Or if I wrote my own life Yeah, might I find the roads Or if I change my old secret Will my heart be whole Or if I gave my all Would you try And if I said I'm strong, Is that right? And if I said don't go Stay, tonight Or if I learn an old sadness? Yeah, might I understand Or if I practiced fires Yeah, might I be a man And I found the right road, house, yeah Yeah, would I find the start? Or if I build the right pieces, Can you build a heart?
***
Осень продолжала дышать летом, не думая о том, чтобы хоть на мгновенье расстаться с теплом, которое ласково обнимало нью-йоркцев, спешащих по своим делам и не замечающих ничего перед собой, не ценящих приветливое солнце, что каждый раз выглядывало из-за туч, словно играя в прятки. Забывающих о том, что в этом мире есть куда более важные вещи, чем работа и деньги, медицинская страховка, отсутствие с утра пробок на дорогах и бодрящий кофе на завтрак. И Блейн, дожидавшийся на перекрестке момента, когда переключится светофор, чувствовал себя одним из тех счастливчиков, которые могли не только смотреть, но и видеть. Он стоял, блаженно щурясь на солнце, и не мог сдержать улыбки, с живым интересом наблюдая муравьиную возню, что бурлила вокруг него. Он с любопытством посматривал на влюбленные парочки, что проходили мимо, останавливаясь ради поцелуя или сворачивая в ближайшую кофейню, откуда доносился аппетитный запах свежей выпечки, что сладко сводило желудок, стоило вдохнуть полной грудью. Он наблюдал за деловитыми старичками, которые, наперевес с фотоаппаратом, забавно лопотали что-то на смутно знакомых иностранных языках и сверялись с цветными иллюстрированными путеводителями, зажатыми в их руках. Блейн старался обходить стороной, пока шел от дома до метро, раздраженных и суровых на первый вид бизнесменов, неизменно облаченных в деловые костюмы. Женщины с идеальными укладками, либо волосами, собранными в тугой пучок, или гладковыбритые мужчины, таскающие повсюду за собой кейс или дипломат. Они раздавали инструкции своим подопечным, и Блейн дивился тому, как можно быть такими собранными и сдержанными двадцать четыре часа семь дней в неделю. Они забирали своих детей с подобными недовольными и сердитыми гримасами из школ и кружков, не отвлекаясь от телефона, постоянно указывая ребенку на то, как себя вести. Блейн невольно вспомнил, как отец забирал его из школы, когда он был маленький. И даже потом, когда он был чуть старше, до того момента, пока не перевелся в Далтон. Но именно когда Блейн был еще ребенком, он отчетливо ощущал это чувство пустоты и ненужности. Отец говорил по телефону даже за рулем, не обращая внимания на маленького Блейна, сидящего на заднем сидении дорогого автомобиля. Блейн чувствовал себя лишним, он бы хотел, чтобы отец радовался встрече с ним, либо же не приезжал вообще, давая ему возможность ехать на школьном автобусе со всеми остальными. Блейн не заметил, когда светофор переключился на зеленый, но, увидев двинувшуюся через переход толпу, что окружала его, поспешил вслед за ними, лавируя между людьми. Рядом со зданием метро на площади Верди образовалась плотная группка зевак вокруг расположившихся в центре музыкантов, которые играли что-то до боли знакомое, но едва узнаваемое. Оживленный народ кидал им монеты в футляр от гитары, а белокурая девушка что-то напевала, не замечая никого вокруг себя, пока несколько ребят слаженно играли прилипчивый мотив. Обойдя по дуге эту оживленную компанию, Блейн взглянул на часы и заметил, что уже перевалило за пять. Жадно высматривая в толпе Курта, Блейн поймал себя на странном чувстве дежавю. За последние два года искать Курта в толпе стало для него чем-то вроде рефлекса, с той лишь разницей, что сейчас он был переполнен уверенностью, что на этот раз он не теряет время зря и надо просто еще немного подождать… совсем чуть-чуть, чтобы они встретились. Не обремененные заботами и обязанностями. А как Курт и Блейн. Которым просто хочется узнать друг друга. — Ты немного опоздал, — раздался за спиной знакомый высокий голос без тени раздражения. Резко обернувшись, Блейн встретился глазами с пронзительной синевой, и его губы растянулись в улыбке. — Всего на пару минут, ты просто раньше, — фыркнул Блейн, тут же стушевавшись и не зная, как поприветствовать Курта. Он неловко протянул ему руку, после чего Курт уверенно ответил на рукопожатие и подошел ближе, чтобы было слышно, несмотря на звуки гитар. — Я успел немного насладиться их концертом, — заговорщическим шепотом произнес Курт, поправляя пестрый шарф, ревностно обхвативший его бледную изящную шею. — Это напомнило мне времена, когда я был в хоре. — Ты был в хоре? — тут же переспросил Блейн, жадно ухватившись за тему, чтобы не допустить неловкого молчания, которое могло повиснуть в воздухе между ними густым туманом. — Вы участвовали в соревнованиях? Какая школа? Может, мы могли даже соперничать. — Новые Направления, школа МакКинли. Лайма, штат Огайо, — отрапортовал Курт, словно это была заученная речь. — И… я не думаю. Мы с трудом набрали двенадцать человек, но не прошли соревнования. Тренер группы поддержки слила список наших песен соперникам, и мы провалились... И директор тут же закрыл наш кружок. — Ох, мне очень жаль, — вздохнул Блейн, попытавшись прикоснуться к ладони Курта, но тут же остановил себя и вместо этого едва коснулся его предплечья. Курт немного смущенно улыбнулся в ответ и повел Блейна вперед, чтобы перейти дорогу. — Ничего, это в прошлом. У вас, я так понимаю, все было не настолько плохо? — Можно сказать и так. Мы даже ездили на региональные в две тысячи одиннадцатом. Они проходили… — Блейн обвел широким жестом пространство вокруг себя. — Здесь. В Нью-Йорке. Именно тогда я и влюбился в этот город. — И вы… — О, конечно! Соловьи, академия Далтон в Вестервилле. Огайо. — Ты меня разыгрываешь! — рассмеялся Курт, склонив голову, и Блейн расплылся в счастливой улыбке от такого теплого и открытого поведения. — Огайо? Вестервилль? Это же… часа два на машине от Лаймы. — Что я могу сказать? Мир очень тесен, — пожав плечами, ответил Блейн, и они двинулись дальше по улице. — В каком году, говоришь, ты закончил школу? — спросил Курт, подозрительно на него посмотрев. — Я не говорил! — игриво произнес Блейн, но тут же мысленно дал себе затрещину и постарался выглядеть более серьезно. — В тринадцатом. А ты? — На год раньше. Спустя полгода после школы переехал сюда, — вздохнул Курт, поправив на плече сумку и смотря себе под ноги. — А учеба? — Я провалился. Пробовал поступать в Джулиард и НЙАДИ, но… не смог. У меня было мало практики, и певец из меня ужасный. Никому не нужны контр-теноры. — Уверен, ты прекрасно поешь. Даже сейчас, если немного потренируешься, то все вспомнишь… это как умение кататься на велосипеде. Никогда не сможешь разучиться. — А ты сам, Блейн… соловей? Как часто ты поешь? — О, я… я давно бросил это дело. Я пошел в Нью-Йоркскую Академию Искусств на скульптора. Потом познакомился с Сэмом, мы вместе снимали с ним квартиру. Потом дела пошли лучше, и мы разъехались, потому что его смущали парни, которые оставались у меня, а меня - его девушки. — Понимаю. Я снимал жилье вместе со своим сводным братом. Полгода работал в Лайма Бин до того, как переехал в Нью-Йорк к нему. Финн в то время получил спортивную стипендию. Сейчас он играет за Джетс*. — Лайма Бин… я знаю эту кофейню! Бывал там пару раз. Но тебя я там не видел, — разочарованно вздохнул Блейн, засунув руки в карманы. — Ну, ничего, ты увидел меня сейчас. Ты же не стал бы тогда… пытаться приударить за баристой, у которого были не самые лучшие полгода? Как и предыдущие года три в старшей школе, — протянул Курт, заинтересованно рассматривая Блейна и ничуть этого не стесняясь. — Нет, я говорю это к тому, что у нас было столько возможностей встретиться... За незатейливыми разговорами о прошлом они не заметили дороги до ресторана. Блейн рассказывал о Далтоне и Соловьях, о Сэме и его своднической натуре. О придирчивой и неуступчивой Рейчел, которая держала Блейна под неусыпным контролем. Курт же больше молчал, потому что Блейн, наконец, говорил. Говорил без стеснения и смущения, словно хотел выплеснуть из себя все, что в нем копилось последние годы, не имея выхода наружу, чтобы быть обличенным в слова. Расположившись у окна за круглым столиком под раскидистым фикусом Бенджамина и сделав заказ, Блейн, наконец, позволил себе вздохнуть и хорошенько изучить Курта, который заинтересованно оглядывался по сторонам, осматривая ресторан. Это не было похоже на то, будто он чувствует себя неловко или настойчиво отводит взгляд. В его глазах мерцал живой интерес, и Блейн украдкой наблюдал за ним, в тайне восхищаясь безукоризненной собранностью и осанкой. Он чуть подался вперед, положив локти на стол, не отрывая задумчивого взгляда от собеседника, когда Курт заметил его движение и повернулся. И его лицо озарилось улыбкой. — Здесь мило, я никогда тут не бывал. — Нет? — переспросил Блейн, тщательно скрывая любопытство, которое с каждой секундой снедало его, и он еле удерживался от того, чтобы засыпать Курта сотней глупых и бессмысленных вопросов. Он даже не мог твердо ответить себе, зачем ему это. Просто ему хотелось слышать голос Курта, следить за его мимикой, подмечая малейшие изменения настроений и теплую улыбку. Как бледные щеки чуть окрашиваются румянцем от смущения или как глаза затягивает легкой поволокой ностальгии, когда он предается воспоминаниям. Он хотел знать больше. Ему нужна была эта информация, словно воздух, но одновременно он боялся, что может своим напором оттолкнуть Курта, хоть и чувствовал, что снова ступает по тонкому талому льду, решившись на отчаянный шаг. В районе обеда его скромная пыльная от сухого гипса и лени Блейна квартира огласилась настойчивым стуком в дверь, заставляя поверхность древесины мелодично звенеть. Когда Блейн открыл дверь, то увидел на пороге Рейчел. Идеальную и собранную, как и обычно, с распущенными волосами, которые темной волной струились по плечам, словно ветер и природа не имели над ними власти, а каблуки ее дизайнерских туфель всякий раз отбивали мерную дробь об пол, стоило ей переступить с ноги на ногу. — Думала, ты еще можешь спать, — непринужденно произнесла она вместо приветствия и заглянула в квартиру поверх обнаженного плеча Блейна. — Я войду? Кивнув, Блейн посторонился, пропуская ее внутрь, и закрыл дверь. Шутливо махнув в сторону гостиной, словно швейцар, он свернул на кухню, чтобы сделать Рейчел традиционную чашку кофе. — Тебе как обычно? — спросил Блейн, возясь с кофе-машиной. — Без сахара и со сливками? — Да, спасибо, — живо отозвалась Рейчел, прислонившись плечом к дверному косяку, с удовольствием наблюдая за действиями Блейна. Почувствовав на себе настойчивый взгляд, он обернулся, посылая ей полуулыбку, и полез в холодильник за сливками. — Наш вчерашний разговор, — решила напомнить Рейчел, когда Блейн повернулся к ней в ожидании, пока кофе будет готов. — Ты обещал рассказать все, когда мы встретимся… и я жду. Мне интересно. — Нечего рассказывать, — фыркнул Блейн, отводя взгляд. Он полез в холодильник, чтобы чем-то занять себя, и достал бутылку холодной воды, что стояла на нижней полке. — Мы пообщались, он дал мне свой номер телефона. Это все. — И, тем не менее, вчера ты позвонил мне, чтобы сказать, что хочешь перевезти «ту самую статую», с которой сдувал пылинки. Статую того самого парнишки, — хмыкнула Рейчел, сложив руки на груди и придирчиво изучая малейшие оттенки сомнений на лице Блейна. — Никогда бы не подумала, что ты пожелаешь с ней расстаться. — Что… — задумчиво протянул Блейн, потирая шею. — Что если я скажу, что… парень, с которым я познакомился… Это Курт. Тот самый Курт. — О, боже мой! — по-девчачьи взвизгнула Рейчел, прижав ладони по рту. — Это он! Ты… Блейн! Это… Это невероятно! Она вскочила со своего стула, едва не опрокинув его, и подбежала к Блейну, заключив парня в крепкие объятия. Немного растерявшись от реакции подруги, Блейн чуть улыбнулся и неловко похлопал ее по спине. Когда Рейчел наконец отстранилась, ее глаза сияли воодушевлением, и она крепко вцепилась в руку Блейна. — Я хочу знать все. Кто он, какой? Сколько ему лет? Он узнал тебя? — затараторила она, не отрывая от него горящего возбуждением взгляда. — Ну, — только и смог вымолвить Блейн, нервно рассмеявшись. — Именно этой реакции я и боялся. — Да-да, — проворчала Рейчел, закатив глаза. Сев на стул, Блейн соединил кончики пальцев перед собой, рассматривая руки, будто увидел их впервые. Рейчел в это время занялась кофе, давая Блейну время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем он решится что-то сказать. Когда перед ним возникла чашка дымящегося кофе, он благодарно кивнул и потянулся за ней, словно она знала ответы на все вопросы. Блейн вцепился пальцами в теплый толстый фарфор и сделал небольшой глоток обжигающего напитка, продолжая невидящим взглядом изучать пространство перед собой. — Мы были с Сэмом на неделе моды… И он был там, — наконец произнес Блейн, чуть улыбнувшись, и перевел взгляд на Рейчел. — Он работает в Vogue. Я подошел к нему, и… мы разговорились с ним. Мы общались почти весь остаток вечера. Он дал мне свой номер телефона… а на следующий день Сэм заставил меня ему позвонить. — И правильно сделал, — вставила Рейчел, дождавшись затяжной паузы в сбивчивом монологе Блейна. — И что потом?.. — Потом… потом я позвонил ему, — почти шепотом произнес Блейн, рассматривая мутную поверхность кофе. — И… в общем, завтра мы идем с Куртом в Citrus. — Мой малыш идет на свидание! — радостно выпалила Рейчел, хлопнув в ладоши, и ее лицо озарилось победной улыбкой. — Я так рада за тебя! Ты столько… — Рейчел, — вкрадчиво произнес Блейн, и она тут же замолчала. — Это не свидание. Мы просто встретимся и поговорим. — Конечно, это свидание, — возразила она, нахмурившись. — Он же гей? — Он… да. Да, он гей. — Тогда в чем проблема? — В том, что… я не знаю, как себя надо вести… Что говорить… Как… — Блейн-Блейн-Блейн, — прощебетала Рейчел, замахав руками. — Этого никто не знает. Оно всегда выходит спонтанно. Тебе просто надо быть собой. Ты хороший парень. Умный, талантливый, добрый. Ты обязательно понравишься ему. — Только почему-то, когда я рядом с ним, то веду себя как идиот. Не могу и двух слов связать, — грустно произнес Блейн, и Рейчел сочувственно ему улыбнулась, накрыв его ладонь, что по прежнему сжимала чашку, своей. — Милый, это нормально. Ты поэтому хочешь увезти статую? Боишься, что он может ее увидеть, когда придет к тебе? Блейн тяжело вздохнул. Рейчел каким-то шестым чувством нашла тему, которая так беспокоила его с самого утра, что он не находил себе места, слоняясь по квартире и чаще обычного выходя на балкон с пачкой сигарет. — И это тоже, я думаю, — согласился он, наконец. — Но… у меня такое чувство, что я засиделся на одном месте, понимаешь? Я хочу что-то изменить… И мне кажется, что я слишком себя привязываю к своим статуям… К конкретно этой статуе. Она была моим слушателем. Я, пусть это звучит безумно, разговаривал с ней. Рассказывал этому Курту обо всем, что происходит в моей душе… Но сейчас… когда я встретил настоящего Курта… я боюсь. И одновременно хочу, чтобы мой слушатель превратился в собеседника. Ты понимаешь меня? Рейчел задумчиво поджала губы и уставилась на свои аккуратные ногти, обдумывая сказанное. — Думаю, понимаю. Ты боишься, что твой идеальный Курт может разочаровать тебя, разрушив все твои мечты? После секундного замешательства Блейн кивнув, спрятавшись за чашкой и делая большой глоток кофе. — Это свойственно людям, Блейн. Они не бывают идеальными… Только в твоей голове, — произнесла она, потянувшись вперед и для убедительности постучав указательным пальцем по его лбу. — Но даже неидеальный Курт может сделать твою жизнь ярче. Потому что он живой, а не из гипса. Дождавшись очередного утвердительного кивка от Блейна, Рейчел улыбнулась и откинулась на спинку стула, поглаживая фарфоровую ручку чашки. — Ты молодец, что решился на это. Я позвоню грузчикам, и мы перевезем твоего идеального немого Курта в салон, где ему самое место. И, надеюсь, в ближайшее время в твоей квартире его место займет настоящий Курт.***
— Нет, — ответил Курт, чуть улыбнувшись, мечтательно теребя в тонких пальцах белоснежную бумажную салфетку. — Я никогда не забирался дальше 65-й улицы. — Ты, вероятно, шутишь? — Блейн изобразил на лице наигранное изумление и смешно изогнул густые брови. — А музей естественной истории? — Увы, — Курт пожал плечами, изображая на лице вселенскую печаль. — Спектакли, показы, мюзиклы – вот моя стихия. — Тогда пойдем? — произнес Блейн, загадочно улыбнувшись. — К-куда? — опешил Курт, откладывая истерзанную салфетку в сторону. — В музей. Нам пройти всего две улицы, — беззаботно отозвался Блейн, сделав глоток воды из стакана. — М… давай в другой раз? Сегодня я специально готовился к нашему походу в ресторан, и поэтому не ел со вчерашнего дня, — рассмеялся Курт, и Блейн едва заметно нахмурился, пытаясь понять, шутит ли Курт или говорит это всерьез. — Хочешь отыграться за весь день и разорить меня? — усмехнулся Блейн, заметив направляющуюся к ним официантку с подносом. — Почему? — спросил Курт, убирая руки со стола, чтобы девушка могла сервировать их стол. — Потому что я плачу? — вопросом на вопрос ответил Блейн, с любопытством смотря на Курта и ожидая его ответа. — О нет, ты не можешь, — рассмеялся Курт, и Блейн с удовольствием наблюдал за беззаботностью и легкостью, с которой смеялся Курт, откидывая голову чуть назад. — И вообще дело не в этом. Я… не на свидании будет сказано, но я хочу влезть в свои новые брюки. — Оу, понятно, — произнес Блейн, опустив голову, чтобы Курт не заметил его выражения лица, пока официантка выставляла перед ними их заказ. Свидание. Вот так просто. Так… легко Курт взял и озвучил то, о чем Блейн не смел даже подумать, когда в очередной раз прокручивал в голове их телефонный разговор, каждый раз замирая на мыслях о том, что у них, возможно, даже что-то могло быть. Блейн не позволял себе даже фантазировать в этом направлении, надеясь просто узнать Курта получше. Возможно, он бы даже согласился стать его другом. Согласился бы встречаться с ним хотя бы раз в месяц, обсуждать то, что у них произошло за это время, выбираться в кинотеатр на какой-нибудь фильм, довольно скучный, чтобы можно было скоротать это время за разговором и пытаться как можно дольше не отпускать Курта. Он так привык, что раньше Курт значил для него только привлекательную внешность, что совсем забывал о душе, внутреннем мире, который наполнял его до краев и эмоциями выплескивался через край. Для Блейна уже это казалось слишком много. Того, что Курт позволял ему в отношении себя... Раньше он не смел на это даже надеяться. И теперь Курт говорил, что они на свидании… и это переворачивало все в голове Блейна с ног на голову. Ему нужно было время, чтобы свыкнуться с этой мыслью… Курт значил для него больше, чем свидание. Больше, чем секс на одну ночь. Он хотел прикоснуться не к тому, что было снаружи, служило защитной оболочкой, которой он касался десятки раз с разными парнями. Сейчас ему было важно попытаться проникнуть внутрь, задеть какие-то тонкие струны в его душе, чтобы узнать, какой мелодией на это отзовется Курт. И теперь все это было слишком неожиданно. Блейн был растерян. Он не ходил на свидания со старшей школы, да и те прогулки и встречи в кафе было сложно назвать свиданиями. Поэтому он невольно задался вопросом, должен ли он теперь вести себя как-то иначе… Как-то соответствовать, иначе говорить, ставить себя в рамки и не позволять себе лишнего и глупого, потому что теперь это будет расцениваться Куртом с романтической стороны. — Это не задевает тебя? — после небольшой паузы продолжил Блейн. — Ты говорил, что мечтал о Бродвее… ты, наверно, не можешь отделаться от мыслей, что ты бы тоже мог быть на сцене, исполнять песни, играть в мюзиклах. Курт за минуту задумался, меланхолично протирая столовые приборы салфеткой, но после нашел в себе силы немного смущенно улыбнуться Блейну и покачать головой. — Это было. Раньше. Но сейчас я доволен тем, кто я. И где я. Мода было всегда моим большим увлечением кроме музыки. И… на самом деле существует не так много мужских ролей, которые я мог бы сыграть. Из-за… из-за голоса. У меня слишком высокий голос для парня, а в мюзиклах почти все теноры. — Я обязательно хочу когда-нибудь услышать, как ты поешь, — ответил Блейн, вернув ему улыбку, и подцепил на вилку брокколи. — Уверен, ты чудесно это делаешь. — Когда-нибудь, — загадочно повторил Курт, занося вилку над тарелкой. Несколько минут они провели в неловкой тишине и своих мыслях, сосредоточившись на еде. Блейну казалось, что все идет неправильно, не по сценарию. Он стал бояться, что может ляпнуть что-то не то, и уже десять раз успел пожалеть о том, что сказал про мюзиклы и Бродвей, но слова было не вернуться назад. А новая удачная тема не желала приходить ему в голову, чтобы хоть как-то разбить невидимую стену, что выросла между ними. Но он не позволял себе отступить, потому что их контакт был важен для него. Курт был важен. Именно ради него Блейн был готов попытаться выбраться из своей раковины и начать что-то делать. Только вот Курт не знал, на какие жертвы идет Блейн, как сложно ему дается этот невозмутимый тон и спокойствие. Да и сам Блейн не очень понимал теперь, какую цель он преследовал, когда пытался заполучить внимание Курта, когда пытался найти его. Зачем? Чего он хотел этим добиться? Посадить его в позолоченную клетку и тешить свое самолюбие? Превратить его в еще одну безмолвную статую, которая может ходить, дышать и думать? Блейн сотни раз прокручивал в голове сцены их встреч, разговоров. И сейчас все это было слишком далеко от него. Это была реальность, ее уже нельзя переиграть по новой, нельзя прожить идеальный день как в дне сурка, нельзя вырвать страницу и переписать заново, скомкать глину и вылепить заново. — Ты говорил про искренность, — осторожно начал Блейн, и Курт поднял на него свои голубые глаза, в которых отдавалось легкое, едва ощутимое эхо печали. — И вот тебе моя искренность. Мне жаль, что я сказал это. И я чувствую возникшее между нами напряжение. Гнетущее напряжение. И я надеюсь, что у нас есть шанс его исправить. Вместе. Если ты мне поможешь. Курт коротко кивнул и вздохнул, откладывая приборы. — На самом деле ты прав. Каждый раз я мучаю себя этим, — наконец произнес Курт, в голосе которого звенели легкие нотки сожаления. — Я думаю о том, что было бы, если бы я оказался по ту сторону оркестровой ямы, если бы сотни людей приходили ради того, чтобы услышать меня. Чтобы я смог подарить им частичку себя во время выступления. Но я доволен своей жизнью. К тому же не всем мечтам суждено сбываться. — Возможно, просто стоит найти другую мечту? — посоветовал Блейн, склонив голову на бок. Не отрывая взгляда, он в тайне любовался светлыми ресницами, обрамлявшими глаза Курта, которые очаровательно трепетали, когда он часто моргал; он ловил каждое движение бледных губ, когда Курт говорил или когда задумчиво поджимал их. — Возможно, просто стоит найти другую мечту, — эхом повторил за ним Курт, усмехнувшись. — Ты прав, — произнес он, почти молниеносно изменившись в лице. — Наша пауза затянулась, и нам нужна тема. Что насчет банальностей, вроде книг, музыки и фильмов? Губы Блейна, дрогнув, по собственной воле растянулись в широкую улыбку. Тихо рассмеявшись, он прикрыл глаза рукой, и лицо Курта просветлело. — Ты даже не представляешь, как я люблю подобные банальности.***
Блейн был восхищен тем, какие обороты принимал сегодняшний вечер. Он и представить себе не мог, что простое обсуждение кинематографа могло найти такой отклик между ними. Они обсуждали любимые моменты из фильмов, иногда цитируя героев, критиковали сюжетные линии и фантазировали, кто бы мог еще справиться с подобной ролью. Рядом с Куртом Блейн чувствовал себя как в кругу близких. Они беспрестанно шутили, не переходя на личные темы, и ему было очень комфортно, словно он снова встретил своего дорогого друга, которого не видел довольно давно. И он отчетливо наблюдал по глазам Курта, что ему тоже было уютно и хорошо в его компании. Блейн больше не боялся говорить глупости, и что-то в его груди замирало каждый раз, когда Курт беззастенчиво смеялся над какой-нибудь его дурацкой шуткой. Расплатившись по счету, они, не прекращая своей оживленной беседы, вышли на улицу, когда над городом медленно расходились сумерки, наполняя небо глубокими темно-синими красками. — И именно поэтому ты обязательно должен посмотреть доктора Ужасного, — весело произнес Курт, разглаживая складки, образовавшиеся на шарфе. — Тебе понравится, и он не очень длинный. Кстати, который час? — Я тебе надоел? Хочешь от меня избавиться? — усмехнулся Блейн, отодвигая манжет рубашки, чтобы взглянуть на часы. — Половина восьмого. — Если ты продолжишь в том же духе, то я подумаю над твоим предложением, — сварливо ответил Курт. Усмехнувшись, Блейн покачал головой и выставил в сторону локоть, многозначительно посмотрев на него. — Тогда пойдем? — Куда, если не секрет? — улыбнулся Курт, беря Блейна под локоть, и они пошли по переходу через Амстердам авеню, направляясь к огромному грязно-коричневому зданию. Расценив молчание Блейна за ответ, Курт усмехнулся и слегка толкнул его плечом. — Серьезно? Центральный парк? — Мы можем пойти в музей естественной истории, эту идею никто не отменял, — размеренным тоном произнес Блейн, борясь с желанием накрыть ладонь Курта, которая придерживала его локоть, своей. — Уже слишком поздно для музеев, мистер Андерсон, — фыркнул Курт, идя в ногу с Блейном по четной стороне улицы. — Для музеев никогда не поздно. Главное знать, где их искать, — загадочно произнес Блейн и стал с притворной заинтересованностью рассматривать дома и деревья, что редкой шеренгой тянулись вдоль обочины. — Ты хочешь сказать… Твой музей? — недоверчиво спросил Курт, и Блейн звонко рассмеялся. — Нет! Я не предлагал этого! — Ты сказал, что «главное знать, где искать», Блейн. И как не тебе иметь у себя во владении небольшой музей с твоими работами? — победно произнес Курт, замерев. Они остановились рядом с белоснежным кирпичными домом на середине пути до Коламбус авеню, и Блейн беспомощно застыл, пытаясь осознать сказанное. — Ты… хочешь посмотреть мои работы? — наконец почти шепотом произнес он, заглядывая в глаза Курта, чье лицо в миг стало серьезным, и он немного потупил взгляд. — Конечно же, я хочу их увидеть, — тихо произнес Курт, стоя теперь напротив Блейна, и его глаза беспорядочно бегали по его лицу. — Если ты позволишь. — Я позволю, — тихим шелестом произнес Блейн, словно под гипнозом смотря на Курта. Слишком много мыслей крутилось в его голове, не успевая сформировываться в четкие фразы, и слишком мало времени, чтобы их обдумать и принять верное решение, в то время как в его висках настойчиво пульсировало единственное желание. Поцелуй его. Блейн неловко подался чуть вперед, сокращая расстояние между ними, но почти сразу же замер, отводя взгляд. Бегло посмотрев на Курта, он закусил верхнюю губу, надеясь, что не выглядит по-идиотски, мечась из крайности в крайность, набираясь мужества. Блейн решительно посмотрел на Курта, чуть приоткрыв рот, словно хотел еще что-то добавить, и… И понял, что не может этого сделать. Не сейчас. Момент был упущен, потому что ему следовало поцеловать его сразу или не целовать вообще. И этот поцелуй… он бы сразу все усложнил, превращая их дружеское свидание сразу в романтическое. Этот поцелуй бы стал котом в мешке, потому что Блейн сомневался в том, как бы Курт отреагировал. Он мог ответить на поцелуй, который потом бы перерос в более страстный и тягучий, разрывая легкие в клочья от нехватки воздуха. Либо же получился медленным и чувственным, почти целомудренным. Без языка и зубов, только нежность и горький привкус осени на коже. Либо же Курт оттолкнул бы его. Возможно, ответил бы по инерции в начале, но после оттолкнул и испуганно посмотрел в его глаза, не ожидая такого напора на их первой официальной встрече вне работы и прочей рутины, которая коконом смыкалась над их головами. И пока мозг Блейна лихорадочно соображал, он с тоской понимал, что подходящий момент давно прошел, и если сейчас он и решится на этот поцелуй, то он станет неуместным и поспешным. — Так и… когда бы ты хотел их увидеть? — надломлено произнес Блейн, стараясь быть по-прежнему невозмутимым и раскрепощенным. — Не знаю, когда тебе будет удобно, — смущенно произнес Курт, и Блейн почувствовал легкий осадок грусти в его голосе и покорность в глазах, будто он тоже чего-то ждал… Чего-то, что так и не произошло. — Все же правило «для музеев никогда не поздно» не работает, да? — усмехнулся Блейн, вновь сгибая руку, чтобы Курт мог взять его под локоть. — Работает. Время для музеев есть всегда. К тому же еще нет и девяти, — непроницаемым голосом произнес Курт, но Блейн заметил озорной блеск в его глазах и отвел взгляд, смотря на зубчатую кромку крон деревьев впереди и жадно вдыхая сырой вечерний воздух Нью-Йорка. Они неспешно шли по улице, пока мимо них проносились редкие машины, а над головами шелестела листва от легкого дуновения ветра. Их окутывали тишина и спокойствие, и в этот раз молчание не казалось вынужденным и неловким. Блейн наслаждался этой тишиной и возможностью подумать. Он наслаждался уютной близостью Курта, его пальцами, что покоились на предплечье, а их тепло ощущалось даже сквозь рубашку. Блейну нравилось, как плечо Курта иногда прижимается к его при ходьбе, и на минуту он мог представить, что все именно так, как он и мечтал. Где-то на задворках сознания, мысли, которые он старательно игнорировал и не подпускал к себе, но не дающие ему покоя. В его голове роились предательские желания о счастливой жизни, отношениях, семье, покое. О том, кто мог бы заставить его почувствовать себя как дома, из-за кого бы он ощущал себя нужным и любимым. Это казалось вполне естественным желанием для любого живого человека, но Блейн по-прежнему не мог позволить себе поверить, что такое возможно. Он всю жизнь привык быть один, не подпуская никого к своей душе, кроме Рейчел и Сэма, потому что мог доверять им. Блейн никогда не обсуждал свою личную жизнь, проблемы и переживания со своими родителями или братом, потому что не хотел делать себя уязвимым. Он с удовольствием рассказывал им об успехах, о реальной жизни, выставках, редких заказчиках, а в остальном их мало что интересовало. И если бы Блейн решился с ними заговорить на эту опасную тему, то получил бы очередную лекцию о том, как важно держать эмоции при себе и не позволять им брать контроль над разумом, чтобы не совершать необдуманные поступки. Что наша жизнь состоит из материальных вещей, а не воздушных замков, и именно за них надо держаться в окружающей жестокой реальности. Но Блейн не мог запретить себе думать, не мог запретить фантазировать и мечтать. И именно поэтому он оставлял это только для себя. Открывал свои чувства, словно ящик Пандоры, спрятанный где-то в потайном, затянутом паутиной шкафу, куда ни у кого не было доступа, чтобы осторожно смахнуть пыль и позволить себе ненадолго захлебнуться эмоциями, которым он старался не давать волю большую часть времени. Его угнетало это, но он продолжал жить именно так из года в год, не цепляясь за иллюзии и позволяя своим нереализованным желаниям выплескиваться наружу через творчество. Но, видимо, с первым появлением Курта в его жизни что-то изменилось. Блейн осознал, что его тайник был найден, выпуская наружу всю боль и нежность, прочно затолканные в этот самый ящик. Одно появление Курта что-то сломало в нем, и он не мог уже вернуться назад. Не мог строить из себя угрюмого циника, не мог загнать вырвавшиеся из заточения чувства назад. Возможно, именно поэтому Блейн чувствовал сейчас покой, наслаждаясь просто присутствием Курта рядом с собой, не требуя о большем. Они уже давно пересекли Коламбус авеню, и Блейн рассеянно подумал о том, что если бы они свернули направо, то через три квартала был бы его дом… но Курту знать об этом совершенно необязательно. — Ты ведешь меня в парк поздно ночью, Блейн? Я начинают думать, что многое не знал о тебе, — с улыбкой произнес Курт, и Блейн открыто и легко рассмеялся, замотав головой из стороны в сторону, подобно собаке, отряхивающейся после купания. — Нет, все совсем не так. Мы даже можем не заходить в парк, если хочешь. Мы можем просто… сделать небольшой крюк по аллее от 77-й до 72-й улицы или пойти по Централ парк запад до метро, если… Если ты хочешь. Уже начало десятого. Блейну с трудом дались эти слова, потому что он как можно дольше хотел не отпускать Курта, словно тот был его спасательным кругом посреди бескрайнего океана, но он отчетливо понимал, что скоро им придется возвращаться назад в свою жизнь. И чем раньше Блейн причинит себе боль, тем раньше она пройдет. — Ты так хорошо знаешь Центральный парк? Я начинаю бояться тебя еще больше, Блейн Андерсон, — пошутил Курт, но его теплый взгляд смягчился, когда он посмотрел на Блейна, и он теснее прижался к его плечу. — Давай сделаем крюк. На секунду Блейн задержал дыхание, давая себе короткую передышку, прежде чем мысли лавиной вновь обрушатся на него. Если бы он был как Сэм, то позвал бы Курта к себе домой. Может, из этого бы даже что-то вышло продолжительностью в ближайший месяц. Вот только Блейн не был Сэмом. Слова Курта все еще звучали в его голове, и на его губы закралась едва уловимая нежная улыбка от осознания того, что есть более привлекательная перспектива, чем попросить Курта остаться у него. Потому что Курт может остаться в его сердце. _____________________ Нью-Йорк Джетс* (англ. New York Jets) — профессиональный футбольный клуб, выступающий в Национальной футбольной лиге. Команда была основана в 1960 году. Эпиграф — песня Stay Tonight исполнителя Tom Odell. Перевод: Если бы я сам писал свою жизнь, Да, то нашёл бы я верные пути? А если я изменю свою старую тайну, Наполнится ли моё сердце чувством? Если бы я отдал всё, что у меня есть, Попытался бы ты? Если бы я сказал, что достаточно силён, Было бы это правильно? А если бы я сказал "Не уходи, Останься сегодня"? Если я познаю былую печаль, Да, может, я пойму. Если бы я прошёл сквозь огонь, Да, я был бы настоящим мужчиной, И нашёл бы верный путь, свой дом, да. Но нашёл бы я начало? А если я соберу все кусочки, Сможешь ли ты собрать сердце? amalgama-lab.com/songs/t/tom_odell/stay_tonight_demo.html