ID работы: 1735344

Врач

Гет
PG-13
Завершён
172
автор
Размер:
26 страниц, 9 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
172 Нравится 90 Отзывы 43 В сборник Скачать

Глава пятая.

Настройки текста
Мало текста, много "размышлизмов". С того дня прошла ровно неделя. Неделя ушла на осознание и принятие, неделя ушла на уговоры самой себя. Рукия неделю не вставала – ела, пила, с помощью вызванной Ичиго медсестры ходила с туалет и принимала ванну. И думала, думала, хотя казалось, что голова пухнет от обилия мыслей. Из головы не выходил рыжий врач с угрюмыми глазами, который столько сделал для нее, находя в этом отчаянную попытку спасти себя. Рукия чувствовала себя обязанной ему, хотя Куросаки твердил, что ему ничего от нее не надо. Да и что она могла сделать, прикованная к инвалидной коляске? Или все-таки могла кое-что?.. Неделю Рукия неподвижно сидела на своей кровати. Ичиго все время находился рядом – она видела его через раскрытую дверь, которую Куросаки находил причины не закрывать. Она задумчиво смотрела на долговязый силуэт. Ичиго читал книгу, возился в компьютере, разбирал документы или просто спал – на диване, который был ему явно тесен. Но молчал – молчание убивало, нагнетало. Он сгорбился, словно на плечи его давила непомерная для него тяжесть, что гнула к земле, не давая поднять взгляд. А может, и к лучшему, что не давала? Иначе Рукия непременно увидела в почерневших глазах осколки чего-то темного, ошметки чего-то безнадежного, серого. И это угнетало еще больше. Рукия злилась, Рукия чувствовала себя виноватой. Эти два чувства сплетались, обвивая тугими лентами сердце, мешали дышать и думать. Она злилась на себя и свою беспомощность, проклинала и себя, и этого чертова врача – зачем, ну зачем он привез ее к себе домой, дал надежду, которую сам же отнял своим диагнозом? Но Кучики понимала, что злится не на Ичиго – а целиком на себя. Почему? А потому что чувствует себя виноватой перед ним. Круг замыкался, и голова тоже шла кругом от этих вопросов, чувств и эмоций. В тот же памятный день Ичиго без слов перенес все художественные богатства к ней к комнату, распихал по прикроватным тумбочкам, ни разу на нее не взглянув. В горлу у девушки засвербило. Лучше бы обругал, лучше бы накричал, лучше бы выкинул, как нашкодившего котенка! Только не молчи, умоляла она его взглядом, не молчи так разбито, так отчаянно. Не давай мне думать, что это из-за меня. Неделя ушла на уговоры и укрощения самой себя, своих страхов и своих обид. Каждый день, семь дней подряд, она просыпалась и видела перед собой лежащие на тумбочке холсты и краски – нетронутые, новые. Каждый раз – словно ножом по сердцу. Кучики Рукия, ты мазохистка. А может, просто дура? К концу недели начало что-то переворачиваться в душе, она начала уверяться, что все-таки дура. А может, не переворачиваться, а… Вставать на место? Сколько же всего прошло времени со дня того злополучного теракта? Неделя, потом еще одна, и еще… Почти месяц – Рукия глянула на календарь. Правда. Ноябрь давно сменился декабрем, сегодня уже третье чисто. «Скоро новый год». Девушка глянула в окно – все там замел пушистый снег. Такой мягкий, такой белый-белый, а как хотелось прикоснуться к нему руками! Взгляд снова упал на холст и краски, сиротливо примостившиеся на тумбе. Робко, несмело, она протянула к ним уже окрепшую руку, осторожно взяла тонкую кисточку. Гладкое дерево приятно, послушно легко в тонкие пальцы, отозвалось теплым касанием. Девушка улыбнулась – ну, наконец-то. Уже можно… Да, уже, наверное, можно… Можно попробовать отпустить старую жизнь. Конечно, нельзя так сразу – шрамы на сердце еще долго будут ныть, болеть, напоминать. Но попробовать можно. Рукия положила холст себе на колени, осторожно взяла оставленный ей Ичиго стакан с водой – вдруг захочется пить – и воровато оглянулась на дверной проем. Ичиго еще спал, раскинувшись немного неловко на узком для него диване. Немного непослушными пальцами открутить крышку у тюбика с краской, обмакнуть в нее кисть, немного неловко провести, нанося первый мазок… И как будто во всей жизни первый. *** Ичиго разлепил глаза, но вставать не спешил. Ноги и руки, а особенно спину, ломило от неудобного чертового дивана. Ичиго в очередной раз пообещал себе купить кровать. Хотя все равно не к спеху. С того дня прошла неделя, и эта была худшая неделя его жизни, не считая период после смерти матери. В тот день словно что-то хрустнуло – не получается, он читал жалобные слезы в глазах Рукии. Не сможет, не оправится. И от этого хотелось выть волком, понимая, что ничего толком не сделаешь. А что он мог сделать? Он мог исцелить любые раны на теле – ну, почти любые. Но душу человека, душу этой хрупкой зимней принцессы исцелить не мог никто. Он пытался. Никто не скажет, что он не пытался. Но, черт подери, это оказалось выше его сил. Куросаки полностью ушел в себя, прекратив вообще являться на работу – слава богу, отец понял, не задавал лишних вопросов… Он ходил по дому, слонялся, не зная, чем себя занять, всю эту чертову неделю. На видневшийся в дверном проеме силуэт хрупкой девушки он старался не смотреть. Нет, он не стал невнимательнее – все так же кормил, помогал окрепнуть, выделил сиделку, которая бы помогала девушке ходит в туалет - вряд ли она бы оценила помощь самого Куросаки в таких делах. Но ко всем этим, привычным уже, действиям, теперь примешивалась какая-то горечь, какая-то безнадежность, исходящая от них обоих. Оба словно понимали, что это все ни к чему, но упрямо продолжали вести никому не нужную и никому не помогающую игру. - Ичиго… Ичиго, - мелодичный, уже немного окрепший голос из комнаты. Всего одно слово, да хоть один звук , но и этого ему достаточно, чтобы вскочить с негостеприимного дивана, броситься к ней, чуть ни теряя на ходу падающие домашние штаны. Что-то было в ее голосе, что-то новое – он немного звенел, готовый сорваться. Сердце екнуло – что, черт возьми, случилось?.. - Рукия, - Ичиго замер на пороге комнаты, судорожно сжимая пальцами дверной косяк. Рукия сидела на кровати, как и всегда, прислонившись спиной к резной спинке. Вот только глаза ее сияли раньше обычного, а на коленях девушка держала… небольшой, натянутый на картон холст. Перепачканные кисти в стакане стояли на тумбе, как и открытые тюбики с краской. Рукия улыбнулась немного нервно, а потом развернула небольшую картину к нему. Куросаки выдохнул. На этой картине – он сам. Портрет. Улыбающийся, и глаза такие теплые-теплые, карие… Встрепанные рыжие волосы широкими мазками, широкие скулы, тонкий нос… Тонкие белые пальцы, что чуть сильнее, чем надо, сжимали края картины. И море тревоги в непередаваемого блеска и глубины глазах. Ичиго подошел вперед – ей-богу, как, он бы не сказал. Куросаки осторожно присел перед ней, заглянул в глаза – ни слова, ни звука. Просто глаза в глаза. надежда на понимание, неуверенно обещание на вспыхивающие золотом искры. Тепло коснуться рукой прохладного холста, взять картину из подрагивающих рук. - Это… вместо подарка, - пояснила Рукия немного смущенно, - Скоро новый год, а я не могу ничего больше, кроме как… Вот. Она, наверное, чувствовала себя ужасно глупо. А Ичиго просто смотрел в синие глаза девушки-инвалида. Осторожно поставил картину на тумбочку – звякнули потревоженные кисти. Наконец-то. В синих глазах то, чего он ждал, чего так надеялся увидеть. В них – свет. Тот, который так ему нужен. Пусть неловкий, пусть робкий, пусть пока слабый. Но уже не отчаяние, уже не пустота. Уже свет. - Ичиго? Наверное, он долго молчит – Рукия смотрит тревожно, закусила губу, прижимая к груди сжатые в кулачок перепачканные пальцы. Куросаки покачал головой, и на его губах появляется та самая улыбка, которую Кучики так хотела увидеть всю эту долгую, полную кошмаров неделю. - Это лучший подарок, - прошептал Ичиго, беря ее ладонь в свою, благодарно сжимая пальцы. Рукия качнула головой, тревога еще не отпускала: - Я ничего не обещаю. Я ведь не знаю, как это – жить дальше. Куросаки улыбнулся чуть шире: - А я ничего и не жду. И не сомневайся, я тебе помогу. Он осторожно прикоснулся губами к прохладному лбу, быстро распрямился, еще раз сжав ее пальцы. И вышел из комнаты, не переставая ощущать что-то растерянно-радостное. Будто не зима на улице, а весна. Рукия качнула головой, глядя в окно. Конечно, это будет очень трудно. Она не знает, как это – преодолеть эту пропасть, как жить дальше. Но она уже не одна – Куросаки всегда будет рядом, чтобы помочь ей, чтобы поддержать. А ради этого можно попробовать.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.