Я покажу тебе жизнь...

-Прости.- Куросаки почувствовал, как свернулась в груди тугая спираль. Как Гримм мог улыбаться, нося в сердце такую боль?..- Мне очень жаль… -Теперь ты понимаешь, почему я каждый раз напоминаю тебе о твоем поступке? Ты смелый и добрый человек, Ичиго, и не смей меняться. Когда Джаггерджак поднял глаза, Куросаки заметил в голубизне его глаз кое-что еще, кроме неизменной свободы. Там были грусть, скорбь и сожаление, которые рыжий видел в себе каждый божий день… То, что рассказал дрессировщик, не было темой всеобщего показа, он раскрыл парню свою душу. И у Ичиго возникло неудержимое желание тоже высказаться дрессировщику. Ведь цирк будет в Каракуре не вечность, Джаггерджак уедет и все вернется на круги своя, школьник останется один. -Моя мама умерла, когда я был примерно того возраста , что и ты при смерти родителей.- тихо произнес парень.- Я выскочил на дорогу, не заметив ехавшей машины, а мама, оттолкнув меня, оказалась под ее колесами… Если бы я не вел себя, как идиот, она бы сейчас была жива. -Не говори ерунды.- фыркнул Джаггерджак.- Ты же был ребенком. -Я должен был думать, прежде чем поступать так опрометчиво.- голос рыжего осип. -Будь я на месте твоей мамы, то поступил бы так же. Она спасла тебя не для того, чтобы ты винил себя в ее гибели. Не думаю, что твоя мама довольна твоим поведением, Ичи. -Но это я выскочил на дорогу! Это из-за меня она кинулась следом!.. Это я… -Ичиго.- тихий вздох, после которого крепкая рука накрыла дрожащую ладонь.- Ты ни в чем не виноват… Куросаки не ответил. Хоть слова Гриммджо и пошатнули его уверенность, но рыжий не мог избавиться от чувства вины, которое постоянно грызло его изнутри. Мать была самым любимым его человеком, и когда ее не стало из-за него… Нет ничего тяжелее, чем быть виновным в смерти родного человека. Но с появлением Гриммджо, Ичиго стал думать о маме реже, темные мысли сменились снами о голубом небе и тепле. Его тепле. -Проводи меня до дома.- тихо прошептал рыжий.- Я хочу домой. -Как скажешь.- понимающий взгляд уже ставших родными глаз цвета неба. Гримм встал с дивана и присвистнул.- Так, ребята, погуляли и хватит. Все по клеткам. Животные протестующее заурчали, но вожак был непреклонен. Вскоре все хищники оказались в клетках, а Гримм выводил Ичиго из комнаты. К дому Куросаки шли не спеша, просто молча разглядывая окружающие дома и вывески, пока тишину не разрушил тихий голос рыжего. -Ты ведь скоро уедешь, да? -Да.. Через неделю отчаливаем. -Понятно… -А что? -Нет, ничего… И снова молчание нависло над ними, напрягая каждым своим мгновением, заставляя тонуть в себе, как в трясине, захлебываться, задыхаться от безнадежности. Тишина. Она всегда навевает много эмоций- грустных или веселых, но всегда неповторимых, словно падение звезды. Одна звезда не упадет дважды, одно чувство никогда не придет второй раз. -Вот и пришли.- вздохнул Ичиго и прижался спиной к двери.- Мои, наверное, уже спят давно. -Так рано? -Так это для тебя рано, а для них в самый раз. Моя семья не ведет такой образ жизни, как ты. -Слушай, а давай завтра в клуб сходим?- Джаггерджак поставил руку возле плеча паренька. -Ну… Я не знаю. -Не бойся.- лукавая усмешка с открытым вызовом. -Я не боюсь! -Значит, завтра я за тобой зайду. -Ну… может , я… Ичиго не смог договорить потому, что Гриммджо накрыл его губы своими. Обильный румянец вспыхнул на щеках юноши. Если бы Джаггерджак не держал его за талию, парень бы непременно рухнул бы на пол обмякшей тушкой. -Я не…- рыжий уперся руками в крепкую грудь.- Я не такой. Не надо. -Тише.- нежный шепот, дыхание, дразнящее губы, и Куросаки уже сам прижимается к желанным губам дрессировщика, опровергая собственные же слова. Трудно объяснить, что сейчас творилось в его груди: стыд; непонимание, зачем он вообще это делает; наверное, своего рода даже потерянность и… что-то еще. Что-то такое, что описать не получится никогда. Это нужно чувствовать. Гриммджо слегка надавил языком на заслон зубов, и Ичиго послушно приоткрыл рот, впуская голубоглазого. Не сказать, что рыжий отпадно целовался. Он вообще делал это только пару раз в своей недолгой жизни. К тому же, ощущать себя на месте девчонки, прижатой к стеночке, было, как минимум, непривычно и не очень уютно. Но все неудобство ситуации постепенно уходило, уступая место страсти. Поцелуй стал более жарким, прикосновения- безумно горячими, а тело, не сопротивляясь и мгновения, велось на ласки рук- умелых и несмелых,- прижатия тел, сильного и робкого. Сплошные противоположности, так дополняющие друг друга…