Скала

Обжорой и сладкоежкой Брунгильда себя не считала никогда, но она, тем не менее, была совершенно счастлива, увидев, какие роскошные яства подают на обед у Гибиха. После даже двух дней, прожитых на травяных похлёбках, она была рада такому разнообразию и подумала, что уже это – очевидная выгода от дружбы с семьёй воителя. Да и Миме никогда не собирался отказываться от возможности покушать на дармовщину. Некоторое время все ели молча, если не считать умильного воркованья Гримхильды, кормившей дочь с ложечки. Но потом Зигфрид и Гунтер начали увлечённо болтать о лесном драконе, строя самые невероятные догадки относительно того, как он выглядит. – Может, у него три головы, – предположил Зигфрид. – Или семь, – отозвался Гунтер. – Или сотня! – А ещё ядовитое жало в каждой пасти. – И он умеет вырастать до небес. – И летать. – И ползать под землёй. – И плавать быстрее любой рыбы. – Да прекратите же вы болтать глупости! – вдруг закричал Хаген. Все удивлённо обернулись к нему, а Гутруна заплакала. – Дракон одноголовый, летать и плавать не может, но это не делает его менее ужасным, – глухо продолжил он. – Но самое главное – не это!.. Он хранит клад, понимаете? Золото, драгоценные камни, волшебный шлем и кольцо, дающее власть над миром. А вы, дурни, недостойны этих сокровищ! Гордившаяся своей отвагой Брунгильда и то не выдержала, слушая из уст пятилетнего малыша подобные речи. Она задрожала и вцепилась в руку Миме – на её несчастье, усадили её между ним и Хагеном. Не испугались только будущие драконоборцы. – Это кого ты назвал дурнями? – поднял кулак Зигфрид. – Сегодня же выйдешь на честный бой! – привстал Гунтер. – Мальчики, мальчики, без драк, – взмолилась слегка дрожащим голосом Гримхильда. – Хаген, немедленно выйди из-за стола. Как ты себя ведёшь?! – Я ещё поговорю с тобой, – пригрозил Гибих. Хаген неожиданно и зло расхохотался, встал и послушно ушёл. – Дети бывают такими трудными, – снова рассыпался хозяин в извинениях. – Да ладно, ничего страшного, – пробормотал Миме. А Гунтер, обдумав слова брата, тут же принялся строить новые грандиозные планы: – Здорово будет, Зигфрид, если мы вытащим из драконьей пещеры такой клад! Жаль, там только один шлем и одно кольцо, не разделить… – Можно меняться, один день у тебя шлем, а у меня кольцо, один день наоборот, – пришло в голову Зигфриду. От такой потрясающей наивности и Миме, и Брунгильда прикусили губы, чтобы не рассмеяться. – Должно быть, власть над миром – это хорошо, – продолжал размышлять вслух Гунтер. – Все герои становились властелинами чего-нибудь. Я, когда у меня будет кольцо, я… я… поеду взаправду драться с Ёрмунгандом. – А я сначала сделаю так, чтобы у меня было всё оружие, какое нужно, – заявил Зигфрид. – И найду нам ещё целую кучу друзей. Теперь уже Миме открыто рассмеялся. Мальчик обиженно посмотрел на него: – Ну а ты что бы сделал, будь у тебя кольцо? Сначала Миме хотел сказать, что отдубасил бы Альбериха, но вспомнил о том, что рядом с ними сидит несчастная Гримхильда. Потом он думал было сообщить, что заставил бы Брунгильду наконец-то научиться готовить, но и это счёл немного неприличным. – Я бы велел построить себе замок, – за неимением лучшего варианта ответил он. – А разве у вас замка нет? – удивился Гунтер. Брунгильда поняла, что надо срочно спасать положение. Иначе Зигфриду как нищему будет, возможно, заказан вход в жильё Гибиха. – Есть, конечно, но в лесу. А мой муж леса не любит, ему хочется жить… э-э… в горах, – пояснила она. – Жители леса так просты и близки к природе, – с лёгкой завистью изрёк Гибих. – Я бы, получи я такое кольцо, взялся бы земли завоёвывать. А ты, душенька? – шутливо обратился он к жене. – Молёко, – вместо Гримхильды серьёзно сказала маленькая Гутруна. Её мать, понятно, тут же забыла о кольце, власти над миром и вообще обо всём, восторгаясь новым выученным дочерью словом. – Девочка права, – громко сказала Брунгильда. – Давайте сменим предмет беседы! С этим кольцом связаны всякие гадкие легенды… И остаток обеда она провела в разговорах с Гримхильдой об одежде, намекнув, что по бедности не может позволить себе нанять таких же великолепных швей. Мягкосердечная Гримхильда сразу согласилась, чтобы её служанки шили платья Брунгильде; когда же та заикнулась о плате, хозяйка и слушать не захотела: – Платить! Какой вздор! Наши сыновья уже готовы дать обет братской дружбы – о какой плате может идти речь? А может, потом мы и вовсе породнимся, молодых людей в округе, как я сказала, мало, – она выразительно посмотрела на гулившую Гутруну, а потом на Зигфрида. – Как получится. Конечно, Брунгильде были вполне понятны заботы женщины о будущем дочки, но она не собиралась решать всё настолько заблаговременно. Нужно подождать, пока Гутруна вырастет. Ведь какая попало девушка не должна рассчитывать на благосклонность Зигфрида! Брунгильда постарается, чтобы он женился на достойной молодой особе. И по любви. Да-да, по любви. Главное – внушить ему, какие женщины считаются достойными, и уж он плохую не полюбит… А в целом ещё столько времени впереди! Глядя на снова принявшихся за игру мальчиков, бывшая валькирия внезапно пожелала, чтобы Зигфрид подольше не подрастал. Странно: ведь ещё в день пробуждения она надеялась, что он взрослый и она может стать его возлюбленной, потом она мечтала, чтобы он скорее возмужал и одолел Фафнера… И вдруг её словно что-то в душе кольнуло: вот бы он всегда был маленьким! Решив, что родившая троих мать может ей помочь, Брунгильда поделилась с ней своими ощущениями. Гримхильда посмеялась: – Да, я тоже ловлю себя на такой мысли, и чем дальше, тем чаще… Это противоречие в сердцах всех матерей, дорогая. С одной стороны, мы гордимся подрастающими детьми, а с другой – как тяжело, когда они перестают быть малышами, нашими малышами… Так что не переживай. Такие чувства говорят о том, что ты – настоящая мать! «Большое спасибо, только этого и не хватало, – пронеслось в голове Брунгильды. – Я настоящая мать! Дальше осталось только стать настоящей хозяйкой и (бр-р) настоящей женой». Гримхильда не заметила её обеспокоенности, и день все провели просто замечательно. Хаген больше не показывался, о кольце не упоминали. В конце концов даже Миме развеселился, насколько это было для него возможно, и долго обсуждал с Гибихом искусство ковки мечей. О том, что перед ним брат ненавистного Альбериха, Гибих не узнал, равно как не узнал никто из обитателей замка. Для них все нибелунги были на одно лицо. Правда, и Гибих, и Гримхильда после ухода гостей изумлялись про себя, что Зигфрид не похож ни на одного из родителей. Гнома он, в отличие от Хагена, не напоминал решительно ничем, да и чёрных волос, тёмных глаз и круглого лица предполагаемой матери не унаследовал. Для Гримхильды дополнительной загадкой было и то, что красавица вроде Брунгильды могла по доброй воле согласиться на брак с нибелунгом… Гибих был достаточно терпимым в отношении любых разумных созданий. В дни зелёной юности он даже чуть не утонул, охваченный страстью к одной из рейнских русалок, и, по его мнению, любовь не знала границ в отношении как людей, так и волшебных созданий. Но его жена, конечно, после Альбериха связывала в своём сознании род гномов лишь с грубостью и злобой. ------------------------ Зигфрид ушёл спать, но на первом этаже лесного домика горели свечи. Миме и Брунгильде спать не хотелось вовсе. Они пытались понять, что же им сделать с Хагеном. – Это просто жутко! – воскликнула в который раз Брунгильда. – Ему всего пять лет, а говорит он, как обозлившийся старик! – Видимо, в качестве исключения мой братец продолжает его тайно воспитывать, – заключил гном. – И весьма в этом преуспел. На свой лад. – Что же получится из этого дитяти, когда оно вырастет? – содрогнулась девушка. – Страшно подумать… А впрочем, нет, не так и страшно. Отправим Зигфрида убить Фафнера, он принесёт нам кольцо, и там уже мы позаботимся о том, чтобы убрать Хагена с дороги в случае чего. – Судя по его сегодняшней болтовне с Гунтером, Зигфрид отнюдь не намерен делиться кольцом с нами, – напомнила Брунгильда. – Хоть на денёк одолжит любящим родителям! – возмутился Миме. – Значит, они с Гибихунгами будут завоёвывать весь свет, а мы с тобой продолжим ютиться в этом убожестве? – Ну, нет, Зигфрид даст нам клад, а вот кольцо… – с сомнением протянула Брунгильда. – И вообще я кольца опасаюсь. Альберих же его проклял, и оно будто бы несёт гибель. – Долго несёт! – фыркнул гном. – Фафнер уже лет тридцать над ним трясётся, и, провались он пропадом, живёхонек! И всё-таки мрачное предчувствие Брунгильду не оставляло. Может, она и стала смертной, но остатки переданного матерью пророческого дара сохранила. Она вспомнила, каким голосом родители говорили ей о бедствиях, могущих случиться из-за проклятого перстня, и вдруг ощутила такой холодно-липкий гадостный ужас, что вскочила и быстро заговорила: – Нет, нет. Лучше нам остаться жить, как живём, в лесу, и пусть Фафнер стережёт свои сокровища и кольцо. Оно принесёт одни несчастья, и я боюсь, что может начаться, если мы его отнимем… Миме был потрясён. Впервые, пожалуй, в жизни он чувствовал себя не самым трусливым в мире. А резкая и язвительная Брунгильда внезапно впала в панику, как самая обычная девушка. Гном до того расхрабрился, что вскарабкался на стол и обнял Брунгильду за плечи: – Не бойся ты этого дурацкого проклятия. Если что, я же здесь… То, как Миме возьмёт меч собственного изготовления величиной с самого себя и примется, вопя от страха, защищать её от бедствий, представилось девушке настолько живо, что она не сдержалась и улыбнулась. Но отталкивать суженого не стала, так искренне звучал его голос. И давно её никто не поддерживал (пусть и с некоторой помощью стола)… Брунгильда самую чуточку, совсем немножечко прижалась к нибелунгу и подумала, что, когда он за её спиной, его уродства и не видно… За окном послышалось какое-то сонное, но радостное чириканье. А может, это ей показалось.