Врач

Рукия открыла глаза, и первое, что она увидела, было яркое пятно рыжих волос, размазанных по нежно-зеленой простыне. Девушка поморгала, приходя в себя после сна. Рыжие волосы никуда не делись. Девушка оглядела рослую долговязую фигуру врача, разложившегося на полу. Только голову положил на кровать рядом с ней, подложил под голову руки и чему-то хмурясь во сне. Вытянутое, красивое лицо не расслаблялось даже во сне, и даже во сне между сдвинутыми бровями пролегла глубокая складка. Веки чуть дрожали, ресницы отбрасывали на щеки и широкие скулы неровные тени. Рукия осторожно подвинулась немного выше, осторожно садясь – медленно, изо вех сил напрягая слабенькие руки, помня о вчерашнем позорном падении. Вчерашнем? Сколько вообще сейчас времени? Рукия оглянулась, посмотрел в окно – либо ранний вечер, либо не менее раннее утро. Если вечер, то ничего, а если утро, Ичиго проспал на работу. Из-за нее. Девушка осторожно провела худой рукой по кончикам рыжих прядей, торчавших в беспорядке над макушкой. Едва-едва, еле касаясь. От Ичиго тянуло теплом нагретого сильного тела и ощущением спокойствия. Кучики вздохнула, сложив быстро устававшие руки на коленях, задумчиво глянула в окно. Куросаки Ичиго. Врач, высокий и немного нескладный нелюдимый парень с вечно усталыми глазами. Вопросы никуда за время сна не делись – мучили, накидывались на мозг, словно шакалы на полусгнившую тушу. Зачем она ему нужна? Девушка-инвалидка, от которой одни неприятности. - Уже проснулась? – хриплый со сна голос заставил вздрогнуть, живо повернуть голову. Ичиго поднял голову, потирая покрасневшую щеку, на которой лежал. Глаза сонно блестели, а волосы были в еще большем беспорядке, чем обычно. Ичиго был весьма забавен в таком… после-сонном амплуа. Рукия не могла сдержать слабой улыбки, такой редкой с недавних времен на тонких бледных губах. Ичиго встал с хрустом потянулся. Майка задралась, открывая взгляду стройное поджарое тело с неплохо развитой мускулатурой. Куросаки привычным жестом запустил руку в густые волосы, глянул вопросительно: - Как спалось? Рукия пожала плечами, и синие глаза снова застыли, словно вода в замерзающей проруби – такая же темная, беспросветная. Тень пробежала по загорелому лицу Ичиго. Он нарочито бодро плюхнулся на пол рядом с кроватью, глядя на нее снизу вверх карими глазами. - А я на работу проспал, - с выражением довольного кота сообщил рыжий, устраиваясь по-турецки. Рукия распахнула глаза: - Как проспал? Сколько времени?! Куросаки театрально поднял глаза к потолку, бросил небрежно: - Да уже десять. Да ладно, не волнуйся – у меня заслуженный отпуск еще на две недели. Кучики недоверчиво посмотрела на него, подобрала руки, скрестила их под грудью, словно огораживаясь. Ичиго встал с легкой досадой – дичится. Да, это будет долго… - Я принесу тебе поесть, а ты лежи спокойно, - распорядился он и вышел из комнаты, не закрывая, впрочем, дверь. Куросаки нарочито громко гремел посудой, даже вполне артистично поскользнулся на пороге кухни – все, что угодно, лишь бы не было давящей тишины. Все, что угодно, лишь бы она отвлекалась постоянно, ни на минуту не вспоминая о своей беспомощности. Ичиго время от времени что-то выкрикивал, умудряясь перекрикивать даже грохот посуды и кофемолки – спрашивал, что она любит, а что нет, что-то рассказывал, надрывая несчастные голосовые связки. Все, что угодно. Наконец он ввалился в комнату, торжественно поставил на прикроватную тумбочку поднос с шикарным завтраком – бутерброды, кофе с молоком, суп… Рукия снова распахнула глаза – синие, большие – а потом перевела взгляд на довольно сияющего врача-кулинара. - Ичи…го, - вымолвила потрясенная девушка, - Я столько не съем. - Я доем, - ни мало не смутился врач, беря в руки ложку, - Так, давай-ка… Снова эта унизительная процедура кормления. Рукия с усилием проталкивала пищу в горло, почти не чувствуя ее вкуса, старательно не глядя на внимательные карие глаза напротив. Стыдно было, унизительно. Рукия послушно съела миску супа, осилила один бутерброд. Второй и третий с удовольствием сожрал Ичиго, хрустя поджаренной корочкой и что-то пытаясь сказать – получалось крайне невнятно, но смешно. Потом Ичиго махом выхлебал полчашки кофе, осторожно поднес ей – мягко, бережно, чтобы не обжечь тонкие губы. Рукия качнула головой: - Я не пью кофе. - Да? – Ичиго смущенно отдернул руку с чашкой, чуть не расплескав содержимое, глянул быстро, - А что пьешь? Рукия пожала плечами: - Чай. Или сок. Ичиго унесся на кухню и вернулся с полным стаканом сока – яркого, апельсинового. Рукия чуть улыбнулась, отмечая сходство с апельсиновым соком в высоком бокале и яркими волосами парня, высвеченного утренним солнцем. Но сок приняла – кивнула с благодарностью, улыбнулась глазами, легко и несмело. - Тебе сегодня лучше остаться в постели, - Ичиго сел рядом, осторожно накрыл хрупкую руку широкой горячей ладонью. Рукия прикрыла глаза на секунду, и Ичиго добавил: - Разумеется, я буду рядом. *** Говорить было сложно – Рукия дичилась, сторонилась его, и Ичиго приложил немало усилий, чтобы ее разговорить. Не сказать, что ему удалось – Рукия оставалась такой же молчаливой и печальной. Куросаки чувствовал, как его самого накрывает отчаяние. Ничего не получалось – девушка, хоть и должна скоро поправляться и набирать вес, не блистала оптимизмом. Горе отпечаталось в глубоких глазах, въелось, и смотреть на него было невыносимо сложно. Куросаки отчаянно шарил глазами по комнате – что угодно, чтобы помочь ей. Помочь ей, иначе он сойдет с ума сам. - Знаешь, а давай я включу музыку, - быстро выпалил он, цепляясь взглядом, как утопающий за соломинку, за музыкальный центр, спрятавшийся на полке. Рукия посмотрела несколько странно, качнула головой – мол, давай, мне все равно. Ичиго неловко встал, нашарил на полке пыльные коробки с дисками. - Что поставить? – он обернулся к девушке пробегаясь глазами по названиям на коробках, - есть Ария, Алиса, ДДТ, Машина времени, Аквариум… На губах девушки мелькнула улыбка, она немного развернулась – настолько, насколько могла. Кивнула немного живее: - Аквариум. Я очень любила их слушать вместе с подругами. Моей любимой песней была «Десять стрел». Ичиго коротко кивнул. Ему крайне не понравилось, что она говорила все это в прошедшем времени. Словно… и не о себе, а родственнике, который умер недавно – а он любил, а она слушала… «Надо позвонить Исиде, узнать, что это значит», - промелькнула в голове вполне здравая мысль, и Ичиго нажал на запыленную кнопку. Музыка полилась спокойно, заполняя сразу всю квартиру. Ичиго отступил к окну, оперся спиной о подоконник, скрестив руки на груди. Кучики села свободнее, словно его присутствие перестало ее держать. На губах – улыбка, в глазах – светлое, синее… Живое. Рукия сжала одеяло в ломких пальцах. Музыка бередила душу, но это «бережение» было хорошим. Она будила то светлое, хорошее – то, где она была еще счастлива, где она смеялась и бегала. Рукия перевела взгляд на Куросаки, замершего изваянием – и наткнулась на добрый, немного тоскующий взгляд. Словно просящий: «Ну, не грусти. Я же все делаю, все, чтобы ты пришла в себя. А ты все грустишь и грустишь…». Рукия отвела взгляд, выпуская из рук измятую ткань. Да. Она все грустит. И не подпускает к себе абсолютно чужого человека. Музыка кончилась, песня полилась другая – быстрая, веселая. Рукия качнула головой, понятливый Ичиго выключил музыку, глянул беспокойно: - Что-то не так? Рукия отвернулась, не находя в себе сил посмотреть в усталые тревожные глаза. Глухо проговорила, пряча набухающие влагой глаза: - Оставь меня одну. Пожалуйста. Куросаки нерешительно глянул на замершую изваянием неестественно-прямую Рукию, порываясь что-то сказать. Не сказал – вышел, оставив дверь раскрытой нараспашку. *** Ичиго мерил гостиную шагами, не находя себе места. И не находя сил посмотреть в сторону спальни, где он оставил маленькую девочку с острыми плечами, сведенными насильно. Что, что он еще мог сделать? Он и так носится с ней, как с писанной торбой, пытается расшевелить, показать, что жизнь, черт возьми, не кончена! И все без толку. Отчаяние черной лавиной накрыло душу. Не выходит… Ни себя спасти, ни ее не выходит у Куросаки Ичиго. Он быстро перебрал в памяти все вещи, которые видел в ее квартире. Лыжи… Ролики… Учебники… Цветы на подоконниках… Диски с музыкой… Мольберт… Мольберт. Ичиго хлопнул себя по лбу – дурак! Надо было сразу вспомнить… Не сумел вспомнить, даже когда учебники и пособия просматривал – художественный институт. Черт, какой же он идиот… Ичиго быстро вытащил мобильник, осторожно набрал номер – тихо, косясь на приоткрытую дверь. Ответили быстро – привычный сухой голос: «Алло?». - Исида, мне нужна твоя помощь, - приглушенно сказал Ичиго в трубку. В трубке вздохнули: - Опять? Да когда ты от меня отстанешь со своими проблемами? Куросаки улыбнулся – это уже давно стало условным согласием. - Знаешь магазин у нас на Волыненской? Тот, что художественный. Заедешь туда сейчас, купи масла, карандашей, холстов, бумаги – короче, все, что будет. Завезешь мне, я дома. Деньги я, разумеется, отдам тут же. - Да пошел ты со своими деньгами, - устало отозвался собеседник, - у меня, вообще-то совещание. Ичиго довольно улыбнулся, нажимая отбой и глядя на наручные часы. Исида Урю – человек пунктуальный, скоро приедет. Оставалось ждать, да бросать взгляды на видневшийся в дверном проеме несгибаемый силуэт худой девушки, не сводящей взгляда с окна.