Трудности перевода

Мегаполис жил собственной жизнью, не заботясь о судьбах обретавшихся в нем существ: диких, вздорных, нетерпимых и созидательно-толерантных, злых и равнодушных, добрых, счастливых, несчастных. Они прибывали на планету, выполняли поставленные задачи и разлетались по разным галактикам. Им не было дела до человека, затесавшегося в толпе громко рычащих яутов и желающего быстрее потерять сознание, чтобы не чувствовать гулкую темноту внутри собственного тела. Стремящиеся в небо кристаллические строения, летящие и грузные, похожие на разросшиеся друзы аметиста или горного хрусталя, непрозрачные, скрывающие миллионы договоренностей и тайн, гибкие пересечения улиц, прямоугольные площадки с летательными аппаратами посредине – всего этого Варна не видела. Замысловатые растения гирляндами тянулись от одного здания к другому, будто бы задумавший городскую композицию архитектор был поклонником смешанных стилей. Небо расчерчивали длинные белые метеоры. В летний период, длящийся около земного года, их можно было наблюдать по нескольку раз на день из-за обилия комет в системе двойной звезды. Светила заходили не одновременно: сначала ближайшее, и уже затем второе, через несколько часов после. Оттого сумерки на Квирхнразауре походили на тлеющие костры – красноватые, оттененные вечерней иллюминацией. За вагонеткой, в которой находилась Варна, пристально наблюдала пара ледяных глаз, а ее хозяин старался оставаться незамеченным. Обтекающий низкую фигуру плащ закрывал лицо, оставив открытыми лишь светло-бирюзовые глаза и белые, пушистые брови, сросшиеся косичкой на переносице. В то же самое время за переводчиком следил Старейшина: Лар-руш отрегулировал видеокамеру в маске молодого сторонника, недавно перешедшего в разряд Окропленных: механизм передавал визуальные данные ежесекундно. Если уманке помешают подойти к пропасти тей-де, Старейшина позаботится о том, чтобы она в нее сорвалась. Варна поежилась. Настойчивый взгляд походил на иллюзию, на игру больного воображения. Как будто кто-то невидимый тянул свои цепкие руки сквозь сереющий туман к браслету, сжимал на запястье жесткие пальцы, заставляя тончайшие иглы глубже вонзаться в плоть. Она не слышала, как тихонько постанывает. Важным было желание выжить. Теперь страх звучал одиноким колоколом, мерно отбивающим ритм, – не потерять чувство реальности, осязание пола под ногами, тепла касающихся рук, деталей, которых можно потрогать. Главное не провалиться сквозь землю, не застрять в бесчувствии тела. Анту догнал группу во дворе похожего на Колизей здания. Сравнение пришло само собой. - Все аппараты не исправны, - выдохнул аттури. Сердце обрушилось в пятки, и Варна умоляюще посмотрела на Ваара, но его взгляд безжизненно уперся в массивную дверь с двумя большими знаками посредине – неровная звезда и крылатая тварь. Предводитель поднял уманку на руки и, не сказав ни слова, направился к представителям Совета. Его переживания не должны иметь ничего общего с тем, что он делает ради сохранения науду. Отвращение к самому себе, гулкая пустота заполнили привыкшую к чести грудь. Прибавляет ли достоинства подлый поступок, пусть и направленный на умана? Когда всё закончится, Варна по праву сможет его презирать. - Что делает здесь кур-тат-хал? – визгливый голос ворвался в мысли Ваара. – У тебя, науду, есть право притащить это с собой? Подскочивший инопланетянин оказался невысокого роста, его тело покрывали морщины, и он то и дело усиленно моргал. Блестящая кожа переливалась светло-зелеными и сиреневыми оттенками, меняясь в зависимости от самочувствия. Сейчас она пульсировала темно-синими пятнами, отчего в глазах Ваара зарябило. ------------------------------------------------ - Очнись, - глухое рычание. И снова, и снова. Ширкан не знал, сколько времени провел в зале с черными колоннами. Мир двоился, периодически возвращаясь отражением Рантара. Кто-то тянул его за собой, хотя Вождь отчетливо понимал, что лежит на полу и не может пошевелиться. Ему внезапно стало всё равно, так, словно бы тело потеряло власть над духом. Барабаны в голове отбивали ритм, в котором не довелось станцевать. Может, и не доведется, если он умрет здесь. Харпи не ответит взаимным касанием, не поведет под каменную крышу, не проурчит песню квэй-те. Ширкан закрыл глаза и снова открыл: нельзя сдаваться. Кто-то тряс его за плечи: - Очнись! Пространство пошатнулось, и Вожак увидел Молодых Воинов. Лицо ближайшего покрывал зеленый твей, вывернутый клык свидетельствовал о перенесенной боли. - Где я? – рыкнул Ширкан. - Ты сделал шаг вперед и упал, твои зрачки закатились, и мы отчаялись вернуть тебя из дхи’ки-де [сон на грани смерти]. На нас напали: твари с чернотой вместо глаз. Ты потерял сознание, когда наступил на тень одной из них. Пришлось отступить. Ширкан, ты слышишь? – покалеченный воин оказался одним из помощников. - Где мы и что с Рантаром? – яут не увидел йонур-ана [ближайший соратник; тот, на кого пал дружеский выбор] среди обступивших его воинов. - В пирамиде. Ксеноморфов камень не встает на место. Видимо, мы его повредили. Приходится оборонять ступени. Те жуткие твари боятся естественного света, потому не лезут на поверхность. Рантар ранен в живот. Если за нами не прилетят в ближайшие два дня, он умрет от потери твея. - Что это за звук? – прожорливое, бессмысленное шипение подобралось к Вождю. Оно исходило снизу, просачиваясь сквозь трещины. - Звук идет из центра пирамиды. Рядом с дверью, ведущей вглубь строения, усиливается и становится похожим на отдаленные раскаты грома. Неокропленные нервничают и начинают поговаривать о несостоятельности Вожака, - тише добавил Квархар. Ширкан поднялся на локтях: он не допустит неповиновения. Каждый из непознавших чужой твей и последовавших за ним мечтал об испытаниях. Они получили дтай'к-дте [сражение], и им предстояло выстоять или погибнуть. Вожак поднялся, оттолкнув протянутую руку помощи. - У кого есть сомнения в моих силах? – оглушительный вой прокатился по зале. Ширкан выхватил копье – теперь по-настоящему, мелькнула мысль – и ступил к обомлевшим воинам навстречу. – Эти твари боятся звездного света, так давайте искупаем их в нем. В ответ послышалось оживленное щелканье, переходящее в дружный, восторженный рев. В настроениях молодежи Ширкан чуял уныние, недопустимое для Охотников. То, что произошло, не вписывалось в представление юнцов о первой Охоте. Но такова нан'ку [жизнь] и ка'рик'на тарк'ке [вызов судьбе]. Как Вождь, он не допустит разлада в группе. - Ищите все мыслимые и немыслимые возможности подняться по стенам и расширить бойницы. Нам нужны зеркальные поверхности – пусть захлебнутся в отражении звезд и горьком вкусе поражения. От топота ног ожил замерший воздух: трое помощников приняли хиджу [позиция для борьбы, надлежащее положение для схватки] возле провала, а Неокропленные последовали за Ширканом. Добраться до самой низкой бойницы оказалось не сложно: один яут встал на плечи другого и дотянулся до узкого карниза, изрезанного символами. Пяти ударов копьем хватило, чтобы несколько камней по бокам рухнули под ноги нижнего воина. Стало чуточку светлее. Ширкан кивнул и направился к самому высокому окну. ------------------------------------------------ В зале заседаний было темно, и Варна не могла разобрать – это она не видит или просто отсутствует освещение. На вопрос сине-пятнистого пришельца Ваар ответил, что уман по доброй воле на планете межцивилизационных переговоров. Правда, сначала инопланетянину пришлось повторить вопрос, чтобы Варна расслышала правильно, перевела Ваару, выслушала ответ и перевела обратно. Язык переливчатого существа показался ей мелодичным, составленным из звуков, похожих на земные гласные. Браслет помог пропеть предложения на свой лад, но существо не переспрашивало, удовлетворившись сказанным с первого раза. Вот бы рядом стоял Торквэй, но он куда-то исчез. Аттури ожидал у входа в зал, готовый в любой момент разложить переносную аптечку, в которой с некоторых пор значительное место занимали препараты, предназначенные для уманки. Ваар долго поднимался по невидимым ступеням, пока, наконец, не усадил ее на что-то мягкое. Варна сжалась под боком у яута, и тот положил ей ладонь на плечо. - Почему я ничего не вижу? - Скоро пространство утонет в фиолетовом свете, резком и неприятном. Наслаждайся темнотой. Иногда мрак лучше беспокойного света. Постарайся не смотреть по сторонам – физиономии и структура тел многих существ покажутся тебе жуткими. Не анализируй, не вглядывайся, просто переводи. Дыши медленно, неглубокими вдохами. Лекарство действует, но оно не избавит тебя от слабости. Когда нас вызовут, придется пройти несколько метров от места, где остановится куб, до переговорной трибуны. Я не смогу поддерживать тебя – это правило. Иначе переговоры завершатся. Но я встану за спиной, помогу удержать равновесие. Если закружится голова, дай мне знать. Сожми руку в кулак – это будет знак. - Ваар… я почти не чувствую… - Предводитель обнял дрожащее во тьме тело, казавшееся сейчас самым желанным и безобидным, и Варна растворилась в сомнительном равнодушии, внезапно занявшем сердце. Ей было так плохо, что смерть больше не казалась страшным происшествием. Наоборот, если она закроет глаза и почувствует вместо удушающего жара тепло, не захочет отпускать его. Страх вернулся. Ему предшествовал удар гонга и фиолетовый свет, заполнивший гигантское помещение. Она была в настоящем амфитеатре, испещренном открытыми отсеками, словно улей сотами. Часть инопланетян располагалась на полукруговых балконах, часть – в прямоугольных нишах, таких же, как та, где сидела она с Вааром и еще двумя Старейшинами. Арена-трансформер меняла конфигурацию, ниши свободно перемещались по горизонтали и вертикали. Стрекот, щелканье, мурлыканье, многоголосое пение, хаос из тысяч голосов заполнил совет и разом смолк. «Включилась звукоизоляция ниши, - пояснил Ваар. – Когда на место прибудут главные представители Совета, заработают фильтры, и слышать можно будет только тех, кто на переговорной трибуне». Варна считала минуты – одна, вторая, третья, десятая, сбилась. С таким же успехом она могла провести в зале не десять минут, а сорок и не понять этого. Потеряв счет времени, она огляделась: голова поворачивалась неохотно, отдаваясь болью в висках и затылке. Справа в нише вокруг серебряного шеста змеился прозрачный червь, в нем творилось настоящее броуновское движение из мириад светящихся огоньков. От этого зрелища Варну чуть не стошнило на сидящего рядом Старейшину, благо она успела повернуться к Ваару. Усиленно пытаясь отдышаться, почувствовала, как бордовый туман из головы переместился ниже, в грудь и дальше к животу. Слава богу, Старейшина, на поясе которого висел человеческий череп, сидел дальше всех от нее. - Скоро наша очередь, - проурчал Ваар, и Варна вцепилась в мягкое покрытие под собой. – Я буду рядом. Гру'суи-бпе [паника] – дорога в небытие. Ты уже стояла на этой тропе и знаешь, как осыпаются ее края в пропасть. Эти существа ничего тебе не сделают. Здесь ты под защитой Межгалактического Совета и моей. Мои лучшие воины охраняют входы и выходы. Они отдадут свой твей за каплю твоего, только не подведи меня. Клянусь тебе, пока я жив, ни один яут не ступит на Терру в поисках трофеев, если ты поможешь заключить мир. Переборов ужас, Варна спрыгнула с сидения. Вышла вперед. Ваар встал за левым плечом. Фиолетовый амфитеатр качнулся из стороны в сторону. Мир поплыл, то погружаясь, словно несчастные, оторванные от суши острова, то всплывая на поверхность багровых рек. Она чувствовала себя жителем Атлантиды, постепенно уходящим на дно вместе с благодатной твердью. Гостем, оказавшимся на улицах Помпей во время извержения Везувия. Ниша двинулась с места, затем остановилась. Ваар подтолкнул уманку к открывшейся дверце, и Варна шагнула на состыковавшуюся с кабиной прозрачную дорожку. Помедлила: почудилось, будто она вот-вот рухнет в пустоту. Выдохнув, сделала шаг. Ее обступили длинноголовые пришельцы, задавшие один единственный вопрос, по своей воле она представляет интересы науду в качестве переводчика или нет. Она кивнула, инопланетяне не восприняли кивок и повторили вопрос, сообщив, что символика жестов у разных цивилизаций отличается. «Какая же я глупая, - пробормотала Варна и громко ответила: Да». Она стояла одна в потоках света - единственный человек на огромной планете, в целой галактике, не видящий ничего и молящийся, чтобы лекарство действовало и дальше, иначе она не сможет переводить, загубит то, что пообещала исполнить, и не вернется домой. Когда ноги предательски подкосились, Варна инстинктивно сжала кулак, тут же почувствовав, как на ее спину в районе лопаток легла горячая ладонь. То, что произошло дальше, она вряд ли смогла бы описать в мемуарах. Ее спросили о Земле, о том, на какой части суши она живет. Варна рассказала об основных чертах родной культуры. Первыми вспомнились народные промыслы, но поведать о них было проблематично, удалось подобрать лишь отдаленные аналогии и всего на одном из пятнадцати общегалактических языков. Осознание пришло само, в чем состояла основная проблема яутов, так и не сумевших приспособиться к наречиям инопланетян. Почти все языки изобиловали гласными звуками и мелодичной тональностью. Науду не то чтобы не могли воспроизвести их, просто слова казались им однотипными, однотонными, бессмысленными по звучанию. Даже знаменитый яутский рев был низким и хриплым. Яуты не могли различать фразы высокой тональности, разделять их на словосочетания и предложения. С помощью браслета удавалось справиться со всеми языками, кроме одного. Система пятнадцатого языка состояла из ритмичных «ныканий» и «мыканий»: их даже переводчик затруднялся распознавать. Варна отвечала, через минуту забывая ответ. Происходящее всё больше напоминало изощренную пытку. Лекарство прояснило сознание, зато сделало неустойчивым событийную память пятиминутной давности. Глаза раскраснелись и слезились. Длинный, остроухий инопланетянин попросил объяснить, что такое музыка. Варна растерялась, шагнула назад и врезалась в Ваара. Тот зашипел, вернул переводчика на место и погладил по спине. Смутиться не хватило сил. Музыка… как объяснить, что такое музыка, существу, в родном языке которого имеется понятие, аналогичное горловому пению, но нет термина, описывающего игру музыкальных инструментов? - Я не слышала, как вы поете, но то же самое могут воспроизводить искусственно созданные инструменты. Я имею в виду мелодию. Вибрации исходят не из живого существа, а от предмета, над которым производит манипуляции человек. К счастью, Совет быстро переключился на обсуждение политических вопросов. Когда напротив нее встал ил-рруанец, она не смогла рассмотреть его. В памяти осталась черная фигура, костлявая и непропорциональная, обтянутая черной кожей, поверх которой развивалось треугольное одеяние. Лицо потерялось в сумрачной дымке. Варна замотала головой, прогоняя туман, но тот никуда не ушел. Предчувствие липкой волной коснулось ладоней. Существо ждало, когда она переведет слова. Ваар ответил, и Варна перевела вновь, не отводя взгляда от мрачного силуэта. Холод прошил позвоночник сверху вниз. - Если Совет поддержит яутов и посчитает нарушение границ оплошностью, допущенной по незнанию, мы пойдем на переговоры. Не здесь – в зоне нарушения. Объявим свои условия и выслушаем ваши, - ил-рруанец помедлил. Он не хотел обсуждать детали в присутствии стольких свидетелей. Он вообще не считал нужным объясняться перед неугомонными существами, мусором, шумом и хаотичными намерениями загрязняющими Вселенную. Обратился к Ваару, глядя поверх Варны. – Лучше заботься о своей рабочей зверушке. Если она умрет, я не дам шанса найти вторую. Не чувствуя ног, Варна спустилась с трибуны, на прозрачной дороге ее вновь настигла тошнота, голова вспыхнула, как только она переступила порог кабинки. Яут вовремя подхватил переводчика под локоть. Стало темно. Странно – она не почувствовала ни единого запаха. Идеальная фильтрация или обоняние отказало? А может быть сердце? В ужасе Варна закричала – нечем было дышать. Вдох – пустота, вдох – тяжесть, вдох – острая боль в грудной клетке. С переводчиком на руках Предводитель метнулся к выходу. Действие настоя заканчивалось. Лар-руш встал на пути, но тотчас отшатнулся в сторону. Торквэй сделал укол. Жизнь маленькой уманки повисла на волоске, слишком тонком даже для такого легкого тела.