***
Цунаде Сэнджу должна была прибыть точно в срок. Об этом Цубаки слышала от молодых медсестер Коноховского госпиталя: всю неделю в больнице творилась суматоха, уместная обычно перед какой-нибудь проверкой: проводилась тщательная уборка, сортировались документы, восполнялись рабочие инструменты, ввелся счет медикаментов, а рабочий персонал пребывал в необычном волнении, поскольку даже санитарки знали, что в первую очередь Цунаде наведается в больницу, так как некоторым пациентам срочно требовались её медицинские способности. Цубаки тоже знала об этом, а потому пришла в госпиталь чуть ли не раньше персонала, боясь проворонить момент пробуждения Учихи-младшего, но оказавшись на месте, она разузнала, что госпожа Цунаде ещё даже не прибыла в Коноху. Это Хошино немного успокоило, после чего она обосновалась в палате Саске, то расхаживая по ней в легком нетерпении, то сидя на стуле рядом с кроватью и наблюдая за мирно спящим генином. Мальчишка не высказывал никаких признаков приближения к пробуждению: лишь грудь его мирно поднималась в такт спокойному дыханию. Должно быть, ему снился какой-то очень приятный сон, раз он не желал просыпаться такое долгое время. Цубаки, тяжело вздохнув, снова подошла к кровати, машинально поправляя подушку, на что Учиха ожидаемо не отреагировал. По коридору послышались приближающиеся шаги и в следующее мгновение дверь отодвинулась, а в палату робко зашла девочка, напарница Саске — Харуно Сакура. Эта девочка приходила к Саске ещё чаще самой Цубаки, что твердо уверило ту в мысли, что Сакура была влюблена в Учиху. А ещё потому, что та постоянно меняла букетик цветов на тумбе Саске, которому это было безразлично, отчаянно краснела от внимательного взгляда Цубаки и постоянно стеснялась поинтересоваться у той о том, кем она приходится своему возлюбленному. Цубаки относилась к ней нейтрально. Она не пыталась разговорить куноичи, поскольку та не казалась ей интересным собеседником, но и не пыталась её пристыдить, периодически покидая на время палату, чтобы дать девочке побыть наедине с объектом обожания. Хошино не чувствовала в привязанности Сакуры к Саске какой-то глубины. Ей казалось, что она влюблена в него только из-за красивой внешности и притягательной отстраненности, которая добавляла Учихе шарма. Она вспоминала себя в её годы, проецируя её чувства на свои к другому Учихе, и с некоторой надменностью размышляла, что она любила в Итачи не внешнюю красоту, а внутреннюю. А потом, словно удар хлыстом, вспоминала, чем закончилась её влюбленность, после чего отводила взгляд, стыдя саму себя за подобные мысли. Обо всем этом Хошино вспоминала сейчас, наблюдая за тем, как Сакура украдкой поправила край одеяла, которым был накрыт Учиха. — Вы не знаете, госпожа Цунаде не прибыла в Коноху? — поинтересовалась Харуно, взглянув на Цубаки. — Спрашивала полчаса назад — ещё нет, — ответила Цубаки, снова возвращаясь на стул у изголовья кровати. По Сакуре было заметно, что она желает поддержать разговор, но не знает, как, а Цубаки не желала помочь ей в этом, погрузившись в размышления об Ишиноараши, Ооками и тем, сколько правды было в документах, которые передал ей Итачи. Цубаки не признавалась Саре в том, что после их последнего разговора она стала бояться шиноби. Она переживала, что в один прекрасный день её вызовут на допрос, связанный с вторжением Учихи Итачи на территорию Конохи. Хошино боялась, что на неё падет подозрение в том, что она как-то помогла бывшему жениху проникнуть в Коноху, и если Саске, ненависть к брату которого была известна в кругах шиноби, (как и то, что после встречи с братом он угодил в госпиталь) был вне подозрений, то Цубаки не обладала никаким алиби. Как-то раз Хошино обмолвилась об этой вероятности подруге, так, словно это пустяки, на что Сара уверила её в том, что это бред, ведь для того, чтобы проникнуть в деревню, нужно или пройти под наблюдением через главные ворота или знать секретные коды АНБУ, позволяющие пройти сквозь защитное поле. Но это всё равно не могло полно успокоить девушку, как и решение Сары не торопиться. Документы Итачи были надежно спрятаны за пределами дома Цубаки, так что по крайней мере обыска она не боялась, но с этого момента, она чувствовала, жизнь её возвращается в круг шиноби. Цубаки предстояло заняться настоящим сбором информации, и кроме неё никто не мог забраться в глубины организации "Ишиноараши". От одной мысли об этом девушку нещадно колотило но было ещё одно обстоятельство, от которого Хошино попросту воротило. Она хотела выяснить что-либо через Ооками, который занимал ключевую позицию в финансируемой ею организации. Цубаки хотела знать, действительно ли они проводят опыты над людьми, как именно добываются чакра-кристаллы. А ещё она переживала, что если подлинность документов Учихи подтвердится, то Ооками окажется замешен в чем-то очень грязном. Хошино так глубоко погрязла в своих размышлениях, что звук отодвигаемой двери заставил её сильно дернуться и испугаться. В первую очередь в двери показался пышный бюст, а уже после сама принцесса Цунадэ. Цубаки, потеряв дар речи, тупо смотрела на неё, пока в чувство девушку не привел радостный вопль Наруто: — Сакура-ча-ан, это бабулька Цунадэ! Я привел её! Только сейчас девушка вдруг поняла, что женщина выглядела слишком молодо для возраста, которому она должна была соответствовать, но она так разволновалась внезапностью её прибытия, что не стала заострять на этом внимание. А женщина поздоровалась с девушками, молча прошла к Саске, и осмотрела его внимательным взглядом, ловкими отработанными движениями безошибочно нащупав его пульс. Цубаки наблюдала за ней, забыв, как дышать. Она выполнила какие-то медицинские манипуляции, как вдруг веки Учихи затрепетали. Хошино сначала почувствовала легкое разочарование, но потом облегченно выдохнула, заулыбавшись, а Саске, наконец, открыл глаза после длительного сна. Сначала он никак не мог прийти в себя и понять, где находится. Цубаки наклонилась к нему, немного щекотнув распущенными волосами, и мягко сказала: — С возвращением! Саске странно выдохнул и приложил все усилия для того, чтобы сесть в кровати. Выглядел он скверно, словно не спал неделю и кто-то лупил его по глазам (несмотря на то, что всё раны и синяки от ударов старшего брата усилиями медиков давно исчезли) Девушка сглотнула. Наступил тот самый переломный момент: Учиха вспомнил причину, по которой оказался здесь. Глаза его тут же потемнели, однако снаружи он был таким беспомощным и сломленным, что Цубаки вдруг резко захотелось, чтобы они оказались в палате с ним вдвоем. Расплакавшаяся Сакура вдруг рванула к нему и сжала в объятиях, поливая его слезами. Хошино смотрела на это с ожиданием взрыва, разозлившись на бестактную куноичи, однако сам Саске даже не дернулся, словно не заметил этого. Ему было безразлично на всё происходящее вокруг, словно разум его остался в плену иллюзии, созданной старшим братом.***
— Ну просто варварство какое-то! — воскликнула Сара, хватаясь за очередной лифчик. — Варварство! Ну это же носить невозможно! Цубаки, мало прислушиваясь к тираде подруги, что-то промычала в ответ и уныло оглянулась. Сара повернулась к ней с решительным видом, и девушка поняла, что сейчас начнется вторая волна жалоб. — Нет, Цу, ты только подумай! — она подняла палец вверх, подперев бок рукой. — Коноха — самая преуспевающая деревня военного типа, с неё началось строительство других деревень, но никто, ты подумай, никто не додумался создать линейку удобного нижнего белья для шиноби! Вот как сражаться, если в самый ответственный момент мне врезается косточка от лифчика?! — Что ты выдумываешь? — устало сказала Цубаки. — Есть удобные топы с чашечками, у которых косточек нет вовсе. — Ага, нет, — фыркнула рыжая отворачиваясь. — Как и груди — нет. — Ты что, надеешься противника своими формами соблазнить? Смехота. Подруги покинули магазин, направившись в следующий. Сара долго на что-то решалась, после чего, расхрабрившись, шепнула подруге на ухо: — Видала, какой бюст у нашей новой хокаге? Вот уж ей можно было топ носить, не боясь потерять объем. — Мы сейчас говорим о груди хокаге? Серьезно? — Зануда! — протянула рыжая, отпрянув от подруги. — Просто меня волнуют вещи посерьезнее. Сара сразу посерьезнела, нахмурившись. — Ты узнала что-то новое? — Да ничего я не узнала, мой друг обижен на меня, — ответила Цубаки. Они заранее договорились на улице не называть имен, если это касалось их нового общего дела. — Я беспокоюсь о братце. Он стал более молчаливым и раздраженным, я перестаю понимать, что он хочет. Однажды я пыталась заговорить с ним о нём, но тот сорвался на меня и заявил, что это не моё дело. Девушка на ходу закрыла лицо руками и прошептала: — Я боюсь, что он наделает глупостей. Сара, вздохнув, ободрительно хлопнула её по плечу. — Для него это было тяжелым поражением, дай ему время, — рассудительно сказала Сара. — Не верь словам того сладкоежки — пока ты рядом с ним, он не сделает ничего, что принесет тебе так много боли. — Ты не знаешь его так, как я, — тихо проговорила девушка, нервно оглянувшись вокруг. — Я не волную его так, как это может показаться со стороны. — Именно то, что это видно со стороны, показывает, что ты для него не посторонний человек. — Мне хотелось бы верить в это, но я не могу выкинуть из головы то, как резко он изменился. И всё, навалившееся ранее, выводит меня из себя. Рыжая внимательно посмотрела на подругу, после чего вдруг хитро улыбнулась и обняла ту за плечи. Цубаки сразу почувствовала опасность. — Тебе надо расслабиться, — решительно сказала она, резко повернув куда-то в сторону. Хошино не успела сообразить, что к чему, как они оказались у дверей местного небольшого бара, где шиноби обычно пропускали чашку-другую саке в свой выходной день. — Не хочу! — начала канючить Цубаки, попытавшись вырваться из объятий подруги. — Этого мне делать совсем не следует! — Ещё как следует, — тоном, не терпящим возражений, сказала Сара, потянув её за собой. — Ещё один такой день, и ты станешь походить на своего закадычного дружка!***
Конечно, когда Сара загоралась какой-то идеей, благоразумная Цубаки находила способы остановить эту машину, но, судя по всему, она была так морально и физически измучена происходящим вокруг неё, что не смогла сдержаться. Это и стало результатом того, что захмелевшая девушка с легким головокружением добиралась до дома уже час с лишним. Цубаки сильно мутило, единственное, о чем она мечтала, это рухнуть за кровать и как можно скорее заснуть, так как завтра ей предстояло идти в Ишиноараши. Последние дни эта мысль доставляла ей одно расстройство, но сейчас же мелькнувшее осознание казалось сущим пустяком. В одном Сара была права: она действительно могла расслабиться, но ценой того, что практически не соображала. А потому, оказавшись вблизи своего дома, она не сразу обнаружила человека, поджидающего её в тени небольшого дерева. — Где это ты была? Цубаки неуклюже дернулась от неожиданности, но увидев всего-лишь Ооками, сразу же расслабилась. — Мы с Сарой были в баре, — объявила она. — Тебе-то что? — Ты забыла, что тебе завтра на работу? — оторвавшись от стены, спросил парень, приближаясь к ней. Лицо его как всегда не выражало каких-либо характерных эмоций, однако в голосе его звучала такая непривычная злость, что Хошино словно бы подпиталась ей. — Я всё помню, — отчеканила она. — Хватит меня дергать! Ооками подошел вплотную к девушке, и та снова учуяла резкий неприятный запах, к которому, думала, что привыкла. — Только тронь меня! — предупредила Цубаки, чувствуя некую опасность, исходящую от парня. — Ты пьяна и бредишь, — хладнокровно отозвался Ооками, впрочем, не предпринимая никаких действий. — Но позволь напомнить, что я не позволяю приходить своим сотрудникам в неподобающем виде, так что, если завтра ты будешь выглядеть несоответствующе, с тебя это вычтется. Подпитанная алкоголем и злостью смелость заставила Хошино криво усмехнуться и поинтересоваться: — Ты всех своих сотрудников курируешь по ночам или только меня? Ноздри парня затрепетали, и он, чуть наклонившись к ней, тише обычного сказал: — Ты больше не Учиховская невеста, чтобы дерзить всем, кому вздумается. Так что если захочешь сделать это ещё раз, вспомни, под чьей теперь ты защитой находишься. — Это под чьей же? Под твоей что ли? — осведомилась Цубаки, нажав ладонью на его грудь. — Ты слишком много возомнил о себе. — Это ты много о себе думаешь, — сказал парень, резко схватив её за руку и больно сжав ладонь. Цубаки пискнула от боли. — Твоё слово в деле родителей ничего не значит по сравнению с моим. Моё дело было ввести тебя в курс дела, чтобы мы могли работать над тем, ради чего отдали жизни Тошиюки и Накуми, но ты ничему не научилась! Если ты думаешь, что их деньги, которые ты вкладываешь в дело, что-то решают, то ты ошибаешься. От моего слова теперь зависит то, что будет с Ишиноараши и с тобой в том числе. Захочу — и ты быстро вылетишь вон, никто и не заикнется меня упрекнуть в этом! Свободной рукой Цубаки влепила Ооками такую сочную оплеуху, что он согнулся пополам, выпустив её ладонь. Когда он взглянул на неё исподлобья, она ударила его во второй раз, но на этот раз кулаком. — Пошел вон! — прорычала она, наступая на него, как фурия. — Вон отсюда! Парень сплюнул кровяной сгусток и впервые рассмеялся, да так, что у Хошино мурашки пошли по телу. — Твои пощечины лучшее, что мне приходилось испытывать в жизни. Цубаки не поняла, что он имеет в виду, но она была так зла на него, что не долго об этом задумывалась. — Убирайся, я сказала! Ооками молча смотрел на неё какое-то время, утирая окровавленный рот, а потом, медленно выпрямившись, спокойно, как ни в чем не бывало, сунул руки в карманы и побрел прочь странной походкой. Разгоряченная происходящим Цубаки смотрела ему вслед, сжимая кулаки, и очнулась нескоро, только когда оказалась на улице совсем одна. Наклонившись, она подобрала дрожащими руками выпавшие из кармана ключи, зашла в дом, и, закрыв за собой дверь, какое-то время вглядывалась в гложущую темноту пустого дома и слушала трели сверчка на улице. А потом опустилась на корточки, уткнув лицо в колени, и засопела, снова ощущая себя беспомощной девочкой как тогда, когда она оказалась похищенной нукенинами и преданной знакомым человеком.