It is never too late

В расположении Четвертого отряда пахло свежестью, лекарствами и болью. Застарелый запах побывавших здесь сотен и сотен раненых и больных не получалось перебить никакими средствами, даже притащенным как-то с грунта специальным средством для мытья деревянных полов с запахом лимона. Нет, воняло тогда вокруг в лучших традициях химических лабораторий Бюро исследований, но специфический "больничный" запах так и не сдал свои позиции. Бьякуя ненавидел этот запах, он напоминал слишком о многом, слишком многое будил в душе и памяти. Вот и сейчас он стоял в приемном покое и думал о том, как же допустил подобное. Думал о том, что, оказывается, совершенно не знал ни своего лейтенанта, ни свою сестру, а еще о том, что, наверное, лучше было бы для всех, если бы они оба погибли тогда на холме Сокиоку. По крайней мере, это избавило бы их, да и самого Бьякую от позора, стократ горшего, чем смерть. Избить мальчишку, который даже защититься не может! О том, что он сделает с Абараем, Кучики-тайчо старался не думать. Не сейчас. Для этого будет время, а пока самым главным был рыжий парнишка, для которого Бьякуя стал опекуном и наставником. Он еще тогда, в самом начале, выпросил у сотайчо право на один выходной на грунте и прямиком отправился в дом Куросаки. Выслушав его, постаревший как-то сразу Ишшин долго сидел молча, разглядывая что-то в чашке чая, а затем тихо попросил присмотреть за "шалопаем и неслухом". Бьякуя обещал, и мужчина с благодарностью кивнул в ответ. И вот сейчас мальчик лежал под лечебным кидо капитана Уноханы и под присмотром уже пятого офицера Ямады и хрипел от боли. По словам Уноханы, боль эта была не столько от ран и повреждений, сколько от обрывков памяти. - Понимаете, Кучики-тайчо, - голос главного медика был мягким и успокаивающим. - Возвращение памяти не предусмотрено Круговоротом. Он стирает все и навсегда, но Куросаки-сан, помимо того, что еще при жизни являлся Проводником Душ и, следовательно, при переходе из Генсея в Общество Душ просто не мог потерять память, так внутри него находилась еще одна духовная сущность - его пустой. Тем не менее, преодоление основополагающих законов Мироздания никогда не являлось легким, и сейчас мальчик борется с той болью, что несет это преодоление. Скорее всего, память не восстановится полностью, думаю, это циклический процесс, и подобные приступы будут время от времени повторяться. Сейчас же нам остается только ждать. - Можно ли как-то облегчить боль? - Нет, - женщина с сожалением покачала головой. - Мы сделали все, что могли. Он справится, Бьякуя, поверьте. Мужчина коротко вздохнул и осторожно сжал опустившуюся на плечо ладошку. Наверное, из ныне живущих только Унохане-тайчо и Кё можно было называть главу Великого Дома просто по имени, не рискуя при этом нарваться на холодную отповедь и Сенбонзакуру Кагеёши. Первая была врачом, и очень сильным воином, заслужив величайшее уважение и почтение, и при этом годилась в матери почти всем в Готее, исключая разве что сотайчо, лейтенанта Сасакибе и капитанов Кёраку и Укитакэ. Она редко пользовалась подобным правом, но всегда делала это только наедине и только тогда, когда было нужно. А Кё... Кё лежал сейчас в соседней комнате. - Скажите, что послужило причиной ранений? Мальчик очень сильно избит, а с его уровнем подготовки и рефлексами это сделать очень непросто. - Его действительно избили. А вот что послужило причиной, я, кажется, догадываюсь. Но прежде, чем говорить, я предпочту все выяснить, Унохана-тайчо. - Хорошо, - женщина мягко улыбнулась и продолжала. - Но мальчик очень силен. Даже будучи заведомо слабее, он сумел не выпустить пустого, а это многое о нем говорит. Он почти не изменился, а все это, - она сделала неопределенный жест рукой, но Бьякуя понял и кивнул. - Все это наносное, внешнее. Вы знали о том, что он постоянно дерется, защищая честь Мацумото-фукутайчо и никогда, когда его в спину называют "руконгайским приблудой", "приживалкой" и "лордовой подстилкой"? Было в улыбке Уноханы Рецу что-то такое, что заставило капитана непроизвольно сглотнуть. Почему-то отчетливо вдруг вспомнилось, кто был первым Кенпачи и первым капитаном Одиннадцатого отряда. И в данный момент отчетливо верилось, что навыки если и запылились, то совсем чуть-чуть. Унохана Рецу была очень миролюбивой женщиной, соблюдавшей долг врача и помогавшей всем больным и раненым, к какой бы стороне они ни принадлежали, о при этом она была и очень опасным человеком, одним из сильнейших капитанов Готей-13 и весьма беспощадной особой. Об этом никогда не стоило забывать. - Нет, - мужчина нахмурился. - Он никогда ничего не говорил, а вечные синяки и вывихи относил на тренировки с Одиннадцатым отрядом. Медик понимающе кивнула. - Да, это похоже на то, что мне рассказывали о характере Куросаки-сана. Он никогда ничего не делал для себя. Их разговор был прерван лейтенантом Исанэ, заглянувшей в комнату и торопливо поклонившейся. - Тайчо, Куросаки-кун пришел в себя. Сама формулировка заставила Бьякую сглотнуть. Она означала, что рыжее недоразумение действительно начинает вспоминать и уже вспомнило собственную фамилию как минимум. Иначе Исанэ-фукутайчо назвала бы пациента просто Кё. - Идите, Кучики-тайчо. Идите к нему, - мягкий голос капитана Уноханы вывел из заторможенности и мягко направил по верному пути, хотя ноги, казалось, отказывались слушаться своего хозяина. Рыжий лежал, откинувшись на подушку и сверкая бинтами сквозь больничную юкату. Но улыбка у него была такая же, как раньше - солнечная, теплая и спокойная, и что-то внутри отпустило, словно пружина сжатая наконец разжалась и отпустила. Отпустила. - Йо, Бьякуя! Да, это был Куросаки. Тот самый, рыжий Куросаки, что воевал с Айзеном и победил, вставал против Зависимых, против знати, против эспады и Экзекуции. - Куросаки, - еще несколько шагов, всего несколько шагов, и Бьякуя может до него дотронуться, обнять, прижать крепко-крепко и никогда больше не отпускать. Никогда и никому больше не позволит причинить боль, задеть, обидеть. Сможет защитить от всего мира, спрятать от него в кольце своих рук. Чтобы больше никогда-никогда... - Давно не виделись, - рыжий, похоже, даже не подозревал о той буре, что бушевала сейчас в душе старшего мужчины. Он просто был рад видеть Бьякую, и на душе от этого становилось чуточку теплее и спокойнее. - А знаешь, я все равно почти ничего не помню. Даже имени, только фамилию. Куросаки Кё, звучит вполне неплохо, как думаешь? - Что еще ты помнишь? - Мужчина все же подошел ближе, присаживаясь на край кровати. - Помню войну какую-то, урывками. Боль, страх, ненависть. Помню, что жил в другом месте, совсем-совсем другом, и что у меня была семья и друзья. Помню тебя немножко, мы сражались друг против друга, а потом вместе против общего врага. Помню Ренджи, - рыжий вдруг помрачнел и словно осунулся. - Очень хорошо помню, хоть и не все. Мы дружили. И сестру твою немного, Рукию. Но тоже очень смутно. Вот и все, наверное. - Не торопись, Куросаки. Не все нужно вспоминать. И это тоже забудь. С Абараем я разберусь, - и столько сдерживаемой силы, столько ярости было в голосе мужчины, что рыжий Кё невольно передернул плечами и отвел глаза. - Не надо, Бьякуя. Я сам могу разобраться со своими проблемами. - Мой долг заботиться о тебе, - жестко ответил мужчина и тут же пожалел, видя, как закрывается подросток, словно отгораживается стенами от окружающего мира. - Не надо. Я сам могу за себя постоять, что, кажется, уже не один раз доказал. В палате повисло молчание. Бьякуя не знал, что сказать, а рыжий просто повернулся к окну, нахохлившийся, словно воробей под дождем. Приблудный, рыжий воробей, которому дай волю, заклюет всех окрестных котов в прямом и переносном смыслах. Сильный. Дерзкий. Гордый. И такой родной до самой последней морщинки меж вечно нахмуренных бровей. Языки бы поотрезать тем, кто осмелился называть это чудо подстилкой. А толку-то? Отрезай, не отрезай - все равно говорить не перестанут. Только хуже будет. Бьякуя не по-наслышке знал, как это бывает. Чего только не болтали за его спиной и спиной сначала его жены, а потом и сестры, каких только прозвищ не придумывали. На это надо было не обращать внимания, жить как жил раньше и не думать о злых языках. Какое ему дело до тех, кто распускает сплетни? Те, кто имел с ним дело, знали правду, слухи - что грязь: отряхнул и пошел дальше. Пока они не имеют под собой оснований. Мужчина непроизвольно сжал пальцы, но тут же расслабил. Не надо было сейчас показывать всю степень ярости, вызванной поступком Абарая. Мужчина вздохнул, поднялся и, дотянувшись, потрепал рыжие вихры, с удовольствием ощущая под пальцами их мягкость. Мальчишка нахмурился еще сильнее, но голову не убрал. - Когда Унохана-тайчо тебя отпустит, возвращайся домой, ладно? - Как-то очень мягко произнес Бьякуя и ушел. Оставаться дольше в палате не имело смысла, Кё еще какое-то время будет дуться на попытки позаботится о нем, а у Кучики-тайчо было еще очень много очень неприятных дел. До расположения своего отряда Кучики-тайчо так и не добрался. Сначала его остановила неразлучная парочка Укитакэ-Кёраку, выведывая подробности произошедшего. Бьякуя слишком хорошо знал своего наставника, чтобы обольщаться мягкостью характера и чуть доброй улыбкой - Укитакэ-тайчо мог быть очень жестким, когда надо. Жестким, хитрым и беспощадным, особенно к тем, кто имел неосторожность задевать тех, о ком дзюсамбантай-тайчо действительно заботился. На несчастье Абарая, рыжий Кё - или Ичиго - к таким и относился, так что ему светили большие неприятности. Укитакэ, в отличие от довольно порывистого и безалаберного Шунсуя, мог выжидать очень долго. Кёраку-тайчо же в подобных ситуациях предпочитал действовать сразу, особенно учитывая, что провинившийся был не врагом, а подчиненным, пусть и в другом отряде. Вместе они составляли просто ужасающий тандем. Кое-как отвязавшись от этих двоих и отправив их прямой дорогой к Унохане, Бьякуя тут же попал в оборот к Комамуре-тайчо, потом его ждал вызов от сотайчо... Бьякуя действительно ненавидел то, как быстро разлетались в Сейрейтее сплетни, и как легко вроде бы достоверная информация в эти самые сплетни превращалась. Казалось бы, не прошло и нескольких часов, время только близилось к двум по полуночи, а Готей уже кипел от новостей, которые с каждым часов обрастали все новыми подробностями. Скоро, наверное, Абарай станет воплощением Айзена, проявившемся ради мести своему врагу. Не смотря на то, что в ситуации, в общем-то, ничего забавного не было, губы невольно дрогнули от предположения. Порывистый, резкий, дикий лейтенант был абсолютно не похож на пафосного, холодного, как змея, и столь же скользкого бывшего капитана. Впрочем, он ведь служил когда-то в Пятом, а у шинигами память может быть очень долгой. Некоторые до сих пор припоминали Кире-фукутайчо его покушение на капитана Хицугаю и помощь предателям. Всем трем лейтенантам вообще еще долго припоминали предательство их капитанов. И если даже красноволосый лейтенант вдруг переживет гнев своего капитана и остальных друзей Куросаки, то несладко ему придется потом, очень несладко. Апофеозом ночи стала встреча с Зараки Кемпачи. Самый непредсказуемый и дикий капитан Готея некоторое время рассматривал Бьякую свои единственным глазом, а затем тихо прорычал: - Не уберег пацана? Кучики только головой качнул. А что можно было сказать, уже чудо, что на него с разбегу не набросились, а то потом пришлось бы опять пол-Сейрейтея восстанавливать. - Значит, не уберег. Вот что я тебе скажу, Кучики, мальчишке нужен его меч, ну или пустой его этот. Что хочешь делай, но их вытащи, - и уже поворачиваясь, чтобы уйти, добавил, нехорошо прищурившись. - А от Абарая кусок оставь, мне с ним тож охота парой слов перекинуться. Бьякуя с некоторым удивлением провожал взглядом массивную фигуру берсерка, а тот что-то насвистывал себе под нос и немного ворчал, и ночной ветерок доносил обрывки "...тренировки б усилить... не дело это... помрет же, дуралей...". И в душе Бьякуя не мог не согласится с джуичибантай-тайчо. В расположение своего отряда он добрался уже к утру, усталый и злой, как тысяча арранкаров. Абарай сидел в их общем кабинете, за своим столом, и доделывал какую-то бумажную работу. Его лицо было спокойным, и если бы Бьякуя не знал, что произошло - не поверил бы, что этот образцовый шинигами в состоянии просто так избить беззащитного ребенка. Ну, пусть не совсем беззащитного, но все же - ребенка. Того, кто был другом и братом столько времени. Устало опустившись на свое место, капитан Кучики вновь посмотрел на своего провинившегося лейтенанта, а тот как-то дернулся и застыл, отводя глаза. - Лейтенант Абарай, - от голоса капитана веяло лютой стужей. - Имейте мужество принять последствия своих действий. Вы не только опозорили себя самого, свой отряд и весь Готей-13, вы чуть не забили до смерти ребенка, причем вайзарда. То, что при этом вы подвергли опасности жизни сослуживцев, заслуживает отдельного упоминания. - Никакой опасности не было, он... - Он вайзард, лейтенант Абарай. Если бы он не удержал пустого, от моего дома, расположения отряда и, скорее всего, довольно значительной части Сейрейтея не осталось бы камня на камне. Сколько человек пострадало бы в этой бойне, сложно подсчитать даже приблизительно. Абарай опустил голову. Да, вот угрозу сослуживцам он понимает. Но неужели он не чувствует за собой больше никакой вины? - Лейтенант Абарай, сдайте жетон. Я не потерплю у себя в отряде шинигами, для которого в порядке вещей избить ребенка и пренебречь долгом защиты Общества Душ. Кроме того, я подготовлю бумаги о переводе вас обратно в Одиннадцатый отряд, - и добавил, позволив себе капельку мстительного удовлетворения. - Капитан Зараки очень об этом просил. Бледный, как смерть, почти пепельный Абарай сидел молча, но тайчо читал в его глазах жажду высказать все то, что наболело, что копилось в душе почти полтора года, а может и дольше. И Кучики кивнул, поощряя. Он не хотел этого слышать, но мы редко делаем то, что хотим. Чаще приходится делать то, что надо. - Давайте, Абарай Ренджи, рассказывайте. И красноволосого прорвало. - Ребенок, да? - Если бы злость в голосе могла убивать, рыжий бы уже корчился в агонии. - Этот ребеночек сам кого хочешь убьет, тут вы правы. Сколько Рукия из-за этого придурка рыдала еще когда он живой был, а уж теперь! И я еще тогда смирился, знал, что они вместе должны быть, что Рукия в него влюблена, а не в меня. А этот меносов выблядок ни черта не замечал! Не интересно, так отшил бы сразу. А теперь он с этой шлюхой Мацумото крутит, да еще и беспамятным прикидывается! Думаете, тайчо, вашей сестре легко?! Думаете, ей нравиться смотреть, как какой-то пустой с обликом Ичиго трахается со всеми подряд? А сами-то, сами?! Не замечаете, что вами пользуются? Что он за ваш счет живет, все из вас тянет! Считаете себя таким холодным, невозмутимым, и понятия не имеете, что весь Сейрейтей в курсе, что вы тоже эту тварь имеете как хотите и в любых позах! Что, плевать на то, кто это - лишь бы мордашка Ичиго была, да? - И добавил вдруг с неожиданной спокойно горечью. - Всех, всех нас развели, как детей малых. Бьякуя слушал молча, не перебивая, с невозмутимым лицом. Только на виске все сильнее и яростнее пульсировала жилка. Как можно было додуматься до подобного бреда, тайчо искренне не понимал. Как можно было не понять, что рыжее чудо осталось тем же самым Куросаки Ичиго, пусть и было смыто перерождением все наносное - грязь, боль, ненависть и горе. Души утрачивали память не без причины, и Кучики не желал бы рыжему даже после смерти просыпаться каждую ночь от преследующих кошмаров. А так перед ними сияло солнышко, которым Ичиго, по рассказам его отца и сестер, перестал быть в девять земных лет, после смерти своей матери. Именно тогда закончилось его детство и пришлось резко взрослеть. Кучики понимал теперь гораздо лучше тот комплекс защитника, что преобладал в характере Куросаки, но и без давящего груза воспоминаний, рыжий всегда стремился защитить своих друзей, приятелей и близких. На самом деле, не было ничего удивительного в том, что большую часть времени Кё вел себя как человеческий ребенок не старше десяти-одиннадцати лет. По крайней мере, номера он откалывал примерно такие, какие его "сверстники"-шинигами откалывали в своих тридцатых-сороковых годах в лучшем случае. Да к нему все вокруг и относились, как к ребенку. Пусть не младенцу, но уж точно не к взрослому мужчине. Как может относится взрослый человек к ребенку, гордо заявляющему "Я уже взрослый! Я сам все могу!"? И мысль о том, чтобы воспользоваться этой детской непосредственностью и даже наивностью была просто невозможна, как бы сам Бьякуя не относился к Куросаки. Быть может, когда-нибудь и придет время подобного разговора с рыжим, но сейчас? Нет. Просто нет. - Как же низко вы пали, Абарай Ренджи, - горечь в голосе было не стереть, не прогнать никаким усилием воли. Что же могло так сильно изменить красноволосого шинигами? Или он всегда был таким? Просто руконгайское быдло, зверье, кусающее протянутую с добром руку. Ками-сама, как же это все мерзко. - Возвращайтесь к себе и постарайтесь больше никогда не попадаться на глаза мне или Куросаки. В память о вашей службе и военных заслугах я не стану сообщать о высказанном вами мнении в подробностях, однако впредь советую держать его при себе. В следующий раз вас не спасут никакие заслуги. Вам все понятно? Тогда свободны. На душе было так муторно, словно его, гордого аристократа, вдруг облили помоями из-за угла. Говорите, война всех меняет? Наверное, это действительно так. Невозможно пройти через ад и не измениться, вот только большинство таких в итоге сами становятся демонами. С такими, изменившимися, бесполезно разговаривать, их бесполезно в чем-либо убеждать. Они просто разрушают все вокруг себя, чтобы утолить свою боль и свое горе, причем зачастую даже не осознавая этого. Разум прячется за иллюзию правоты, привычно убеждает, что все логично и правильно, что вот он - враг, а врага нельзя оставлять за спиной. Такие люди никогда не смогут вписаться в мирный быт, да и людьми их назвать уже вряд ли получится. Разве что случится чудо. И похоже, что бывший фукутайчо свой лимит чудес выбрал до донышка. Но больше всего мужчина сейчас боялся за Кё. Если тот услышит подобное, одной дракой дело не ограничится. А учитывая силу мальчишки, может и до ресурексиона дойти. Впрочем, боялся Кучики скорее того, что воспитаннику - и никак иначе! - причинят вред. Ведь как бы он ни был прав, в случае прямой угрозы он будет убит, и дело здесь отнюдь не в отсутствии настоящих дружеских чувств. Просто каждый шинигами четко знает, что лучше умереть, чем отдать свою душу пустому. И готов отдать товарищам этот последний долг, как надеется, что ему окажут такую же услугу, если и когда придет его время. Даже вайзарды это понимают, а, быть может, они-то как раз понимают это особенно хорошо. Смутно Бьякуя припоминал, что, кажется, в Генсее есть похожая концепция, называемая, вроде бы, "последний патрон". И отправляя на перерождение вышедшего из-под контроля мальчишку, все они, шинигами, будут уверены, что оказывают своему другу и соратнику эту, самую последнюю, услугу. А рыжий в это время был уже далеко от казарм шестого и капитанского кабинета. Лицо пылало настолько сильно, что могло сравняться цветом с волосами бывшего рокубантай-фукутайчо, и также что-то пылало внутри него, грозя в любую минуту вылиться, выплеснуться наружу. Он не знал, куда бежит, но точно знал, что он скорее умрет, чем вернется туда. Его отпустили час назад. Унохана-тайчо, осмотрев его, сделала заключение о том, что все с ним в полном порядке и ему можно домой. И рыжий понесся со всех ног, только не домой, а в казармы Шестого. Он крепко подозревал, что своего опекуна сможет найти именно там, и прежде всего Кё хотел извиниться. Мозги ему вправила все та же Унохана-тайчо, мягко объяснив, что ничего обидного нет в том, что опекун хочет его защитить, и вовсе не потому, что сам Кё не в состоянии о себе позаботиться. - А ты не думал, Куросаки-сан, что ему это нужно гораздо больше, чем тебе? И что-то улеглось внутри, пригладились встопорщенные перышки раздражения. Стало даже как-то спокойнее. - Вы правда так думаете, тайчо? - Правда, - улыбка женщины была поистине материнской. Кё не знал своей матери, но думал, что его мама улыбалась бы именно так. Словно поняв это, Рецу-сан притянула его к себе и крепко обняла. - Не обижайся на него, Кё-кун. Кучики-тайчо может быть слишком сдержанным и зачастую совершенно негибким и упрямым, но он любит тебя таким, какой ты есть, и заботится о тебе. Позволь ему это, ладно? - Угу, - Кё боднул лбом плечо медика и вывернулся из объятий. - Можно выполнять? - Выполняйте, - тихий смех был самой лучшей наградой для рыжего обормота. Лучше бы он пошел домой! Игнорировать шепот за спиной было не легко, но услышать такое от, похоже, одного из самых лучших друзей! Услышать, что у тебя внешность какого-то Ичиго - а ведь его так уже однажды называли, Куросаки Ичиго! - и тебя считают мерзостью, не заслуживающей права жить... и ладно бы только это. Стерпел бы, не впервой. Его уже как только не называли, но ничего - утерся и пошел дальше. Кё не хотелось доставлять опекуну слишком много проблем, и уж тем более он не хотел, чтобы о мужчине говорили подобным образом. И перед чувством вины отступал даже гнев. Из-за него, все из-за него. Если бы он не появился, все было бы в порядке. Кокэн* не поссорился бы с сестрой, Абарай остался бы лейтенантом и вообще все было бы спокойно и тихо. А то, что слухи эти задевали столь дорожащего честью Кучики Бьякую было вдвойне обидно. И ладно бы в них хоть слово правды было! От последней мысли мальчишка словно на стену налетел лбом. Он что, только что пожалел, что слухи о его интимных отношениях с опекуном не имели под собой оснований?! Ну ты даешь, Король! Ну уморил! Ой, не могу больше так смеяться! Скрежещущий хохот был неожиданным, но не неприятным. Рыжий хотел снова услышать своего пустого, поговорить с ним. Скучал он по нему, если совсем честно. Коро-о-оль! Ну нельзя же так резко! Ты вообще помнишь, кто ты и кто я, а? Я тут, кстати, считаюсь очень страшным! Кё хотелось смеяться. Теперь он снова был не один, с ним был его единственный настоящий друг, который не бросит. Отчего-то своему пустому парень верил сейчас гораздо больше, чем так называемым "друзьям"-шинигами. Правда хочешь уйти, Король? Я ведь действительно могу тебя увести. В Мир Живых нам дороги нет, но на гарганту в Хуэко Мундо меня хватит. Только надо тебе это? Рыжему давно уже объяснили, что мир, в котором рождаются и обитают пустые, представляет собой бесконечную пустыню под вечно темными небесами с никогда не меняющейся луной. В суровых условиях этого мира процветают жестокость и каннибализм, а самым большим ужасом является регрессия в первую ступеньку их эволюции - неразумную и слабую тварь. Тогда еще учитель говорил, отводя глаза, что только вайзарды и арранкары устойчивы к ней и им не требуется дополнительная подпитка энергией. Но различие между этими двумя расами заключалось в том, что вайзардам необходимо было питаться, чтобы поддержать свою человеческую сторону, а арранкарам пища была не нужна совсем. Их доминирующей сущностью являлась высшая ступень эволюции пустого, так что пока Кё испытывал голод, можно было не опасаться, что он превратиться в свою противоположность. Сейчас рыжик думал о том, стоит ли отказаться от всего и просто уйти бродить по тем самым бескрайним пескам. Простой и честный мир, в котором все окружающие - враги и вполне честно пытаются сожрать друг друга, сейчас привлекал его гораздо, гораздо больше того болота лжи, сплетен и прочей пакости, которым казался Сейрейтей. Здесь тоже все друг друга жрали поедом, но при этом еще и вид делали, что они в лучшем случае не при чем. Разошелся ты, Король, - голос пустого был странно серьезным, даже, наверное, малость встревоженным. - Не мне это говорить, но успокойся, соберись и подумай. Если все так, как я понял, ты сейчас сбежишь, а твой кокэн отправится тебя искать. И с ним половина Готей-13. Только если цветочный мальчик будет искать тебя, чтобы защитить, остальные - чтобы убить. И тебе придется драться, потому что лично я подыхать отказываюсь, и тебе не позволю. А тело у нас одно. Последствия просекаешь, или тебя не только мордой в твое дерьмо ткнуть, но еще и повозить как следует? Рыжий молчал. А что, в принципе, можно было на подобное возразить? Правильно, ничего. То, что их обоих, по сути, считали просто подстилками ничего же не значит, правда? Чего? Ну-ка повтори-ка, что-то я плохо расслышал в первый раз. И ты собрался просто так уйти?! По-ходу, кто-то щас у меня огребет гранд рей серо по тупой башке, Айзен его растуды через Тоусена да с переворотом под Ичимару! Разворачивайся и пошли обратно! Немедленно! Рыжий послушно развернулся и уткнулся в твердое плечо стоящего чуть выше, но практически вплотную человека. От человека пахло лекарствами, теплом и сладостями, а еще, едва уловимо, чаем и саке. Укитакэ Джууиширо, дзюсамбантай-тайчо. Только его и не хватало для полного счастья. - Отвали, - скрежетнул пустой, пользуясь его ртом. Кё не возражал, для друга это было единственной возможностью говорить с внешним миром. А капитан чуть отступил и теперь внимательно разглядывал подростка. Дыры нет, глаза нормальные, значит, превращаться не начал, а пустому, видно, просто поговорить захотелось, что, в общем-то, и не удивительно. Да, интересные у этих двоих взаимоотношения. - Чего тебе еще от Короля надо? - Что вы имеете в виду? - Укитакэ, мягко сказать, был весьма удивлен. Во-первых, прибыв на полигон, где вдруг начались какие-то всплески нестабильной реяцу, капитан обнаружил там рыжего воспитанника Бьякуи в весьма неуравновешенном состоянии, а проще говоря - в полном раздрае мыслей и чувств. Зная от Уноханы-тайчо о частичном пробуждении памяти, беловолосый предположил, что это из-за конфликта старой и новой личностей, который трудно было преодолеть и гораздо старшим людям. Он совсем было уже решил утешить мальчика, и, чтобы не шуметь, даже решил подойти по воздуху, но тут парень полыхнул кровожадной яростью и, развернувшись на месте, уткнулся носом в его плечо. И теперь его пустой спрашивал, что ему нужно от ребенка. Дууиширо просто-напросто растерялся. - Что я имею в виду? Сейчас объясню, а Король пусть послушает, ему полезно знать, каких ублюдков он пытался защитить и за каких подонков погиб! - Один глаз подростка медленно, но верно наполнялся тьмой, превращаясь из белого в черный, а шоколадная радужка выцветала до ядовито-желтого состояния. Что примечательно, второй глаз был в полном порядке. Так вот как выглядит частичная трансформация. - Скажешь, не ты всучил нам это гребаное удостоверение? Не ты ли предложил следить за нами днем и ночью, контролируя нашу силу так, как удобно вам, шинигами? Надо побольше силы - бац, и вот уже мальчишка несется вперед, полыхая реяцу направо и налево. А как только битва кончилась, прикрутили краник, а что по его душу враги могут прийти и между битвами - насрать. Сдохнет - не велика потеря, правда, Укитакэ-тайчо-о-о? От издевательских интонаций металлического голоса мужчина вздрогнул и чуть сгорбился, словно чувствуя тяжесть прожитых лет. Разумом он, конечно, понимал, что поступил верно, но вот сердце... Похороненное давным-давно в глубинах души сердце тихонько шептало о том, что тогда он поступил бесчестно тем более, что впоследствии рыжий умудрился не только спасти их всех, но и проявить небывалый уровень доверия. Только вот его пустой явно не был склонен к подобному. Правда, беловолосый капитан давно уже перестал жить сердцем, оставляя эту ширму за своим непутевым другом. - Это было необходимо, - ответил Джууиширо тихо и вдруг улыбнулся честно и открыто. - Сам знаешь. И потом, если бы печать не собирала реяцу для анализа, мы вряд ли были бы в состоянии вернуть парню силу, и ты бы не вернулся. Пустой, казалось, задумался всерьез. Это был аргумент, и аргумент весьма приличный. Он и сам это понимал, в общем-то. Если бы шинигами хотели, они бы убили их уже очень давно и в лучшем случае свалили бы все на Айзена со товарищи. При том, что рыжий тогда десять дней пролежал в подобии комы - даже стараться бы особо не пришлось. Но они поделились своей реяцу и восстановили силу Куросаки, а то, что тот сдох - это, в общем-то, даже и не было их виной. В то же время, если смотреть в целом... - Пустой-сан, Кё-кун, не хотите выпить чаю? Разговаривать удобнее за чашкой хорошего чая... да и утро на дворе. Еще немного подумав, пустой согласился, отступая внутрь души своего вечного недошинигами. Он не простил и не забыл, но драться не имело смысла ни сейчас, ни, возможно, в будущем. А быть может, случай представится сам по-себе, и вот тогда шинигами ответят за все. Широ давно научился ожиданию и был довольно терпелив, как бы ни демонстрировал иное своему Королю. Но бабуину все равно кранты. ------ Краткий комментарий Кокэн - согласно русско-японскому электронному словарю, 後見(ко:кэн)означает "опекание, забота", а также с юридической точки зрения означает опекуна, обладающего ограниченными родительскими правами по отношению в том числе к несовершеннолетнему, в том числе право распоряжаться имуществом (статьи 838, 839 Гражданского кодекса Японии). Таким образом, Кё называет Бьякую "кокэн", то есть "опекун".