Скала

Март в том году выдался тёплым, лёд уже неделю назад пошёл по Рейну, и на сей раз Миме и Брунгильда решили не откладывать своей затеи. – Завтра же пойду и поговорю с русалками, – постановил Миме. – Мы пойдём, – поправила его Брунгильда. – Но ведь Гримхильда хотела, чтобы ты присматривала за детьми – она уезжает на две недели в гости к сестре... – Ради такого важного дела они один денёк перебьются. В замке сотня служанок, а я в няньки не нанималась, – поколебавшись, бывшая валькирия выдала настоящую причину своей задумки. – К тому же кто отпустит мужчину одного к дочерям Рейна? Даже Гибих, верность жене у которого крепче гранита, когда-то был влюблён в одну из них, а А... – она осеклась: лишний раз об Альберихе напоминать не следовало. Не заметивший последней оговорки Миме крепко сжал её руку и подмигнул: – Ревнуешь? Ещё в начале зимы Брунгильда бы отозвалась какой-нибудь резкой насмешкой, но сейчас она только посмотрела на мужа сверху вниз и стиснула его руку в ответ. Разумеется, у неё было не меньше гордости, чем у него, и она никогда не произнесёт этого вслух... Но в душе она прекрасно понимала, что нибелунг прав. Она не решалась даже думать о том, что какая-то из кудрявых рейнских обольстительниц может приманить к себе Миме, как когда-то Альбериха. Ни в коем случае! Если они хоть попытаются это сделать, им придётся очень плохо. Миме радостно улыбнулся. Он и сам не желал идти на Рейн один, однако ему непременно хотелось вытянуть из Брунгильды признание, что она пойдёт с ним и что она ревнует его к русалкам. Ну, пусть она этого и не сказала прямо, зато и отрицать не стала. А это уже достижение. – Надо нам с тобой почаще вот так сидеть по вечерам, – тихонько, боясь, что Брунгильда услышит, пробормотал он, когда они расходились спать по комнатам. Прожив десятки лет под гнётом Альбериха, а потом и вовсе в одиночестве или в обществе хулигана Зигфрида, Миме раньше не представлял, что ему может быть до такой степени приятно находиться рядом с Брунгильдой. И речь шла не только о её красоте и о тех единичных случаях, когда жена подпускала его к себе ближе чем на расстояние вытянутой руки. Гном чувствовал, что самые счастливые часы их необычной семейной жизни – именно вот такие вечерние разговоры наедине, будь то ехидная словесная перепалка, взволнованное обсуждение будущего Зигфрида или же совсем редкие задушевные беседы. – И не нужны мне никакие дочери Рейна, – прибавил он, зайдя к себе в спальню, уже совсем тихо, одними губами, словно стыдился сам себя. Неугомонная белая птичка за окном явно опять подслушивала. Потому что наутро вместе со своим выросшим за зиму выводком она разбудила и Миме, и Брунгильду, и заодно Зигфрида, устроив до зари такой гомон, свист и щебет, что переполошила, наверное, пол-леса. Невыспавшийся и злой Миме за завтраком потрясал кулаком в сторону окна, где белопёрое семейство безмятежно сидело и продолжало петь, хоть и потише. – Вот Зигфрид перебьёт вас из рогатки, а Брунгильда зажарит в масле! – пообещал он. Ответом был щебет, подозрительно напоминавший хохот. Нибелунг простонал: – Бессовестные! Ты ведь знаешь, Брунгильда? – эти подросшие птенцы все как один вьют гнёзда на том же самом дереве! Теперь мы от них скоро оглохнем… А всё ты виновата – прикармливала их. Вот и не боятся ничего! – Чем больше храбрых существ окружает тебя, тем лучше, – наставительно сказала Брунгильда. – Храбрецы когда-нибудь непременно попадут в чьи-то когти, – отрезал Миме. – Разумные существа сидят дома… – Это намёк на то, что я вовсе должна идти в одиночку на Рейн, в то время как мой разумный муж останется здесь? – с интересом уточнила она. – …Но особенно самоотверженные из них должны присматривать за храбрецами, – торжествующе завершил фразу гном. – Если меня рядом не будет, ты ведь со своей дурацкой отвагой попадёшься Фафнеру в зубы или свалишься в Рейн. Тебе необходимо сопровождение. Зигфрид прыснул в кулак и кинул птичкам на подоконнике горсть хлебных крошек. Вот почему он так и не уяснил, что такое страх! Вроде бы это нежелание выходить против коварных и злобных созданий – Миме вечно об этом твердит… Но стоит тётушке Брунгильде собраться куда-нибудь, как Миме тут же появляется рядом с ней – по его словам, как раз потому, что он боится почти всего, а она почти ничего. Ни складу, ни ладу в этом мальчик не видел. – Зигфрид, – повернулась к нему Брунгильда, – мы с Миме сегодня уходим по делам. Я не знаю, насколько надолго. Возможно, задержимся на день или даже на несколько, мало ли что... – Миме удивлённо вытаращил глаза, и она одними губами прошептала ему «На Альбериха можем натолкнуться». – Ну ничего, – сказал Зигфрид. – А что за дела? – Потом объясню. Поезжай сейчас к Гибихунгам на Гране, скажи, что мы уехали и что ты пока побудешь у них. И проследи, чтобы Гране накормили и поставили в хорошее стойло. – Но, тётушка, я могу и здесь переночевать, если что. – Не боишься? – полюбопытствовал Миме. – Я не знаю, что это значит – «бояться», – честно ответил мальчик, и нибелунг что-то неразборчиво пробурчал себе под нос. – Слушайся меня, – отрезала Брунгильда. – Раз уж отказываешься беспокоиться о себе, подумай о коне. Его могли заприметить какие-то недобросовестные слуги Гибиха. Даже ты не сможешь выручить его в одиночку, если вдруг среди ночи сюда явятся конокрады. – Тётушка... – Хватит! Ты маленький храбрый бойцовый петушок, но тебе нет и шести лет. Пытаться совершить подвиги, к которым ты не готов – не признак геройства, а скорее наоборот. Это наставление, как и ожидалось, достигло цели. К тому же Зигфрид ничего и не имел против того, чтобы ночевать в замке друзей. Да ещё и без присмотра Миме и тётушки. Можно будет допоздна играть в саду! А потом, вероятно, даже ужинать при свечах в зале вместе со взрослыми! И никто не запретит лазать по сколь угодно высоким деревьям и брать с собой Гутруну – ведь чересчур заботливая госпожа Гримхильда тоже в отъезде! Наконец, прокатиться на Гране Зигфрид всегда был не прочь. Он ещё раз пожелал Брунгильде и Миме удачно справиться с делами, вскочил на коня, напустил на себя бравый вид и взял с места галопом. Брунгильда не переживала за безрассудного мальчугана: она знала, что Гране никогда не сбросит, неважно, нарочно или по неосторожности, маленького хозяина. ------------------------ От воды дул холодный ветер. По пенящимся волнам неслись теперь уже только редкие льдины. Под затянутым тучами предрассветным небом Рейн выглядел почти чёрным. – Ну и где русалки? – нибелунг огляделся. – Может, они в десятках миль отсюда. – Нет, я о них много знаю, – покачала головой бывшая валькирия. – Эта скала – скала Лорелей, так её, кажется, зовут – то самое место, где они выходят на поверхность. И живут они под ней. – Хорошо, и как же их достать из-под воды? – от холода и без того не радужное настроение Миме ухудшилось. – Услышат они, если мы позовём? – Звать не надо. Они с зарёй выплывут. – За что эта пташка разбудила нас так рано? – простонал Миме. – Зачем тут сидеть и ждать? А Зигфриду каково – представляю, что чувствуют хозяева, если гость приезжает в такое время... Ворчанье ворчаньем, но время шло. Небо быстро светлело. Хотя ни у гнома, ни у Брунгильды сна уже не было ни в одном глазу, они чуть не проглядели появление дочерей Рейна. Лишь послышавшийся снизу плеск заставил их спохватиться. Прищурившись и всмотревшись в бурлившую пену, Брунгильда приветственно замахала рукой: – Эй! Воглинда! Вельгунда! Флосхильда! Привет вам! Они с Миме спустились с уступа, на котором сидели, к самой воде, и дочери Рейна подплыли к ним. Все три девушки безучастно посмотрели на гостей. С тех пор, как Альберих украл волшебное золото, печаль потери сказалась не только на настроении русалок, но и на их внешнем виде. Когда-то волосы, хвост и наряд переливались у каждой своим цветом. У Воглинды – серебристым, у Вельгунды – изумрудным, а у Флосхильды – фиолетовым... Теперь у каждой были мышиного цвета косы, серая накидка, сизый поблёскивающий хвост, ничем, кроме размеров, не отличающийся от хвоста трески или окуня. – Что вам надо? – спросила Флосхильда, старшая. Покосилась на Миме и скривилась, распознав в нём нибелунга. Брунгильда поспешила приступить к делу: – Вашего, девицы, совета касательно того, как вернуть колдовское кольцо в Рейн. – Вернуть? Кольцо? – потухшие глаза дочерей воды зажглись. – Милая, милая девушка, мы поможем тебе во всём, если ты это сделаешь! – Когда об этом думаешь, в целом сложного мало, – продолжила Брунгильда. – Дождаться, пока Зигфрид вырастет, дать ему выковать волшебный меч и послать против дракона. Фафнер не устоит, и сокровища его вернутся к нибелунгам, а кольцо – к вам. Но, во-первых, кольцо проклято. Вы об этом знаете? – Где уж не знать, – вздохнула Воглинда. – Логе рассказывал. – Тем более. Я вот не знаю, как снять проклятье. И потом: даже если кольцо к вам вернётся, за ним не прервут охоту Альберих и Хаген. Альберих уже отрёкся от любви, и Хагену, кажется, это труда не составит... как защитить золото от новых краж? – Но Хаген же ещё дитя... – начала было Флосхильда. – Да уж мы видели, какое он дитя, – угрюмо сказал Миме. – Дрожь берёт. Он уже на сокровища Фафнера глаз положил. – Именно, – Брунгильда умоляюще поглядела на русалок. – Может, если снять проклятье, заново украсть золото они с Альберихом не смогут – но как его снять?