***
— И часто ты живешь у Саске? Когда рабочий день Цубаки заканчивался, Ооками частенько провожал её до дома, чему девушка не противилась, но в этот раз её путь отличался от обычного. — Частенько, — призналась Хошино, сцепив руки за спиной. — Бывает, я могу ночевать у него неделю. — И зачем тебе это? — спросил Ооками, покосившись на девушку. Цубаки вздохнула и ответила не сразу. Ей не хотелось рассказывать ему о том, что события трехлетней давности связали её и Саске не хуже родственных связей. С тех пор, как случилась резня клана Учиха, Саске отвернулся от всех людей в деревне, поглядывая на каждого с упреком, и только Цубаки худо-бедно могла до него достучаться, но даже при этом младший Учиха оставался скрытным. Девушка могла только догадываться о том, что творится у него в голове, и тихо боятся этого. В глубине души она переживала, что в один прекрасный день Саске решит уничтожить старшего брата, причинившего им обоим так много боли, а потому она стала ему практически старшей сестрой в надежде, что в переломный момент она не позволит Учихе кануть во тьму. — Мы с ним очень близки с детства, — просто сказала Цубаки, глядя куда-то в горизонт. — И он мне как младший брат. Ооками жестко хмыкнул. — Всё ещё упрямо цепляетесь за общее прошлое? Цубаки остановилась. Несмотря на то, что они и в самом деле стали близки, этот человек мог позволить себе сказать такое, из-за чего она его почти ненавидела. То же самое произошло и сейчас. — Вот и зачем ты постоянно говоришь мне все эти вещи? — сощурившись, поинтересовалась Хошино. — Тебе так доставляет удовольствие делать людям больно? — Да, — признался Ооками. — Но не в этом случае. — Тогда зачем ты мне всё это говоришь? — Цубаки теряла самообладание с каждой секундой. — Однажды мы с тобой уже ссорились из-за этого, так почему ты до сих пор не можешь просто заткнуться? — Прошло три года, а ты всё ещё мнишь себя мученицей, — невозмутимо сказал парень. — И вам видимо нравится собираться вместе и пускать сопли друг другу на плечо. — Мы потеряли семью в тот день. По-твоему за три года можно выкинуть это из головы и делать вид, что ничего не произошло? — За три года можно смириться и продолжать жить дальше, — сказал Ооками, делая шаг вперед. — А ты продолжаешь заниматься мнимым самобичеванием. И с Саске ты ведь лишь потому, что надеешься однажды встретить его. Цубаки уже отвернулась, чтобы уйти, но парень резко схватил её за руку и дернул на себя. Девушка опешила так, что не могла пошевелиться: никогда прежде Ооками не позволял себе прикасаться к ней. — Мне было четыре, когда родители заставляли меня смотреть на опыты над животными. Мне было жалко зверюшек, и однажды я выпустил на волю стаю собак, которых отец хотел убить в газовой камере. Когда он об этом узнал, — Ооками прервался на мгновение, приподнимая край майки, и показывая девушке свой плоский пресс, но Цубаки обратила внимание не на него, а на длинный старый шрам, пересекающий живот и бок, — я очень пожалел о своём милосердии. И так было всегда, это была часть моего детства. У вас убили родителей? Обидно. Но в мире есть люди, страдающие от чего-то каждый день, и они не говорят об этом, не показывают этого, они просто живут дальше. Ооками замолчал на некоторое время и сощурился, глядя на девушку. — А эта твоя... любовь, — сказал последнее слово таким тоном, что Цубаки захотелось оказаться от парня на другом конце планеты, — оказалась явно не такой, какой ты её ожидала. Наверное, высоконравственный Учиха Итачи казался тебе настоящим идеалом, а ты с открытым ртом внимала каждому его слову. И когда он убил твоих родителей, ты готова была сброситься, лишь бы не чувствовать той боли. Какое разочарование, наверное, понимать, что тот, в кого ты так свято верила, оказался психопатом, которому была важна лишь сила, и ничего более... Он позволил дать себе пощечину, которая эхом раздалась по пустынной улице, после чего тихо засмеялся. — Да, я прав, — с совершенно нетипичной для себя ухмылкой проговорил Ооками, глядя в лицо трясущейся от переполняемых эмоций Цубаки. В следующее мгновение он схватил её за шею и приблизил к её лицо к своему. — Вот только после этого я почти единственный, кто был рядом. Ни твоя подружка, ни отпрыск Учиха не дали тебе того, что дал я, а именно, смысл существования. Ты страдаешь каждый день из-за того, кому на тебя наплевать, но существуешь лишь потому, что я дал тебе новую цель. И всё же ты упрямо глядишь в прошлое, отворачиваясь от настоящего... — Что здесь происходит? Ооками выпустил Цубаки, и она в то же мгновение отшатнулась от него, как от опасного животного. Неподалеку от них стоял Саске, глядя на них с видимым неодобрением. Ооками не знал Учиху, но Цубаки видела, что произошедшее ему совершенно не понравилось. — Разговор старых друзей, Саске, — безразлично хмыкнув, ответил Ооками, взглянув на Цубаки. — В понедельник в десять и без опозданий. С этими словами он развернулся и направился прочь, а Цубаки, спрятав лицо в ладонях, постарала сделать всё, чтобы успокоиться, потому что не хотела показывать Саске этих эмоций. — Он ударил тебя? Секунда на подавление эмоций, и девушка обернулась к нему со скованной и слабой улыбкой. — Нет, — честно ответила она. — Просто психанул. — Из-за чего? — спросил тот. Девушка на мгновение растерялась, после чего ответила: — Неважно. — Саске, урод! Куда сбежал?! Цубаки, вздрогнув, обернулась, увидев всего лишь приближение двух генинов и пепельноволосого джонина Хатаке Какаши. Хошино знала, что он руководит командой, в которую входит Саске. Девушка перевела взгляд на двух его товарищей. Тот, кто назвал Саске уродом, был светловолосым мальчишкой в оранжевом костюме. Он чем-то напомнил Цубаки Юкки, однако этот был куда более энергичен и эмоционален. Саске на его восклицание и ухом не повел, из чего девушка сделала вывод, что подобное обращение для него не в новость. — Саске-кун, ты так внезапно исчез, что мы испугались... Второй была девушка сплошь в розовом, даже волосы у неё были розовыми. Как только она открыла рот, по одной её интонации Хошино поняла, что ей Саске небезразличен. Девочка, сцепив руки, смотрела на Учиху с какой-то надеждой, но Саске не уделил внимание и ей. — Добрый день, — поздоровалась Цубаки, обращаясь в частности, к Какаши. — Добрый, — поздоровался тот в ответ, как бы невзначай опустив руку на голову светловолосому юноше, который выглядел практически взбешенным из-за игнора Учихи. — Вы Хошино Цубаки, верно? Девушка слабо улыбнулась. «Всё-то вы про всех успели разнюхать, Какаши», — подумала она. — Да, — кивнула она. — Вы с задания? — Нет, с тренировки, и мы её уже закончили, — с нажимом сказал Саске, встревая в разговор. — Нам пора домой, — с этим он обратился к Цубаки. Девушка почувствовала на себе пронзительный взгляд девочки с розовыми волосами, но сама не ответила ей тем же. — Хорошо, — согласилась она. — До свидания! — Э-э, погодите-ка, вы что, живете вместе? Парнишка в оранжевом костюме, похоже, озвучил немой вопрос всех присутствующих. — Не твоё дело, неудачник, — хладнокровно сказал Саске и направился прочь. — Ты кого неудачником назвал, ты, козел! Но Саске даже не обернулся. Цубаки, тяжело вздохнув, поклонилась троим и направилась вслед за парнем. — Ты грубиян, Учиха, — констатировала она, нагоняя брюнета. — Это же твои товарищи. — Меня они не интересуют, — безразлично сказал Саске, засунув руки в карманы. — Как их хоть зовут? — Какая разница? — Интересно. Цубаки продолжала говорить по большей части на автомате лишь для того, чтобы отвлечь Саске от произошедшего на улице. И отвлечься самой. — Узумаки Наруто, Харуно Сакура, — монотонно ответил Учиха. — Похоже, их обоих расстраивает, что ты к ним так холоден. — Не замечал этого. И вообще. Зачем мы об этом говорим? — Почему бы нет? — пожала плечами Цубаки. — Это ведь твои друзья. Девушка ожидала, что сейчас Саске станет это отрицать, однако этого не произошло, что не осталось ею незамеченным. Хошино покосилась на него, в который раз думая о том, что Саске, как и все Учихи до него, был склонен скрывать свои настоящие чувства и эмоции, но это вовсе не значило, что этого всего у него не было. Ей стало спокойнее за него.***
Несмотря на произошедшее в доме Саске много лет назад, Цубаки здесь нравилось. Она любила сидеть в одиночестве на полу в террасе, свесив босые ноги к траве, и наблюдать за маленьким садиком, где деревянный фонтан отбивал размеренный ритм. Здесь ей было как никогда спокойно, и в такие моменты она погружалась в свои собственные мысли. Ближе к сумеркам к ней иногда присоединялся Саске, и тогда они оба в полном молчании наблюдали появление первых звезд на небе. Сейчас она никак не могла прийти в себя от потрясения. Сжав волосы рукой и опираясь на коленки, она вспоминала невменяемый взгляд Ооками и то, как он прикасался к ней. Цубаки испытывала дежавю от этого, ей вновь казалось, что кожа там, где он её касался, покрылась ожогами, но на деле, конечно, на ней не осталось и следа. Она впервые всерьез задумалась над тем, что её друг мог на самом деле к ней испытывать. С недавнего времени Хошино начала подозревать, что Ооками был к ней неравнодушен, однако та вспышка ярости поставила её в тупик. Она смотрела в его глаза и чувствовала в них настоящую ненависть, которую не спутаешь ни с чем другим, и это пугало её. Что он на самом деле чувствовал к ней? И если он её ненавидел, то почему? Что творится у него на душе? — Ты так и не рассказала мне, что произошло между тобой и тем типом. Цубаки вздрогнула, резко обернувшись, но позади неё был всего лишь Саске. — Что? — переспросила она, не расслышав вопрос. — Я спросил, что произошло между тобой и тем парнем, — сказал Учиха, не спеша садиться рядом. — Я же сказала, это неважно, — повторила Хошино, отворачиваясь от него. — Не забивай себе голову всякой ерундой. Но Саске, конечно, и ухом не повел. — Он говорил о каком-то прошлом и настоящем, я слышал, — как ни в чем не бывало продолжил он. — Он говорил о моем... — Мне кажется, он неравнодушен ко мне, — выпалила Цубаки прежде, чем Саске бы назвал запретное имя, — а взбесился он потому, что это исходит только с одной стороны. Нависло напряженное молчание. Хошино второй раз за день хотелось оказаться от человека так далеко, как это только возможно. — Может, на деле не только с одной? Девушка так удивилась, что даже обернулась, но на лице Саске не было ни одной эмоции. Он спокойно смотрел на неё сверху вниз, зато в душе Цубаки всё переворачивалось. — Нет... — пробормотала та, поднимаясь с террасы. — Нет. Она обогнула Саске и направилась в дом, желая скрыться в своей комнате, которую несколько лет назад тот выделил специально для неё, но Учиха последовал за ней. — Всё дело в нём, да? Цубаки напоролась на его слова, как на нож, замерев на ровном месте. Как на зло она стояла около той самой двери, которую они с Саске никогда не открывали. По крайней мере тогда, когда были вместе. Собрав всю свою силу воли в кулак, она обернулась к младшему Учихе, застывшему на лестничном марше. Хошино видела, как в его глазах плещется злость на неё, но сейчас злость начала зарождаться и в ней. Почему они все решили достать её за один вечер? — Что это ты имеешь в виду? — спросила она. — Это из-за него ты говоришь «нет» этому типу, да? Цубаки на мгновение прикрыла глаза, выискивая в себе точку умиротворения, а затем медленно проговорила: — Я скажу «нет» этому «типу» потому, что не чувствую к нему того же, что может чувствовать он, а «да» я скажу тому, кого смогу полюбить, и если такое когда-нибудь случиться, ты узнаешь. А теперь сделай милость, Саске, прекрати копаться в моих мозгах и пытаться выискивать что-то, компроментирующее меня. Если ты ждешь, что я скажу тебе, что до сих пор люблю Итачи, то этого, будь уверен, ты никогда не дождешься. И хватит уже пытаться меня уколоть! Она хотела сказать это всё спокойно, но в конце так и дала волю эмоциям. Цубаки чувствовала, как её глаза застилала пелена, а потому не могла четко видеть лицо Учихи. Ей было невыносимо больше находиться в чьём-либо присутствии, а потому она, развернувшись, бросилась мимо комнаты старшего брата Саске и ворвалась в свою, где ей уже не нужно было не перед кем сдерживаться. Хошино сползла по двери, сев прямо на пол, и спрятала лицо в ладонях, запоздало осознавая, что впервые за три года она сказала вслух имя, которое поклялась себе больше никогда не произносить.