба переехали в Нью-Йорк… Когда Блейн успешно заканчивал институт, а Рейчел успела, словно падающая звезда, озарить собой Бродвей на короткое мгновение. Прежде чем все пошло под откос. Опомнившись, стряхивая с себя наваждение, Андерсон сделал еще один вызов и приложил телефон к уху, меланхолично поглаживая изящные линии лица статуи, вдумчиво всматриваясь в застывшие глаза. — Блейн? — раздался голос после нескольких долгих гудков. — Эй, Рейчел, привет, — радостно воскликнул он, не отрывая взгляда от пустых серых глазниц. — Ты просто так или... — неопределенно произнесла девушка, растягивая паузу. — Или. Рейчел, я хочу, чтобы статую Курта перевезли в салон. Самую первую, — твердо произнес Блейн, водя подушечками пальцев по скулам и плавно спускаясь к подбородку. — Давно пора! Тебя опасно оставлять дома одного со статуями. А то вдруг опять какая попадется под твою горячую руку, — оживилась Рейчел. — И не только поэтому, — горько усмехнулся Блейн. — Она мне дорога... Но я хочу двигаться вперед. — Ты... О боже, ты вчера все же кого-то встретил? — Встретил. Его зовут Курт, и он невероятный. _____________________ Терракотовая армия* – принятое название захоронения по меньшей мере 8099 полноразмерных терракотовых статуй китайских воинов и их лошадей. Обнаружено в 1974 году рядом с гробницей императора-объединителя Цинь Шихуанди неподалёку от древнекитайской столицы, города Сиань. Эпиграф — песня Say Something группы A Great Big World и Кристины Агилеры. Перевод: Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас", Я стану тем самым, если ты хочешь этого, Я бы последовал за тобой куда угодно Скажи что-нибудь, я перестаю верить в "нас" Я чувствую себя таким ничтожным, Случившееся выше моего понимания, Я совсем ничего не понимаю... Я буду спотыкаться и падать, Ведь я ещё учусь любить - Только начинаю ползать amalgama-lab.com/songs/a/a_great_big_world/say_something.html